В реанимации Ася находилась несколько дней. Насчет посетителей был категорический запрет, и только Артема не могли удержать никакие запреты. Его можно было найти рядом с Асей едва ли ни в любой час суток.
Когда утром, после ночного дежурства он опять вернулся в больницу, усталый Тимохин встретил его сообщением, что Ася проснулась. Артем заявил, что пойдет к ней.
— Ты что, не понимаешь? Ей нужен покой! Абсолютный покой! Волнение для нее убийственно!
— Не ори, Тимохин. Давай, представь, что вместо моей Аси там дочка твоя лежит, — в упор глядя на доктора, тихо сказал Артем, и врач только покачал укоризненно головой. — Ты лучше пошли сестру, пусть уколет что-нибудь седативное.
Ася не спала, когда услышала, что кто-то вошел к ней. Пусть. Смотреть она не будет. Даже такое движение требовало физического усилия, и оно казалось ей непомерно велико. Вошедший, стараясь не стукнуть, поставил стул рядом с ее кроватью и сел. «Говорить собирается…» — обреченно подумала Ася, и тяжелые ресницы дрогнули, приподнялись.
— Привет, — с тихой улыбкой сказал Артем.
Она повернула голову на бок, прижала подбородок к плечу. Смотрела на него и молчала. Говорить совсем не хотелось. Только смотреть и смотреть в это безумно родное, любимое, прекрасное лицо. Потом Ася едва слышно сказала:
— Я так хотела, чтоб ты пришел… и думала… сойду с ума… если ты придешь…
— Тебе сделали укол, чтоб не сошла с ума.
Ася слабо улыбнулась, шевельнула рукой, пытаясь потянуться к нему. Артем придвинулся ближе, осторожно спрятал ее холодные пальцы в ладонях.
— Как ты?
— Счастлива…
Артем вздохнул, склонился к ее руке, прикоснулся теплыми губами, молчал.
— Только не грусти… Пожалуйста… Не уходи…
— Теперь я от тебя никуда… У тебя болит что-нибудь? Только правду скажи.
— Нет… Должно?..
— Ты помнишь, что с тобой случилось?
Ася чуть сдвинула брови, как будто стараясь припомнить:
— Темный подъезд… дальше ничего… — она прикрыла глаза.
— Ты не старайся вспомнить, само вспомнится. — Артем погладил ее по щеке. — Больше не разговаривай. А то твой доктор меня убьет. У нас будет много-много времени для разговоров. уже завтра тебе станет лучше. А сегодня силы надо беречь.
— Только одно… — не открывая глаз, медленно проговорила Ася. — Весь день… каждую минуту я думала… как скажу… я люблю тебя, — закончила она едва слышным шепотом.
— Я люблю тебя… — эхом повторил Артем. Ася глубоко вздохнула. Артем с беспокойством отстранился, чтобы взглянуть на нее. Асино лицо было умиротворенным и покойным. Через минуту она уснула.
Ася то приходила в себя, то опять впадала в забытье от слабости. Однако едва просыпалась, ресницы ее торопливо распахивались, глаза беспокойно искали… Коснувшись Артема, они как будто таяли, наполнялись влажным, мягким светом. Она влюбленно смотрела на него, желая видеть только его, каждую секунду, впитывать, вдыхать его присутствие.
Артем говорил, а она смотрела на него с тихой, счастливой улыбкой. Он рассказывал, как они с Лёлькой приходили к ней ночью и Лёлька опять уговаривает провести ее. Но нельзя же совсем ни во что не ставить больничные правила, оправдывался он перед Асей. Ася счастливо улыбалась. «А Элька названивает из Англии по пять раз на дню, — рассказал Артем. — И совсем уж собралась прилететь, да Ольга ее отговорила, что все равно повидать тебя нельзя, и какая разница, где слушать телефон здесь или в Лондоне?»
— Как ты узнал про меня?..
— К тебе вызвали скорую и кто-то тебя узнал, то ли в лицо, то ли по имени… Мы едем с вызова, и тут мне по связи сообщают о тебе. А у меня в машине больной. Я не помню, как сдал его.
— А хирургия?.. — Ася помнила его хирургом в центральной городской больнице.
