экскурсия по острову Маннестерре
За завтраком да Ланга сообщил, что, пока сохраняется утренняя прохлада, он намеревается вместе с Шах-Веледом предпринять небольшую прогулку с целью осмотреть свои владения.
— Не хотите ли поехать вместе с нами? — предложил он.
— Охотно, — улыбнулась Гретхен.
Ал тут же распорядился заложить для нее коляску. Едва они поднялись из-за стола, как доложили, что прибыл Шах-Велед.
Команда фрегата отдыхала от долгой морской экспедиции. Часть экипажа оставалась на судне, стоящем у причала, а кое-кто уже успел завести приятные знакомства и переселился в город, обласканный на пуховых перинах местными вдовушками. Вскоре морякам предстояло заняться ремонтом фрегата, красить, чистить, мыть, чинить… Работы в сложном хозяйстве хватало.
Капитан объявил экипажу, что в его планы больше не входит скитание по морям-океанам, что он надеется на долгие годы бросить якорь в этой гавани. Но фрегат и команда нужны ему по-прежнему — вокруг океан, разве обойдешься без судна? Однако если кому-то покажется скучна полу-сухопутая жизнь, ему капитан охотно выплатит щедрое жалование, а уж корабль, на который можно наняться, найти в этих краях не представляет никакого труда. Желающих покинуть фрегат и капитана Ала да Ланга пока не нашлось.
Гретхен ехала в легкой коляске с откидным верхом. Правил ею Мюррей. Мужчины сопровождали коляску верхом. Гретхен и Шах-Велед пытались возражать против верховой прогулки Ала, но он уверил их, что чувствует себя отлично. В самом деле, с тех пор, как да Ланга ступил на сушу, болезнь резко сдала позиции, ни разу не уложила его в постель. И хотя он часто болезненно потирал пальцами лоб, бывал утомлен уже после полудня, однако чувствовал себя гораздо лучше, чем на судне. Гретхен даже начала думать, уж ни морская ли качка была виновата в таком нестабильном состоянии да Ланга? И одновременно опасалась, что улучшение это носит не физический, а психический характер. Что «выздоровление» происходит на фоне общего подъема духа, вызванного прибытием на остров, встречей со старым другом и удовлетворением, что не только не обманут в своих ожиданиях, но действительность даже превзошла их.
Начало пути пролегало по улицам города. По обеим сторонам стояли одно— и двухэтажные дома, обсаженные деревьями, чтоб укрываться в их тени от слишком горячего солнца. Встречные узнавали Энтони Мюррея и раскланивались с ним и сопровождающими коляску всадниками, и с любопытством смотрели на его спутников, так как слух о прибытии настоящего губернатора уже широко разлетелся и по городу, по всему острову.
— Вероятно, на взгляд европейца наш город мал и неказист, — говорил Мюррей Гретхен, — но всего какой-то десяток лет назад здесь простирался безлюдный берег. Значительно дальше, вглубь острова имелись селения местных жителей, с которыми мы сразу постарались установить добрососедские связи. Я нанес визит вождю здешнего племени, потом пригласил к себе, встретил как самого почетного гостя. И все время убеждал его, что наше соседство принесет им гораздо больше выгоды, чем неудобств. Надо сказать, человек он чрезвычайно недоверчивый и упрямый. Много понадобилось терпения и средств, чтоб его мнение о незваных пришельцах переменилось в положительную сторону. Но я был способен встать на его место и понять причину недовольства. Племя издавна обитает здесь, они считают остров своим испокон веку. Им дела нет, что испанское королевство почему-то торгует их землей. Мне не хотелось переводить отношения в конфликт и выгонять старожилов с острова. К счастью, вскоре обстоятельства сложились так, что мне удалось быть им чрезвычайно полезным. Теперь же могу сказать с полной уверенностью: между старыми и новыми поселенцами существуют самые добрососедские отношения. Алу еще предстоит нанести визит в их поселок, и я уверен, они останутся довольны этим знакомством. Уж Ал да Ланга как никто умеет расположить к себе людей, когда желает этого.
