Романтика зловещих мест или замок в Трансильвании

С румынкой Марикой я познакомилась в феврале, на молодежном фестивале. Участвовали в нем студенты из стран восточной Европы. Фестиваль был событием масштабным, с обширной, насыщенной программой. Мероприятия проходили одновременно в нескольких точках: в университетских аудиториях, конференц-залах и на концертных площадках. У организаторского комитета забот было — не продохнуть, это я по себе знала, так как работала в секретариате. Там мы и встретились с Марикой. Ей понадобилась помощь, вникнуть и решить ее проблему поручили мне, потому как я хорошо знала румынский.

Моя новая знакомая была прехорошенькой смуглянкой с иссиня-черными волосами. Марика мне рассказала потом, что у нее какая-то пра-пра-прабабка была из румынских цыган. Рассказала, что цыганская кровь долго молчала, дети в роду появлялись светленькие, голубоглазые да зеленоглазые. А в Марике вдруг во всей силе сказалась, как будто напомнить решила, мол как не разбавляй цыганщину, она свое возьмет.

В новой знакомой меня привлекала ее жизнерадостность, она легко относилась к любым неприятностям. От нее исходила энергия позитивного настроя, с ней было легко и весело.

Фестиваль закончился, участники его разъехались, но мы с Марикой очень подружились и активно переписывались.

В начале лета она пригласила меня к себе в гости. Я рада была снова с ней увидеться, и, конечно, очень хотелось поближе познакомиться с Румынией. Мы с удовольствием обсуждали предстоящую встречу и стоили планы. Договорились, что в июле встречаемся в Трансильвании, в одном из отелей, где Марика зарезервирует для нас номер. Она приедет туда накануне моего приезда, а потом на ее машине мы поедем путешествовать по дорогам Румынии, и подруга покажет мне свою страну в самых удивительных и великолепных ее проявлениях.

Марика далеко не сразу согласилась, чтобы я сама добиралась до отеля. Она намерена была опекать меня прямо от трапа самолета. Но мне захотелось придать своему путешествию чуточку остроты, и я уговорила Марику не встречать меня в аэропорту. Впрочем, никакой особой остроты не получилось. Подруга подробнейшим образом расписала, как мне следует добираться до отеля. Чуть ли ни хронометраж представила: где, каким транспортом воспользоваться, снабдила меня расписаниями автобусов и поездов, подробнейшим образом проинструктировала, куда идти, что спросить. Добавьте сюда мое неплохое знание румынского… в общем, проблем я благополучно избежала. Все складывалось на редкость удачно, все шло точно по плану, начертанному Марикой — никаких задержек в пути, никаких опозданий. И вот я подъезжаю, практически, к конечному пункту! Остается взять такси, еще несколько минут — и я в отеле, с Марикой.

…Поезд остановился, я вышла на маленькой железнодорожной станции, пассажирский состав из пяти вагончиков тут же покатился дальше.

Следуя Марикиным указаниям, я прошла через крохотный пустой вокзал, оказалась на привокзальной площади и осмотрелась. И, разумеется, увидела «в полусотне метрах справа стоянку такси». Как она все эти мелочи разузнала? Или раньше бывала в здешних местах? Надо было спросить ее. Да была наверняка! Иначе откуда бы знала такие подробности? По Марикиным ориентировкам да клады бы древние искать!

Но в следующую минуту — впервые за время моего путешествия — все же случился маленький сбой! Я подошла к самому симпатичному таксисту и сказала: «Отель Батори». Неожиданно он меня поправил:

— Замок Батори, мисс, — таксист жизнерадостно улыбнулся мне и, видя мое недоумение, повторил: — Батори — это замок.

— А он у вас единственный? — я-таки, немного растерялась. — Может быть, отель тоже есть, с таким же названием?

— Нет, мисс. Абсолютно точно вам говорю: такого отеля в наших местах нет. Но не волнуйтесь, вы попадете именно туда, куда вам надо. Дело в том, что в замке вы тоже легко получите ночлег. Вам сдадут комнату точно так же, как в отеле. Видите ли, у нас замок и отель в одном лице! Но называется все же — замок.

— Ах, вот оно что! Значит, мне как раз туда, в замок Батори, — согласилась я, обрадованная такому простому и скорому разрешению недоразумения. Я даже слегка подосадовала на таксиста — для чего путать меня, приезжую, если понял, куда прошу отвезти?

Мой чемодан скрылся в багажнике, я устроилась на заднем сиденье… Пару минут я еще помнила о путанице с замком-отелем, и думала о том, что, по-видимому, Марика нарочно не предупредила меня про замок, сюрприз готовила, знает, что меня буквально зачаровывает старинная романтика в патине мистики. Но скоро я забыла про всё, захваченная тем, что разворачивалось передо мной.

Мы ехали через маленький городок. Домики, как игрушечные, лепились друг к другу вдоль узеньких улочек, вымощенных булыжниками. Кстати, скажу я вам, булыжные мостовые хороши, когда идешь по тротуару или когда они на картинке запечатлены. Но когда по этим кочкам трясешься в автомобиле, совсем другие ощущения возникают. В машине я чувствовала себя как внутри большой погремушки — мелко дребезжало, гремело и стучало все, что могло издавать хоть малейший звук. К счастью, булыжные мостовые были достоянием лишь центра городка, скоро они сменились улочками вполне деревенского вида. Правда, выбоин и ям на них могло бы и поменьше быть. Водителю приходилось лавировать между колдобинами, как на слаломе, а мне то и дело за что-нибудь хвататься. Но, все это так, побочные явления, вокруг было столько интересного, что у меня голова закружилась оттого, как я ею вертела.

