Время знало своё дело — пережитое отодвигалось в даль и притуплялись боль и острота чувств, размытые туманной дымкой.
Пришёл сентябрь — с ещё летней жарой, но и с лёгкой печалью об уходящем лете, пропахший яблоками, с горами фруктов на рыночных прилавках.
Потом пришли дни, когда яркая лазурь неба по-стариковски поблёкла, поседела. Безбрежность морского простора украли затяжные дожди, развесив серые полотна. Тёплый, сырой помор оборвал листья с деревьев, пёстрыми ситцами разостлал их на мокром асфальте. Парки сделались прозрачными и пустыми, зябко торчали голые ветки, лужицы иногда по утрам похрустывали тоненькими корочками льда.
Кирина жизнь была размеренной и простой — работа, дом. Иногда друзья вытаскивали её на какое-либо «мероприятие», но она старалась не оставлять маму одну. Хотя Татьяна Ивановна всегда только радовалась дочкиным выходам в свет. Но после смерти мужа она сильно сдала, и Кира видела, как убывает в аптечке валидол, появились новые сердечные лекарства. Мама вдруг стала панически бояться за Киру, что с ней тоже что-то случится. Стоило Кире задержаться на десять-пятнадцать минут, и она места себе не находила. Этот её страх не поддавался рассудку. Кире хотелось побольше быть с мамой, хотелось покоя для неё, поэтому чаще она отказывалась от различных приглашений, чем принимала их.
Знакомых у неё было много. С возвращением домой возобновились старые, ещё школьные связи, появились новые — по работе. Кира оказывалась желанной в любой компании. Душой их она не была, больше «человеком в себе». Не любила кружить в центре внимания, блистать остротами или необычными затеями. Впрочем… может быть, именно душой и была — не ярким, шумным лидером заводилой, а неким скрытым центром, где спокойно, уютно, тепло. Людей тянуло к Кире. Каким-то образом в ней безошибочно угадывали особый дар сопереживания и, как правило, часто посвящали в самое сокровенное. Кроме того, Кира хоть и не считала себя красавицей, но далеко не дурнушкой, и умела подать себя.
В лаборатории она ближе других сошлась со Светланой. Светка была чуть старше Киры, но уже замужняя и детная дама. Она производила впечатление легкомысленной болтушки, у которой ничего не держится за зубами, но в действительности это была умница, всегда готовая прийти на помощь, при этом неожиданно проявляла практическую сметку и рассудительность.
Вот Светлана и вытащила Киру в ресторан праздновать свой день рождения. Кира уже прекрасно знала Максима, — Макса, Светкиного мужа, и вообще, компания оказалась хорошо знакомой. Настроение у Киры было сегодня великолепное и нравилось абсолютно всё: маленький, уютный зал, где она оказалась впервые, расторопные официанты, лёгкое покачивание пола. Один из предприимчивых сограждан купил списанное судно и возродил его под именем «У Сильвера» в качестве модного ресторанчика. Кира знала, что сегодня она прекрасно выглядит, и нравилась сама себе. Впрочем, не только себе. Взгляды мужчин задерживались на ней, а молодой кавказец, что сидел в одиночестве через столик от них, послал ей улыбку, полную восхищения.
Бдительная Светлана наклонилась и негромко сказала:
— Что-то будет. Ты сегодня неотразима.
Кира улыбнулась. Сегодня ей хотелось веселиться, дурачиться, кокетничать и сводить с ума. Раздались короткие мелодичные звуки, на эстрадный пятачок выходили музыканты. С музыкой стало ещё лучше. Спокойная ненавязчивая мелодия создавала ощущение праздника, и рядом с Кирой немедленно возник черноусый горец, пригласил на танец. Танцевал он отлично, при этом был необыкновенно галантен и обладал редким для мужчины качеством — умением говорить тонкие, не пошлые комплименты.
Вернувшись за столик, Кира пересказала Светке некоторые образцы «изысканной словесности», и они похихикали, впрочем, вполне доброжелательно.
Кира была великолепна! Она чувствовала себя в центре внимания, и сегодня ей это, вопреки обыкновению, нравилось. Однако, держалась она строго своей компании, да ещё кавказец расположил её к себе, как отличный партнёр. На удивление хорошо танцевал он медленные танцы.