Все так и было, как рассказывал Энтони Мюррей. И маленькое индейское племя быстро поняло выгоду дружбы с миролюбивыми бледнолицыми, и город разрастался быстро за счет стремительного прироста населения. Переселенцы охотно обосновывались на этом безопасном и надежном куске суши посреди неспокойного разбойного моря. Мюррей охотно поддерживал желающих остаться, ссуживал деньгами для строительства или приобретения жилья. Если новички изъявляли желание строить дом, то посылал людей в помощь… При таких условиях город рос, как на дрожжах. Жители его становились охотниками или плантаторами. Вокруг города имелись обширные плантации, а далее расстилались превосходные пастбища, с пасущимися на них большими стадами диких животных.
Коляска мягко катилась то между бесконечными овощными грядами, то мимо фруктовых деревьев, отягощенных плодами. На плантациях выращивали самые разнообразные культуры — все, какие только могли встретиться в этих местах: маниок, батат, иньям, арбузы, испанские дыни, пакиайи, карасоль, мамай, ананасы, плоды акажу… С этих плантаций снабжались зеленью, овощами и фруктами все остальные большие и малые селения острова. Но главное — несколько лет назад дальновидный Мюррей заключил ряд очень выгодных для покупателей торговых договоров, и на сегодняшний день сложилось так, что испанцы не приобретали фрукты и овощи ни в одной гавани, кроме острова Маннестерре.
— Растительное царство нашего острова необычайно разнообразно, — пояснял Мюррей. — А в здешний климат — просто рай для растений. В других частях острова есть иные плантации. К примеру, мы заложили рощи деревьев, пригодных для самых разнообразных нужд и чрезвычайно востребованных. В здешних лесах мы располагаем богатыми запасами деревьев тех пород, что пригодны для постройки кораблей и домов. У нас есть также сандаловые рощи: красный, белый и желтый сандал. Желтое сандаловое дерево здешние жители называют «свечным», потому что горит оно ярко, словно свеча. Когда ночью идут на рыбную ловлю, из него делают факелы. А сверх того есть у нас большие плантации китайского корня. Он не так хорош, как ост-индский, но его охотно едят свиньи.
Гретхен рассмеялась:
— Господин Мюррей, мне не знакомо почти ни одно из названий растений и деревьев, вами перечисленных. Но вы с таким энтузиазмом рассказываете о богатствах острова, что я уже в каждой былинке готова видеть источник благоденствия и процветания здешнего населения.
— Да ведь так оно и есть! Я не сказал вам еще о всевозможных видах пальм, из мякоти которых наши виноделы готовят замечательное вино, и о множестве лекарственных растений, которые мы тоже пускаем в дело.
Места, по которым шла дорога, были живописны и ухожены. Буйство тропической природы напоминало здесь роскошные, сказочно изобильные сады, а не то сумасшедшее, безудержное соперничество тысяч видов растений, которое ошеломило Гретхен на полуострове Флорида. Там лес сплетался в нечто хаотично единое, оставляя в безумном теснении лишь намеки на проходы-лазейки, похожие на звериные норы.
Горы то отступали вглубь острова, то подходили вплотную к ровной, накатанной дороге. Гретхен удивлялась, как часто стучат колеса по настилу мостиков — из глубины острова к океану устремлялось множество ручьев и речушек. В одном месте едва ли ни вплотную к дороге отвесной скалой обрывался величественный гранитный утес, а с вершины его падал ручей. Энтони Мюррей натянул поводья, желая дать своим спутникам возможность полюбоваться живописнейшим зрелищем.
— Его называют Серебряная Прядь.
Занавес сверкающей воды, прозрачный до призрачности, оттенялся сочной зеленью. Пестрый ковер восхитительно красивых тропических цветов тянулся вверх, заплетал гранит, цепляясь за выступы и трещины. И на этом сочетании блеска и ярких, насыщенных красок играли нежной акварелью семицветные радуги — несколько враз, одна в другой. Гретхен смотрела очарованно, с улыбкой детского восторга перед чудом.