Артем пожал плечами.
— Сейчас на неотложке только мужикам место. Женщинам опасно. Беспредельщиков развелось… Да и вообще, потаскай-ка кислород по этажам!
Ася прикрыла ресницами и опять открыла глаза в знак согласия.
— Я тебе одну историю расскажу, после нее я на другой же день написал заявление о переводе. История не страшная, наоборот, смешная вроде бы, готовый анекдот. Короче, дело было так. Ночь, начало смены, водитель неотложки остановился у ларька сигаретами затариться. В машине врачиха осталась, сидит на месте пассажира, ждет. Такая молоденькая, симпатичная. К ларьку небольшая, но очередь. В это время подваливает веселенькая компания, человек восемь парнишек. Увидели нашу девушку, решили пообщаться, пока двое в очереди трутся. Как обычно, шуточки, предложение пойти выпить, потанцевать. Девушка сначала вежливо с ними объяснялась, потом уже решительнее, а их заклинило. Дошло до того, что, раз добром не хочешь… начинают тащить ее из машины. Водитель подскочил, его тут же вырубили апперкотом в челюсть, очередь начала скоренько рассыпаться… И тут открывается дверь фургона и выходят трое санитаров. Неотложка была психиатрическая. Там санитары, сама знаешь какие. Помесь штангиста с баскетболистом. Минут через двадцать мимо киоска проезжает патрульная машина. Милиционеры удивляются, останавливаются и наблюдают такую картину. Восемь пьяных парней, как бы слегка помятые, бегают вокруг неотложки в затылок друг другу, останавливаются после каждого круга перед тремя шкафами и хором рапортуют: «Товарищ старший санитар Ордена Ленина и Ордена Трудового Красного Знамени Городской больницы такой-то, торжественный пробег имени Общества Красного Креста и Красного Полумесяца выходит на N-й круг! Разрешите продолжать движение?!» И представляешь, тараторят эту ахинею без единой запиночки! Каково было внушение, а?
Ася едва сдерживала смех — смеяться было больно.
— Когда мне рассказали, я понял, что хоть одну женщину да избавлю от подобных радостей.
Да, история такая была. Но Артем схитрил, представив ее главной причиной для перехода на скорую помощь. Причиной стала потеря сына. Это ведь он, а не кто-то другой держал ребенка на руках и смотрел, как уходит его солнечный мальчик. Он, врач высокой квалификации, НИ-ЧЕ-ГО не мог сделать. У него при себе были только руки… А скорая, в которой было всё, чтоб спасти — да, спасти, он это знал, только он один — скорая не успевала. Похоронил сына, вышел на работу, и сразу подал заявление о переводе. Шеф не отпустил, уговорил не горячиться, повременить. Потом Артем еще раз просил о переводе, и опять шеф уговорил: «С кем я останусь? Один на больничном, другой в отпуске, кто резать будет?!» Оно и правда, опять не ко времени. Но когда случилась та анекдотическая история, он положил на стол шефа два заявления: одно о переводе, второе на увольнение. Сказал: «Подписывай любое». В ту же ночь вышел в смену с бригадой скорой помощи.
Для него дежурства на неотложке были как обезболивающее, когда он мчался к людям, попавшим в беду, травмированным, раненым и успевал удержать, отбить у смерти. Горькое было лекарство, но он как будто искупал свою вину перед сыном, которого с такой легкостью отдал…
К Асе в палату приходил следователь, задавал вопросы, надоедливо расспрашивал, без конца уточнял. Однако она мало что могла сказать. Ася не помнила, как все произошло. Она помнила только, что в подъезде было темно. А снаружи, над подъездом горел яркий фонарь, и, войдя со света в темноту, Ася вообще ничего не видела. Она нашарила на стене выключатель и щелкнула им насколько раз — свет не зажегся. Хорошо, что светилась кнопка вызова лифта, Ася без труда до нее дошла, нажала. Что случилось потом, из памяти выпало. Так бывает, такая защитная реакция организма. На медицинском языке это называется истерическая амнезия.
