трудный путь на вершину
Шах-Велед попытался подняться, но едва сдержал крик боли, и снова откинулся на спину, чувствуя, как от слабости и дурноты тело покрылось липкой испариной. Он с досадой ударил кулаком по земле. Он не в состоянии даже предупредить Гретхен! Но о чем предупреждать? Если бы он знал! А знал он только одно — Гретхен не надо там быть. Он помнил, как сильный, закаленный суровой жизнью мужчина помрачнел, вспомнив о каком-то ритуале, которому был свидетелем, и теперь Шах-Велед не хотел, чтобы Гретхен довелось увидеть нечто страшное.
— Проклятие…
Он снова попытался встать, но мышцы стянуло, тело не подчинялось ему, корчилось в болезненных судорогах.
В темноте возникло движение, кто-то проскользнул в вигвам.
— Кто здесь?
— Тихо! — послышалось в ответ. — Тебе уходить. Прячь. Женщина опасно. Смерть. И ты — смерть. Уходи. Прячь.
— Постой! Ее хотят убить…
— Так. Жертва Тирава. Я идти к ней. Я помочь, — говорили на очень плохом французском, но смысл сказанного был ясен.
— Дай мне твою руку, быстро! — пальцы Авари столкнулись с чужими пальцами. Шах-Велед быстро провел по запястью — именно об этом индейце недавно говорила Гретхен! — Спаси ее, заклинаю! Иди!
— Время есть. Они ждать солнце. Ты прячь. На пирамида. Иди так, — индеец взял руку Шах-Веледа, провел его пальцы по полу вдоль своей ладони и как бы повернул за угол. — И вверх. Где много кусты. Там быть дерево, и падать вместе с камень. Яма. Прятать. Я не хотеть, чтобы тебе смерть. Теперь делай так.
Индеец присел перед Шах-Веледом на корточки и начал растирать мышцы икры. Ощущения были такими же, как если бы он принялся тыкать в ногу острием ножа. Аварии сжал зубы и начал тоже разминать мышцы.
— Хорошо. Делать так. И быстро уходить.
— Я понял. Иди к ней!
Индеец скользнул к выходу, но помедлил и опять обернулся к Шах-Веледу, уткнул палец ему в грудь.
— Верх, храм не ходить! — твердо сказал он. — Ты мешать! Смерть!
— Д-да, — с усилием проговорил Шах-Велед. — Я сделаю, как ты сказал. Спрячусь на пирамиде. Ну, иди же!
…Дождь прекратился, но вокруг по-прежнему стоял шелест. Теперь листья стряхивали собранную в зеленые ладони дождевую воду. Капли сыпались вниз с листа на лист, нарушая их зыбкое равновесие, стекали по ложбинкам и прожилкам, падали дальше, шелестя в мокрой зелени. Все вокруг было насыщено влагой, даже сам воздух.
Подол платья Гретхен быстро намок, сделался тяжелым, лип к ногам и путался. Карабкаясь по неудобным ступеням, ей приходилось поднимать его, чтобы не наступить на край и не оборвать. Подъем оказался еще труднее, чем она предполагала. Силы Гретхен скоро подошли к концу, ноги устали и дрожали от напряжения.
Индейцы шли с факелами. В их колеблющемся свете камни мокро блестели, лужицы отсвечивали красным. Тени дрожали, скользили, казалось, что камень шевелится и уходит из-под ног. Гретхен оступилась на обрубке толстого корня, выпирающего из щели, ударилась локтем и разодрала руку. Она отступила к краю расчищенного прохода и села, нуждаясь хотя бы в короткой передышке. Мимо нее прошел один индеец, другой, третий. Гретхен подумала, что идея взобраться на вершину была все-таки не самая удачная. Напрасно она не послушалась Шах-Веледа. А ведь спускаться будет ничуть не легче, даже наоборот… Всё. Пожалуй, с нее уже достаточно, свою вершину она покорила, пора вниз. И в то время как Гретхен совсем уж было решила начать обратный спуск, рядом с ней остановились два индейца. Мужчины молча сцепили руки, устроив подобие сиденья, и наклонились к Гретхен, однозначно предлагая им воспользоваться. «Видимо, старик решил, что чужестранке не обязательно выполнять условие самостоятельного восхождения», — подумала Гретхен.
Было еще темно. Сидя в удобном ложе из сцепленных рук, Гретхен видела перед собой только влажно блестящие спины и ноги тех, кто поднимался впереди по каменной лестнице. Справа и слева от ступеней свет факелов выхватывал сплошной ковер из переплетенных стеблей и уплетьев.
А небо над головой между тем стало предутренним. Гретхен все еще не привыкла к красоте волшебного южного небесного свода, сияющего в ночи крупными разноцветными звездами, величиной с тарелку. Но сейчас звезды уже поблекли, не были такими близкими и яркими, как ночью.
По мере того, как покорители пирамиды подымились выше и выше, небо раздавалось в стороны, становилось просторнее и светлее. На западе сумрачно толпились ночные дождевые тучи, медленно уплывая за край неба, а восток наливался светом. Внизу лежили погруженные во мрак джунгли, а над ними расползалось легкое серебристое марево, сочясь из темных провалов между деревьями. Оно растекалось, густело, окутывало вершины, превращая их в черные острова посреди молочно-белесого призрачного океана. Он клубился, медленно перетекал, в него погружались и тонули «острова». Подножие пирамиды казалось обложенными толстым слоем ваты.
Цепочка людей растянулась по каменной лестнице. Первым шел старик. И хотя ступени одолевал он с трудом, медленно, Гретхен удивляла его выносливость. Она ведь помнила то впечатление немощи, которое он произвел при первой встрече. Тогда он даже на ноги поднимался при помощи двух воинов, поддерживавших его с обеих сторон. И теперь ему тоже помогали, но ведь его не несли, как Гретхен.
Ее носильщикам приходилось, конечно, нелегко, раза три уставших сменяли другие. До вершины было уже недалеко, когда мужчины поменялись в последний раз, и Гретхен, глядя, как вновь подошедшие сплетают руки, увидала на одном запястье знакомую повязку из кожаного шнурка.
И вот, наконец, вершина! Последний шаг — и Гретхен опустили на абсолютно плоскую и просторную площадку. Она оглянулась назад, и дух захватило от панорамы, открывшейся сверху. Из густого, как сливки, тумана поднимались, устремляясь к небу острыми вершинами, верхушки еще четырех пирамид. Туман размывал их очертания, дальние едва проступали в белесом сумраке, и Гретхен захотелось поторопить солнце, она загорелась желанием увидеть фантастическую картину во всей полноте, при свете дня. Других пирамид с усеченной вершиной, видно не было, что навело Гретхен на мысль, что пирамида, на которой стоит она, чем-то особенная.