— Вам надо непременно приехать сюда ночью, — сказал Энтони Мюррей, довольный произведенным впечатлением. — Свет Луны тоже порождает радуги, и поверьте, химеричное это зрелище неповторимо, незабываемо. В лунных радугах есть что-то колдовское. Они так завораживают, что можно любоваться на них часами. Местные жители говорят, что здесь живет Дева Тумана.
— Как интересно… Кто она, эта дева?
Мюррей задумчиво проговорил:
— У индейцев есть легенда, очень красивая и очень печальная. Говорят, будто когда-то давным-давно водопад этот был большим и сильным. Целая река обрушивалась со скалы, ревела и пенилась, неслась, как табун диких коней, разметавших гривы из белой пены. А в пучине водопада жил дух самого бога Маниту. Ежегодно в майское полнолуние ему приносили жертву — красивейшую девушку племени. Ее одевали в самые лучшие одежды, сажали в свадебную пирогу, которую без весел опускали в реку выше водопада. При этом девушка с радостью и без малейшего страха отправлялась навстречу божеству. И вот однажды выбор пал на Деву Тумана — прекрасную дочь вождя. Он отдал свою любимицу богу Маниту, но, не в силах пережить потерю, бросился в водопад следом за пирогой. Приняв двойную жертву, водопад внезапно иссяк, остался только маленький ручей, похожий на прядь седых волос. Больше водопад никогда не набирал прежней силы, а племя, лишившись лучшего своего вождя, отказалось от обычая приносить Маниту живую жертву. Вот такая легена.
— Есть ли в ней хоть доля истины? — спросила Гретхен, иными глазами глядя на вершину гранитной скалы.
— Я думаю — ни малейшей. Задавшись точно таким же вопросом, я вместе со следопытами осмотрел скалу и подножие водопада. Хоть сколько-нибудь сильный поток должен был оставить след, проточить русло, выбить внизу ложе… Можете мне поверить — мы не обнаружили никаких признаков этого, ни малейших. Индейцы — народ очень поэтичный. У них множество легенд. И, разумеется, они не могли не придумать легенду об этом красивейшем месте.
— Да… место удивительное…
Гретхен окинула взглядом густую зелень, обступающую подножие каменной стены, и ей вспомнилось недавнее купание в другом водопаде. Она поежилась… в этих зарослях могла бы спрятаться ни только призрачная Дева Тумана, но и десяток тайных соглядатаев.
Солнце разгоралось, становилось жарко, но с океана порывами налетал легкий ветерок, освежал, остужал, нес соленый запах океана и тяжелый аромат цветов. Он шевелил мягкие поля широкополой шляпы Гретхен, укрывающие ее лицо от горячего солнца, и шаловливо путался в волосах, пытаясь растрепать гладкую прическу.
Через час они въехали в колонию поселенцев, в которой жили в основном те, кто занимался садами и овощными плантациями. Нежданные гости привнесли в размеренный будний день колонии радостную суматоху. Их сопроводили к дому старосты, хотя в сопровождении никакой нужды не было, Мюррей сам прекрасно знал дорогу. Супруга старосты и его дочери в момент накрыли стол с холодными напитками, уставили его блюдами и вазами с разнообразнейшими фруктами. Хозяева, когда узнали, что визит недолог, в один голос принялись уговаривать гостей остаться отдохнуть, а главное, переждать жару. Но до пика жары было еще далеко, и задерживаться в поселке едва ли не до вечера не входило ни в чьи планы.
Еще немного проехав в глубь острова, путники оказались на сглаженной вершине холма, откуда открывался великолепный вид на обширную зеленую долину и голубеющие вдали горы, ее замыкающие. Полюбовавшись вдоволь на райский пейзаж, они повернули назад. Обратный путь почти весь лежал вдоль берега океана, сквозь пальмовые рощи, наполненные сухим шорохом листьев наверху и громкими голосами птиц.
До дому оставалось еще добрых полчаса пути, когда случилось непредвиденное. Гретхен услышала, как Шах-Велед резко окликнул Мюррея. Она живо обернулась к мужчинам, ехавшим позади коляски, и увидела, что кони их приблизились к друг другу едва ли ни вплотную, и Шах-Велед удерживает Ала, тяжело навалившегося на него.