Зазвучала музыка, которая когда-то пришла к Кире с любимых маминых пластинок. Она нравилась Кире, но сейчас её играли иначе, в оригинальной обработке, она стала современнее и необычайно красивой. Кира заслушалась, закрыла глаза, растворилась в звуках, почти не слыша, о чём говорит партнёр… Вдруг мягкий голос естественно и легко влился в поток мелодии, и Кира с восхищением поняла — именно такого голоса не хватало до изумительной завершённости. Она взглянула поверх плеча на эстраду… и с головы до ног её словно кипятком окатило. На эстраде стоял тот, из августовского жаркого дня. Он пел и смотрел на Киру. А она не могла ни отвернуться, ни глаза отвести.
— Что с вами? — голос вывел её из мучительного оцепенения.
— Ничего, — едва выговорила она.
— Вы побледнели.
Кира через силу улыбнулась.
— Голова закружилась. Прошло уже.
— А-а, это вино. Немножко выпили, да? Хотите на свежий воздух?
— Нет, спасибо, я лучше посижу. Проводите меня к столику.
Она шла и спиной, затылком чувствовала взгляд с эстрады. Света придвинулась к ней, беспокойно спросила:
— Что случилось? На тебе лица нет.
— Всё нормально. Голова закружилась.
— Ой, врёшь! Грузин что-нибудь выдал?
— Да при чём он?! Не спрашивай меня сейчас, Свет, я тебе завтра всё расскажу.
Она ещё пыталась сделать вид, что ничего не произошло, всё по-прежнему. Но по-прежнему уже ничего не было — пропало очарование вечера. На смену восхитительной праздничной лёгкости на Киру в одно мгновение нахлынула гнетущая волна чувств, которые были связаны с Глебовым. Присутствие этого подонка оплело липкой паутиной, приклеилось к Кире, преследовал его голос, взгляд, с каждым вдохом в неё входил воздух, которым дышал и он тоже…
Лицо горело, в зале стало невыносимо душно, Кире казалось, что она задыхается. Улучив момент, она выскользнула из зала и поднялась на верхнюю палубу. Летом здесь стояли столики, играла музыка, а сейчас было тихо и пусто. Медленно опускались редкие снежинки, но Кира не чувствовала холода. Она подставила им пылающее лицо, глубоко вдохнула холодный воздух. Прислушалась. Снизу приглушённо доносилась музыка и Кира боялась, что его голос настигнет даже здесь, но слышалась только музыка. Кира подошла к узорной решётке-бортику, прислонилась щекой к ледяной металлической стойке. Она хотела сейчас одного — уйти. Она не могла весь вечер быть рядом с ним, слышать его, чувствовать на себе его взгляд. Как гадко он смотрел! По телу пробежала дрожь. Нет, она не хочет терпеть его присутствие! Не сможет, — призналась себе Кира. Но что и как объяснить Светлане?
Шаги? Сердце оборвалось ещё до того, как она увидела Глебова. Сдерживая себя, чтобы не побежать, Кира быстро направилась к ближнему трапу.
— Не уходите, — едва услышала она, так бешено стучало в висках.
Кира не успела — Глебов оказался перед ней, заступил ей дорогу, встав на ступеньки.
— Не уходите, мне надо сказать вам…
— Убирайтесь! — Кира сама не ожидала, сколько ненависти вырвется у неё с этим словом.
— Не бойтесь меня.
— Много чести! — вспыхнула Кира.
Глаза их были на одном уровне, и Глебов не отводил взгляда от сузившихся глаз Киры. Она прервала короткий немой поединок презрительной усмешкой:
— Убирайся, дрянь!
— Я знаю, я дрянь. Но если сможете — простите меня.
— Да посмотрите-ка на эту овечку! Может вас ещё и совесть мучает?
— Да, мучает.
— Ай, — брезгливо бросила Кира, — какая там совесть?! Откуда она у вас? И на прощение моё вам наплевать. Просто решили не упускать случай, раз он сам в руки плывёт. Почему бы ни использовать эту нечаянную встречу, правда? Вот бы вы повеселились, если б я сейчас принялась вас прощать! Нет, Глебов, это мне плевать на ваше покаяние! Убирайтесь! От вас я только одного всей душой хочу — никогда больше не встречаться. Пойдите прочь, дрянь!
