Крез исподволь наблюдал за Ксеней и то, что он видел, огорчало его до глубины души. Отсутствие Арвида она переносила тяжело. Хотя стороннему взгляду показалась бы, что она вполне довольна жизнью. Но Крез уже много лет постигал науку верить не тому, что казалось. Он всегда был умен, а с сединой пришла и мудрость. Обстоятельства его жизни были таковы, что Крез почти всегда заведомо не доверял ближнему, с кем так или иначе сводила его судьба. Он твердо знал, что слова фальшивы всегда. Даже тогда, когда человек думает, что он говорит искренне, он не всегда находит адекватные слова, и крохотные нюансы, «допуски» в конце концов исказят истину. Фальшива улыбка, когда ее пытаются вручить тебе, как визитную карточку, или рекомендательное письмо. Крез и сам прекрасно владел искусством маскировки словами, улыбками, жестами. Но маска никогда не закрывает человека всего и истинная сущность непременно где-нибудь вылезет, всегда есть маленькие штришки, которые покажут реальную картину и нарисуют человека во всей его истинности. Так психотерапевты почти никогда не верят тому, что говорят пациенты, зато внимательно наблюдают за их поведением. Умей рассмотреть настоящее за напускным, и будешь читать в душах. Крез — умел. А с Ксеней — достаточно было увидеть ее потухшие глаза, и уже ничто не могло ввести его в заблуждение: ни ее оживление, ни смех, ни благодарности за маленькие подарки, которыми он старался разнообразить и скрасить ее существование. Именно существование, потому что Ксения жила, охваченная страхом за Арвида, ежечасной тревогой, мучительными предчувствиями, ночными кошмарами — они опять начали подбираться к ней в снах.

Евдокимов прилагал все усилия, призывал на помощь всю свою изобретательность, чтобы хоть чем-то развлечь и отвлечь Ксеню, прогнать ее мрачные мысли. Но искренне она оживлялась лишь в редкие часы, когда Крез спешил сообщить ей, что звонил Матвей, и что у Арвида все в порядке. Известие делало Ксюшу почти счастливой, но хватало этого не надолго — она прекрасно понимала, что в любой следующий час у Арвида и Матвея могло все измениться.

Уже несколько раз Крез, попреки здравому рассудку, готов был увезти Ксению с заимки, вывести в свет, чтобы разнообразить ее жизнь новыми впечатлениями, дать ей возможность чуточку забыться. Он хорошо помнил, что еще совсем недавно Ксения была тяжело больна. А теперь ситуация как будто повторялась с самого начала — в прошлый раз точно в такой же тревоге ждала она Арвида в «Приюте». А в этот раз положение еще и усугублялась: Ксеня знала, чем все закончилось тогда, и подсознательно обрекала себя на неизбежность пройти весь круг ада во второй раз. Крез сумел разгадать это, подолгу размышляя о своей подопечной, и ему стало страшно. Потому что с этим ужасом, исходящим из нее самой, он не умел и не имел возможности бороться.

Со старшим Аснисом проблем не было. Разумеется, и он тоже переживал за сына, ложился и вставал с мыслью о нем. Но эта тревога поддавалась голосу рассудка, отец умел справиться с ней. Кроме того, он был постоянно при деле, любая работа на заимке доставляла ему истинное удовольствие и радость. А вот Ксения, наоборот, не могла ни в чем найти здесь себя, у нее оказалось слишком много времени для переживаний. И Крез не без основания боялся рецидива болезни, с тревогой глядя, как темнеют круги под ее глазами, лицо становится болезненно тонким. И когда он угадывал на нем следы недавних слез, сердце его ныло от бесплодной жалости, и он обзывал себя старым тупоголовым кретином, за то, что не умел найти нужных слов, которые вселили бы в ее сердце твердую надежду, придумать что-то, что избавило бы Ксюшу от горьких одиноких слез…

…Ксеня остановилась наверху лестницы, еще не замеченная Евдокимовым. Он сидел внизу, в холле и смотрел телевизор. Первым ее неосознанным желанием было — поспешно отступить назад, пока ее не увидели. Ей все чаще хотелось быть одной, никого не видеть, ни с кем не разговаривать — ждать и больше ничего. Но в следующую секунду Ксеня одернула себя — нельзя, нехорошо это. И без того в последнее время глаза Олега Михайловича, обращенные к ней, становятся все беспокойнее, все внимательнее — так смотрят на больного. Ксеня прекрасно это видит и понимает. В последнее время она стала очень наблюдательна — ловит самые неприметные жесты, взгляды, читает их, боясь найти иной, тайный смысл, который от нее захотят скрыть. И она понимала, что он по-настоящему добр к ней. А цену настоящей, бескорыстной доброте Ксения теперь знала.