— Помогите мне снять его, Энтони, — услышала Гретхен и увидела, что Мюррей уже подбегает к всадникам.
Похоже было, что да Ланга находится без сознания. Пока мужчины осторожно снимали его с коня, Гретхен взяла вожжи и немного сдала коляску назад. Ала устроили в коляске, Шах-Велед принялся отирать его лицо смоченным платком и попытался влить немного воды в рот. Да Ланга сглотнул и застонал, но пришел в себя и с трудом открыл глаза.
Недуг настиг его снова.
— Ал, я настоятельно рекомендую тебе этого лекаря! — говорил Мюррей, сидя рядом с постелью больного. — Ты ведь помнишь мою рану. Ладно, хромой до скончания веку, с этим уж я смирился, но ведь как она меня мучила! Иной раз — не поверишь — думал, уж лучше бы совсем без ноги остался. И ты посмотри, что он сделал! — Энтони быстро встал, прошелся по комнате туда-сюда, несколько раз низко присел, и всякий раз резво подскакивал, вставая.
— Я думал, это у тебя само… со временем…
— Как же! Само! Меня к нему на носилках несли… А дорога-то… можешь представить, я думаю, — непроходимый лес. Что он со мной делал — этого я, хоть убей, не знаю. Я как в бреду был… то ли от такой дороги, то ли сам себя из-за боли не помнил. А только когда соображать начал — стоял на своих ногах. И с той минуты чувствую себя так, будто не ранило меня никогда. — Мюррей развел руками, пожал плечами: — Вот так и поверишь в чудеса.
— Ну так пошли за этим лекарем! Пусть доставят его сюда.
— А вот это, Ал, — увы. Привезти его сюда нет никакой возможности. Во-первых, он очень старый, такой путь ему уже не под силу. Тебе самому надо к нему… Я же рассказываю, как я — идти не мог, чуть с ума не сошел от боли, а все равно… И ведь это сколько лет тому вперед, он тогда моложе гораздо был… ну не моложе если, то покрепче наверняка. Но, представь себе, все, к кому я обращался, отказались даже просьбу ему передать, чтоб сюда, на остров приплыл. Наотрез отказались, как один. Боятся его. Потом уж я понял, что и просить бессмысленно было. Старик этот… как бы тебе сказать, чтоб не солгать… не могу и не хочу утверждать, что он недобрый… Но понятия, что хорошо, а что плохо, у него свои собственные. Я потом, после того, как побывал там, в индейском поселке, много о нем расспрашивал. С ним поосторожнее надо быть…
— Так что ж ты меня с каким-то злодеем сводишь?!
— Нет, Ал, он не злодей. И я — вернись все вспять, не раздумывая, сию минуту, хоть на коленках пополз бы к нему снова. В общем, ты как хочешь, а мне кажется, кроме него, тебе никто здесь не поможет. Отправляйся к нему и молись о том, чтоб он согласился тебя лечить. Если хочешь быть здоровым… Я охотно сам возьмусь тебя сопровождать. Либо дам в сопровождение самых надежных людей, толкового переводчика. Решай, друг мой, Ал. Я тебе дурное не посоветую, душой о тебе страдаю.
Утро следующего дня Ал да Ланга, более утомленный тяжелой ночью, чем отдохнувший, объявил, что собирается последовать совету Энтони Мюррея и желает как можно скорее отправиться на континент к чудодейственном лекарю.
— Энтони, возьми на себя подготовку. Людей… И прошу тебя, подумай о подарках. Кому, как не тебе, знать, что в глазах аборигенов имеет наибольшую ценность. Будь добр, позаботься о щедрых дарах.
— Разумеется, об этом не волнуйся, я сделаю все, как надо.
— Сразу после завтрака я хочу обо всем побеседовать с тобой подробнее.