Кира шагнула вперёд, и он медленно посторонился. Кира проскользнула мимо него, каблучки дробью простучали по трапу. Она была уже внизу, когда он снова окликнул её: «Кира!»
Она не обернулась. И только через минуту испуганно ёкнуло сердце — имя! Откуда оно ему известно? Она была уверена, что на пляже Глебов его не слышал.
— От тебя холодом несёт, — сказала Светлана. — Ты где была?
— Наверху.
— Без пальто? С ума сошла!
Кира передёрнула плечами. Только теперь почувствовала, что продрогла. Глебов не появлялся, но напряжение не отпускало её.
— Ты так ничего и не хочешь мне сказать? — наклонилась к ней Светлана.
— Хочу. Но не сейчас.
— Максим спрашивал, что с тобой случилось.
— Что ты сказала?
— А что я могла сказать? Твоё враньё повторила — голова заболела.
— Умница.
Как только заиграла новая мелодия, перед Кирой появилась жертва её очарования.
— Ещё один танец, Кира?
Она машинально улыбнулась, встала.
— Я рад, что вам лучше, испугался, что вы совсем ушли. Мне стало очень грустно. Я сидел и очень грустно думал: «Ты не Вартан, ты осел, да? Ты никогда не увидишь больше эту дэвушку!»
Кира невольно рассмеялась.
— Вы смеётесь? Я рад, что рассмешил вас. Но мой язык неуклюж, как большой и тяжёлый булыжник.
— Вы сами знаете, что это не так. Он большой ваш союзник.
— Опять вы смеётесь.
— Лучше расскажите о себе, Вартан. Кто вы?
— О себе? Тогда лучше расскажу, что было совсем недавно. Тогда я расскажу, какие красивые у нас горы, а миндаль цветёт — не надышишься! На моём винограднике знаешь какой виноград созрел — в каждой виноградине маленькое солнышко живёт, такого ни у кого больше нет, правду говорю! Все удивляются, спрашивают: «Вах! Как такой виноград вырастил?!» И я пригласил бы вас в гости в наш большой дом, и все мои близкие были бы вам рады. А их у меня — как виноградин на большой грозди, не сочтёшь! Так было… Сейчас нет моего дома. И виноградника нет. И гроздь нашу свинцовый град побил. У меня так мало всего осталось, что мне не о чём рассказывать, Кира.
— Ох, Вартан, я не хотела про плохое.
— Люди сошли с ума. Горы сошли с ума. Я — один мужчина остался, я один, и все говорили — мсти! А кто думает о наших женщинах, о моей матери, о детях? У меня нет права оставлять их совсем одних. Я увёз женщин далеко от Кавказа — в Сибирь. Невесту свою тоже. В Сибири холодно, но там самые тёплые сердца у людей.
— А как в нашем городе оказался?
— Здесь мой друг жил, хотел найти его.
— Не нашёл?
— Не везёт мне в последнее время. До сегодняшнего вечера. Вай, Кира! Почему не веришь, что подарила мне такой светлый вечер? Я сегодня совсем про плохое забыл, потому что про тебя думал. Не сердись, что «ты» говорю, да?
— Не сержусь, — улыбнулась Кира.
За столиками вдруг начали скандировать:
— Ви! Та! Лий!
И сердце у Киры снова больно сжалось.
— Что они говорят? — удивился Вартан.
— Солиста вызывают.
— А-а, хорошо. Красивый человек.
— Упаковка, — поморщилась Кира, как от боли.
— Зачем так говоришь? Как поёт, слышала, да? Ворон красиво не поёт.
— Да будто при этом душа не может быть чернее головёшки?!
— Ты про него говоришь? Его я не знаю. Но у меня глаза и уши есть. У нас в Грузии петь любят, а в песне можно много про человека понять. Один себя слушает: «Вай, как хорошо пою!» А другой песню слушает, душу её слышит. Этот человек душу песни слышит.