У Артема следователь тоже взял показания. А как иначе — пострадавшей он официально мужем приходится. Что на самом деле вместе они давно не живут, так это следствию еще интереснее получается. Если отношения не простые, тут как раз и надо разобраться что к чему. Ну, разбираться-не разбираться, а у Артема алиби чистое.
Еще один момент в беседе со следователем Асе был неприятен — как-то слишком уж пристрастно расспрашивал он о Евгении Дакоте. А может быть, Асе так казалось. И все равно ей было неприятно, когда она говорила следователю о Жене, но следующий вопрос был опять о нем, и следующий тоже… Зачем он пытается докопаться до самого последнего донышка, зачем ждет четких и ясных ответов, когда она не знает их, сама еще не разобралась в той лихорадочной мешанине, наполняющей ее душу. Все, что она четко знает, и о чем сказала: по ее вине они расстались с Артемом после того, как погиб их ребенок; Женя — друг, который стал для нее опорой. Знакомы несколько месяцев. Да, охотно знакомился с ее друзьями. Нет, не ругались, характер спокойный, уравновешенный, очень ответственный… О последнем разговоре, случившемся как раз в тот день за несколько часов до несчастья, Ася следователю не сказала ни слова.
Между тем дела у Аси пошли на поправку, ее перевели в обычную палату, не стало запретов на посещения. Визитеров у нее было предостаточно, хотя праздники кончились, опять начались рабочие будни, и у людей стало меньше свободного времени. Впрочем, у Аси тоже не было времени скучать. Ее навещали коллеги, Лёлька, Калина, Элькины сестры, она подолгу разговаривала с мамой и с Элькой — обе каждый день звонили Асе на мобильный… И конечно, Артем. Никто не проводил с Асей столько времени, как он, но, как ни крути, и у него были обязанности. Он не мог совсем забыть о работе, бригада очень в нем нуждалась.
В первый же день, как только Ася стала обычной больной, Лёлька принесла ей сигареты.
— Исстрадалась, поди? — спросила подруга, задвигая ящик тумбочки, куда положила пачку «Лючии».
Ася улыбнулась и покачала головой:
— Нисколько не исстрадалась. А сигареты забери.
— Во как! — удивилась Лёлька. — Это что значит?
— Значит, что курить я больше не буду. Я ведь за сигаретами в тот вечер из дома вышла.
— Да? — опять удивилась Лёлька. — А решили, что за цветами…
— Сигареты у меня кончились. Дошла до сигаретного киоска и неожиданно подумала: всё, больше никакого курева. Артему точно не понравится, да и мне оно ни к чему. И купила вместо сигарет цветы.
— Ну дела-а-а… А все думали… — повторила Лёлька и хмыкнула: — Яркое доказательство, как курение вредит здоровью!
— Вот-вот, — усмехнулась Ася. — И знаешь, что забавно? Когда меня еще и по голове огрели, даже тяга к сигарете отпала.
— Правда что ли? Даже нисколечко не хочется? — недоверчиво уставилась на нее Лёлька.
— Правда. Совсем не тянет. Наверно потому, что из-за сигарет, получается, подставилась.
— Радика-а-ально… — покрутила головой подруга. — Какой верный метод избавиться от дурной привычки. Слушай, я тоже брошу тогда. Интересно что ли одной смолить!
Оставаясь одна, Ася снова и снова думала о случившемся. Пыталась восстановить в памяти полную картину, начиная с минуты выхода из квартиры и до возвращения домой, то того мгновения, как рухнула, подкошенная ударом. Вспоминала, терзая память, так напряженно всматривалась в недавние события, что начинала болеть голова. Она отгоняла навязчивые мысли, засыпала, но, проснувшись, опять шла по минутам, старалась расширить картинку виденного в тот вечер: был ли кто во дворе? а может, в окнах дома мелькнуло чье-то лицо? кого видела по пути к метро? И так минута за минутой.
После того, как следователь уронил фразу: «Следствие склоняется к выводу, что виновником является человек вам знакомый», Ася принялась перебирать людей из своего окружения. Правда, она скорей брала на себя адвокатские функции. Мысленно ставила перед собой человека и старалась взглянуть объективно, мог ли он так с ней поступить? А потом со всей пристрастностью и субъективностью старалась его обелить.