Гретхен вышла в сад, пользуясь недолговечной утренней прохладой. Она была озабочена сообщением да Ланга. Как на ней отразятся его новые намерения? Ведь не потребует же он, чтоб она сопровождала его к берегу материка, а потом пробивалась пешком сквозь тропические дебри? Хотя, разумеется, она намного облегчила бы капитану его состояние, и трудный путь он перенес бы гораздо легче. Но безумие требовать это в ее положении! Нет, даже если ему взбредет такое в голову, она ни в коем случает не пойдет на поводу подобного каприза! Значит… остаться одной среди чужих, незнакомых людей?! Нет. Ей нужен Шах-Велед… если не он, то лучше никого не надо… Но да Ланга он, наверняка, нужен нисколько не меньше… и как первый помощник на судне, и как надежный, верный, стократно проверенный друг в этом трудном и опасном предприятии… Как быть? А ведь отсутствие капитана — это единственный, а возможно, последний шанс вырваться от него, бежать с острова!
Гретхен ходила по дорожкам роскошного сада, нервно сжимая руки. Да придет ли Шах-Велед? Когда он придет? Потом Гретхен вдруг подумала, что ей необходимо поговорить с да Ланга раньше, чем придет Шах-Велед. Она надеялась, что легче внести свои коррективы в планы капитана сейчас, когда он еще не изложил их старшему помощнику. В этом случае у Ала может возникнуть иллюзия, что он сам в какой-то мере выстраивал планы, а то, что прислушался к просьбам женщины… ну почему бы и нет. А вот если уже отданный приказ менять придется, тут и ущемленное самолюбие голос подаст, и неловкость оттого, что вроде бы у всех на виду он под дудку женщины пляшет…
Как раз в это время Гретхен услышала — со стороны дома донесся громкий голос, призывающий подать коляску господина Мюррея. Гретхен поспешила назад.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, входя в комнату да Ланга — он был один.
— Желал бы чувствовать себя гораздо лучше, — недовольно ответил Ал.
— Боль утомила вас или господин Мюррей? Отчего вы раздражены?
Он вздохнул:
— Вся затея мне не по душе… Но придется прибегнуть к помощи этого индейского шамана — я не хочу превратиться в инвалида.
Гретхен присела в изголовье кушетки, на которой лежал да Ланга, положила ладони ему на виски. Он закрыл глаза, умолк едва ли ни на полуслове.
— Как хорошо…
— Не хотите ли рассказать о своих планах относительно меня?
— Они очень просты. Вы останетесь здесь, под присмотром Энтони.
— Вы прекрасно понимаете, что в этом случае просто оставляете меня здесь одну. Господин Мюррей целыми днями занят хозяйственными вопросами острова. И… ведь у него есть семья, не так ли? Так с какой стати он должен отдавать мне, а не семье, минуты свободного времени? В чем же будет заключаться его «присмотр»?
— Но Гретхен… вы же не хотите сказать, что желаете отправиться со мной?
— Разумеется, не хочу.
— В таком случае… что я могу для вас сделать?
— Вы можете оставить со мной человека, для котого я не стану лишней и нежеланной обузой. В котором я могу быть абсолютно уверена, впрочем, как и вы. Поручите заботу обо мне своему старшему офицеру.
— Да ни в коем случае! — вырвалось у да Ланга. — И слышать об этом не желаю!
Гретхен резко встала, отошла от да Ланга.
— Вероятно, у вас есть весомые причины, чтобы ответить мне таким образом? Могу я узнать о них?
— Вернитесь, Гретхен, умоляю вас! Эту боль только вы умеете сделать меньше! Или вы сознательно намерены таким образом шантажировать меня?
— Сознательно — нет. Но мне неприятно убедиться в сто первый раз, насколько вы сосредоточены на своих желаниях, и насколько способны игнорировать мои. Итак, вы можете сказать, в чем главная причина отказа?
— Не делайте вид, что не понимаете… Вы слишком явно симпатизируете ему.
Гретхен обернулась, удивленно посмотрела на капитана, медленно усмехнулась:
— Слишком симпатизирую? Я и не собираюсь отвергать очевидного. Он симпатичен мне своей сдержанностью, тем, что позволяет забыть о его мужской природе. Шах-Велед способен быть преданным другом, но вовсе не тем, кого я намерена одарить ласками. Может быть, вы предпочитаете забыть… но есть Ларт. Для меня он — единственный в целом свете мужчина, и никого, никого другого для меня не существует. Ваша ревность смешна, да Ланга! Как глупо думать, что я озабочена: кого бы мне осчастливить своей благосклонностью! Настолько не знать, не понимать меня! Да я единственно озабочена, как мне здесь выжить!