Кира покачала головой. В зале зааплодировали, потому что на эстраде появился Глебов, одарил всех белозубой улыбкой, провёл пальцами по струнам. Их дрожь отозвалась в ней, будто не по струнам, а по её телу прошлись его пальцы. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме всепоглощающей брезгливости. Хорошо ли он пел — Кира не знала. Но слова, которые он говорил: «…не моя вина в том… что у моей любви руки твои и твои глаза…», казались Кире опоганенными.
— Вартан, — вдруг само собой вырвалось у неё, — можно тебя попросить?
— Всё, что хочешь.
— Помоги мне уйти отсюда.
— Уйти вместе с тобой? Вай Кира, я и мечтать не смел! Что я должен помочь?
— Я вернусь за свой столик, а потом ты подойдёшь, минут через пять. Тебе ничего не надо говорить.
— Мне можно спросить, Кира?
— Спроси.
— Обещай, что не обидишься.
— Не обижусь.
— Ты от него уходишь?
Кира быстро подняла глаза — Вартан смотрел на эстраду.
— Он обидел тебя?
— О нём я говорить не хочу.
— Извини, Кира…
Она не стала тянуть время.
— Света, я ухожу.
— Куда?!
— Домой.
Светлана молча смотрела на Киру, потом сказала:
— Как я понимаю, у тебя что-то случилось. Но это вправду так серьёзно, что тебе надо уйти с моего праздника?
— Да. Здесь появился один тип… Я не могу остаться.
— Ки-и-ира, да ты что?! Покажи, кто? Мы его так обсмеём, сам уйдёт, — Света побежала глазами по залу.
— Нет, — усмехнулась Кира, — для этого случая твой метод не годится.
На следующий день Кира всё рассказала подруге: от истории на пляже до вчерашней встречи. Когда к Светлане вернулась способность спокойно рассуждать, она заявила:
— Вот чувствую я, он на тебя глаз положил, волчина!
— Да нет, что ты. Столько времени прошло. Зачем бы он ждал — давно бы уже объявился.
— А имя? Откуда он его знает? И зачем ему знать его?
— Да, может быть, вчера услышал.
Светлана с сомнением покачала головой.
— Что там за музыкой можно было расслышать?
— Ну, не знаю. У него, наверно, пропасть знакомых, и всё может объясниться какой-нибудь случайностью. Скорее всего, так оно и есть. А я сейчас буду ломать голову и придумывать себе всякие страхи.
— Дай Бог, чтобы ты права оказалась. Но ведь какая дрянь смазливая, а? Теперь припоминаю… о нём ходили какие-то истории… Ух, сволочь! Но ты-то! Бог мой, я бы так не смогла. Даже не представляю, что со мной было бы.
Кира рассмеялась:
— Да, тебя предсказать трудно. Но им бы не поздоровилось, это точно. А я трусиха ужасная, если честно. — Кира вздохнула. — Знаешь, как меня потом колотило. И полночи в подушку ревела.
— В подушку, это не в счёт. Не перед ними, вот главное. А вообще-то, — Светка укоризненно покачала головой, — так «выступать» я бы никому не посоветовала. Ты будто нарочно их злила. Видно, не спал твой ангел, берёг тебя.
Кира пожала плечами.
— А если бы я с ними вежливо разговаривала, так они бы сразу поняли, что делают плохо? Ой, да это я сейчас хорохорюсь! А там всё само получилось. Я и испугаться не успела, разозлилась. Вот за Серёжку, когда его бить начали, до безумия испугалась. Потом вспомнить пыталась, что я там кричала — хулиганка просто! Обзывалась, слова какие-то сами собой взялись… А по-настоящему мне дома стало страшно — похоже, я дура с заторможенными реакциями, не умею адекватно реагировать на ситуацию.
— Ага, меня бы так тормозило!
А через несколько дней, незадолго до конца рабочего дня, Киру позвали к телефону.
— Алло, слушаю, — сказала она, настраиваясь на деловой разговор. В лабораторию часто звонили с какими-нибудь проблемами.
— Здравствуйте, Кира.
— Здравствуйте, — она быстро перебирала в памяти людей, с кем была связана по работе, но услышала неожиданное:
— Вы позволите встретить вас после работы?
— Кто это? — удивилась Кира.
— Глебов.