— Как будто вам что-то угрожает!
— Давайте говорить прямо, Ал. Вы отправляетесь не на прогулку. Море, тропический лес, индейцы… и то, и другое, и третье абсолютно непредсказуемо, и никто не знает, сколько опасностей ждет вас впереди! Я верю, ваш друг Мюррей сделает для вас все, но он не господь Бог. Вы можете мне ответить, что будет со мной, если вы не вернетесь? Хоть раз дайте себе труд подумать обо мне.
— Разумеется, я вернусь!..
Гретхен отстраняюще повела рукой:
— Пустое. Все по воле бога, а не человека. Итак, представьте на минуту, я остаюсь на этом острове без вашего покровительства и без всякой защиты. Может быть, вы думаете, господин Мюррей охотно взвалит на себя все заботы обо мне и моем ребенке? Он ваш друг, а кто я? Нежданно-негаданно свалившаяся обуза.
Гретхен опять села в изголовье лежанки, точно почувствовав минуту, когда надо сделать шаг к да Ланга. Начала подушечками пальцев легко поглаживать его виски, в которых пульсировала боль.
— Постарайтесь же понять меня, Ал… Я ведь Энтони Мюррея почти совсем не знаю, а жизнь заставила меня выучить наизусть, что не стоит слишком полагаться на чью-то добрую волю. Можете мне поверить, в свое время я в полной мере узнала, что это значит, остаться одной, без защиты… Как много находится желающих… нет, не защитить, а воспользоваться твоей беззащитностью. Поймите, не какие-то особые виды на Шах-Веледа заставляют меня обращаться к вам с просьбой не забирать его с собой. Здесь только два человека, кому я могу вручить жизнь и свою, и ребенка: вы и он. Больше я никого здесь не знаю, все остальные равно чужие. Оставьте мне его и не терзайтесь глупыми фантазиями. Разве сами вы не видите очевидного? Шах-Велед не питает никаких пламенных чувств ко мне. Может быть, впервые я встретила мужчину, чей разум не затмевается вожделением, в отличие от вас, хочу сказать. Он, прежде всего, видит во мне человека, а не объект вожделения.
В раскрытое окно влетал легкий ветерок, качал шторы. Остужал пылающий лоб капитана. Он положил ладони на руки Гретхен, прижал их к вискам и лежал так с закрытыми глазами.
Потом проговорил:
— Как вам удается всегда найти неотразимые аргументы? Даже когда я уверен, что мое «нет» тверже камня… слушаю вас… и оно рассыпается сухим песком. Я не хочу оставлять вас с Шах-Веледом… но теперь вижу, что должен это сделать. Более того, я буду спокоен за вас в гораздо большей степени, зная, что именно он заботится о вас.
Губы Гретхен тронула легкая улыбка.
— Я очень надеялась, что здравый смысл победит ваш эгоизм.
Когда явился Шах-Велед, Ал да Ланга распорядился готовить судно к скорейшему выходу в море и объявил, что первый помощник участия в этой экспедиции не примет, ему будет поручена забота об остающейся на острове Гретхен.
-… так же, как и Мюррею, но у Энтони довольно забот и помимо, а твоей, Авари, единственной заботой будет Гретхен. Хочу честно предупредить тебя, друг мой Авари, во избежание недоразумений… Энтони получит от меня некоторые дополнительные инструкции… Дело в том, что я слишком хорошо знаю желание Гретхен покинуть меня, и ее способность быть предельно убедительной. Она очень умная женщина. Не хочу, чтобы Гретхен воспользовалась твоим дружеским расположением и подбила тебя на какое-то безумство. Поэтому прошу, воздержись от всяких морских прогулок с Гретхен или без нее. К вашим услугам огромный остров со всеми его пляжами, морским бризом, свежестью… Этого довольно. Но не пытайся выйти в море. Я думаю, тебе неприятно будет убедиться, что ни один из капитанов не позволит вам подняться на борт. Мюррей об этом позаботится.