Она резко положила трубку.
Видно, что-то случилось с её лицом, потому что Светка спросила тревожно:
— Что? Кто это был?
— Глебов.
— Ох, гад! — ахнула Светка. — Вот тебе и случайности! И телефон знает, и где работаешь! Вот гад! Что ему надо?
— Свидание.
— Как?
— После работы хочет встретить.
— Не бойся! Мы что-нибудь придумаем.
— Ага, охрану вызовем. Да ты не переживай, Свет, он теперь под паиньку работает, у него имидж теперь другой.
— И-и-имидж… — скривила губы Светка. — Неужели надеется голову тебе задурить?
Из института они вышли вместе.
— Я провожу тебя, — Светлана пыталась незаметно осмотреться.
— Не надо.
— Это как? — уставилась на неё подруга. — Ты чего?
Кира, помолчав, сказала:
— Противно. Противно бояться его. Не хочу чтобы он это видел… Да и… ну проводишь сегодня, а завтра?
— Завтра и будем думать, — уверенно заявила Светка. — Макса подключим. А Серёжке вообще за удовольствие тебя с работы встретить.
— Ой, ради Бога, перестань! — замотала Кира головой. — Чего ты тут накручиваешь? Макс, Серёжка! Собираешься им про Глебова рассказать? И я вроде как защиты прошу, да? Ты чем думаешь, Свет? Думаешь, с ними Глебов тоже паинькой будет? Нет, не надо мне провожатых. Я не хочу! И вообще, похоже, ты больше меня боишься.
— Э, подруга, не тормозишь ли ты?
— Нет, со мной всё в порядке.
— Да ты никак наладилась через парк идти?
— На автобусе поеду.
— Хорошо. Пошли, я посажу тебя в автобус.
— Свет, ну не выдумывай. День же, людей полно. Смотри, твой троллейбус! И нечего меня караулить! Ой, пожалуйста, чуточку ещё подвиньтесь! Спасибо! Всё, Света, поезжай, — она почти впихнула Светлану в переполненный троллейбус.
— Кир, позвони, слышишь! — растерянно крикнула Светка в закрывающуюся дверь, — Домой придёшь и сразу позвони!
— Да-да, не переживай! — Кира помахала ей рукой и облегчённо выдохнула.
Сейчас, в эту минуту она не хотела, чтобы Светка была рядом, озвучивала Кире её собственные мысли и страхи. Да ещё эти её идеи насчёт Макса и Серёжки… Нельзя их ввязывать в эту историю. Тут Кира подумала, что, окажись она на месте Светки, повела бы себя точно так же, а то и похлеще. Надо ей спасибо сказать, что уехала, не усугубляя ситуацию.
Однако, теперь, когда Кира осталась одна, и исчезла необходимость бодриться перед Светланой, она поняла, что ей очень не по себе. Как, зачем узнал Глебов о ней столько? Имя, место работы, телефон… Что ещё? Передумал ли он, не получив её согласия? А если нет, то где ждёт? У дома? А может, и не ждёт нигде — что ему мешает подойти вот сейчас, и как она должна вести себя? Хорошо, в прошлый раз зрителей не было, а тут… Да он преспокойно возьмёт её за руку и уведёт. Кричать? Вырываться? Милицию звать? Вот потеха для толпы! И не стоит рассчитывать, что найдутся заступники. Глебов фигура известная. С ним связываться — себе дороже. Кире захотелось немедленно, сию же минуту оказаться дома. Возникло ощущение, что чем дольше она стоит здесь, тем возможнее встреча с Глебовым. Беспокойство и нетерпение всё больше овладевали Кирой, сердце тревожно колотилось. Она не могла стоять на месте. Автобуса всё не было. Кира медленно пошла вдоль остановки. Как бы она не осторожничала, разве он не найдёт возможность встретиться с ней? Да запросто, в любое время и в любом месте. Что же, с этого дня ходить и каждую минуту бояться встречи с Глебовым? Ну уж нет! Кира свернула под ажурную арку парковых ворот.
Боковая аллея, по которой она обычно ходила, была совсем короткой, — пройти её, а там уже дом виден. Но почему-то сегодня аллейка казалась бесконечной. Было пустынно. Вчера она, как всегда, процокала беззаботно каблучками, даже внимания не обратила, насколько безлюдно вокруг. А сейчас кажется, она одна во всём парке. В ветреный холодный вечер никому не хотелось сюда идти. На фоне холодного неба резко чернели голые ветки, как вскинутые в отчаянии руки. Не лучше был и вечнозелёный кустарник — из его сумрачной листвы ползла темнота, стремясь заполонить всё вокруг. Отдалялся шум улицы, становился всё глуше и одновременно съёживалась во всё меньший и меньший комочек Кирина решительность. Ей стало знобко и тревожно, она готова была пожалеть о своей опрометчивости — на светлой, многолюдной улице всё выглядело по-другому.
Короткая аллея просматривалась от начала до конца, и была абсолютно пустой. Но Глебов был здесь. Кира увидела его неожиданно и совсем близко. Услышав шорох листвы под неё ногами, он встал со скамейки, укрытой в густой зелени кустов и неторопливо пошёл навстречу. Сердце её оборвалось, асфальт показался вязким, и ноги начали прилипать к нему, — она едва могла оторвать ногу и сделать следующий шаг. Глядя на высокую, неясную в сумраке фигуру в длинном светлом пальто, Кира поняла, каким безумием было выбрать именно этот путь.
«Идти назад? Стыдно… Да и не догонит что ли?»
Кира разозлилась, и злость сделала её дерзкой. Она быстро пошла вперёд твёрдой, уверенной походкой.
— Здравствуйте, Кира, — негромко проговорил он, когда она оказалась в двух шагах от него.
— Какого чёрта вы меня здесь караулите? — остановилась Кира.
— Но вы не запретили мне прийти.
Кира мельком глянула на него, усмехнулась:
— Может, я ещё и зазвала вас сюда? Мне с вами не о чём говорить, я всё в прошлый раз сказала, — Кира обошла Глебова и пошла своей дорогой.
— В прошлый раз вы сказали, что я решил воспользоваться случайной встречей, — Глебов шёл рядом. — Но я просто не смел рассчитывать на другую.
— У вас феноменальные уши! Как ловко мои слова профильтровались! А тут вам удобно, правда? Темно, глухо, никто не помешает. Так вам привычнее?
— Но я не выбирал. Просто знал, что здесь вы идёте домой.
— Знал! — Кира помотала головой. — Прямо всезнайка какой-то! Вы с какой стати взялись вынюхивать про меня?
— Не сердитесь, Кира.
— Да что вы мне — подружка, с которой я из-за куклы поссорилась? — Кира резко остановилась, посмотрела в упор. — Ненавижу вас! Не-на-ви-жу!
Помедлив, Глебов проговорил:
— Хотите, я встану перед вами на колени.
— Да с чего вы взяли, будто я чего-то от вас хочу? Вы меня спросите — нужно мне ваше покаяние? Не услышали в первый раз, так я не гордая, могу ещё сказать — плевать мне на вас и ваши извинения. Надо же, какой стыдливый мерзавец! Или хобби такое — у каждой своей жертвы прощение просить? Насилуешь, а потом совесть мучает — простите, мол, не буду больше.
Глебов резко заступил Кире дорогу.
— Я не насильник. Я никогда этого не делал.
— А чем лучше то, что делал? Да и не верю я вам, в любом случае, вы — дрянь и подонок. И довольно, оставьте меня. Исчезните из моей жизни!
— Лучше бы вы ругали меня последними словами, но не гнали.
— И не вздумайте меня опять подкарауливать! Убирайтесь!
— Кира!
— Пошёл вон! — сквозь зубы, презрительно процедила она.
— Кира, прошу вас!..
Она быстро пошла вперёд, пытаясь уйти от Глебова, и он замедлил шаги, остановился, глядя ей вслед.
Со страхом встретила Кира окончание следующего рабочего дня. Светлане она ничего не сказала о вчерашней встрече — та отчитала бы её по первое число и была бы права. Но через парк в тот вечер Кира больше не пошла. Глебов не появился — ни звонков, ни встреч. «Неужели пронесло?» — не верилось Кире.
Так прошла неделя и другая. Глебов исчез, будто его никогда и не было.