Скоро городок остался позади, но никакого замка так и не появилось. Теперь мы ехали по дороге, зажатой между крутыми откосами. Она то и дело ныряла за поворот, а поворотов этих было… в общем, дорога из одних поворотов и состояла. Но какой величественный лес поднимался с обеих сторон! Он состоял из незнакомых мне высоких деревьев с гладкими, серо-голубыми стволами, иногда пятнистыми, наподобие военной маскировки. Я решила, что это буки. Не знаю почему. Память подсунула определение «буковые леса», и мне захотелось, чтоб этот лес назывался именно так!

Он был прозрачен. Ни кустарника, ни высокой травы. Вместо них между деревьями лежали большие камни, много. И нередко на глаза попадались огромные валуны, размером с небольшой дом. Бока их были гладкие, без острых выступов и неровных сколов. Они походили на огромные, неуклюжие колобки. Казалось, если как следует подтолкнуть, «колобок» покатится, пересечет дорогу и закувыркается по склону, набирая скорость, ударяясь о деревья, которые уже не способны будут остановить его. Так и скатится до самого низу, замрет на дне какого-нибудь ущелья.

Куда ведет дорога, и что ждет меня в конце ее, про это можно было только догадываться. Дорога вильнула за очередной поворот, такси устремилось туда же и… мне показалось, что мы со всей скорости влетели в ловушку. Дорога заманила, завлекла, и сейчас сзади… Я быстро обернулась, как будто и впрямь ждала, что ловушка захлопнется. Я не была слишком впечатлительной, и никогда в жизни не страдала клаустрофобией, но в эту минуту мне вдруг захотелось оказаться в каком-нибудь в другом месте. Темные каменные стены резко взмыли с обеих сторон. Они стояли тесно, почти смыкались высоко над головой. Небо светилось узкой голубой полоской. Откуда-то явилась и испугала мысль, что, случись сейчас землетрясение — обычное дело в Румынии — тут и будет наша могилка. Вместо гроба — такси, и стена ущелья вместо надгробной плиты. Тут я поймала в зеркале взгляд водителя. Неужто у меня на лице так ясно читаются все мои бредовые мысли? Иначе с чего бы ему так довольно лыбиться, глядючи на меня? «Ну-ну, — ехидно спросила я себя: Кому тут пресновато было? Кому остренького хотелось?»

В общем, от шока я благополучно отделалась и смогла, наконец, оценить красоту ущелья, по дну которого мы ехали. Густая тень заливала узкую щель между гигантскими стенами. Дорога здесь была на удивление ровная, машина шла плавно, и возникало странное ощущение, будто мы погружены на огромную глубину и плывем в ней. А стены не стены. Это мгла, черный плотный туман подступает к нам. Того и гляди, высунется из него какое-нибудь щупальце…

Захватившие меня ощущения манили необычностью и налетом жути. Неожиданно возникло желание, чтоб узкий коридор не кончался. Было жутко и сладко тонуть в этом полуденном сумраке, похожем на туман, который придумал Стивен Кинг — король ужасов, и населил его чудовищами и монстрами. Я сознавала себя в безопасности, но флер придуманного мистического страха приятно щекотал нервы.

Мы вырвались из теснины каменных стен скорее, чем я ждала. Но теперь лес подступил к самой обочине с обеих сторон пустынной дороги, и был таким плотным и мрачным, что даже жутковато стало — куда я еду? какой отель в этакой глуши? что за сюрприз меня ждет? Захотелось уже поскорее добраться до места и увидеть Марику.

Не было ни малейшего намека на близость городка, который мы покинули считанные минуты назад. И вообще, можно было подумать, будто ущелье служило переходом из одного времени в другое. Глядя на эти горы и первобытно буйный лес, легко было представить, что выход из ущелья не имеет никакого отношения к двадцать первому веку, он принадлежит веку пятнадцатому или шестнадцатому, и сейчас мы находимся в самом центре дикой, населенной легендами и цыганами Румынии. Я не видела ни придорожных столбиков, ни каких-либо указателей, ни столбов с проводами — ничего из мира цивилизации!

За очередным поворотом дорога выпрыгнула к неширокой реке, и там… мне даже смешно стало, как я обрадовалась деревне, что раскинулась на горном склоне на другой стороне речки.

Домики под черепичными крышами не теснились друг к другу, а стояли просторно. Издали они выглядели странно, почему-то

напоминали большие еловые шишки. Стены домов топорщились непонятным рельефом, так же, как крытые черепицей крыши. Я не могла понять, в чем дело, пока не увидела дом на самом берегу реки. Тогда-то я разглядела, что фасад дома, как чешуей, облицован резными деревянными дощечками.

Между домами, на полянках возвышались какие-то косматые столбики. И опять я не сразу поняла, что это сено, нанизанное на колья. Так его здесь сушили, вероятно. Эти штрихи незнакомого, чужого устройства жизни захватили меня. Потом внимание мое привлекли люди. Они оборачивались на звук мотора, прерывали свои дела, и стояли, провожая нас взглядами. При этом на лицах не было ни любопытства, ни приветливости. «Быстро я привыкла к улыбкам и радушию. Вот уже лицо без улыбки кажется мне странным», — подумала я.

Деревня промелькнула и осталась позади. И тут я попыталась вспомнить, видела ли автомобили рядом с домами, и вообще какую-нибудь технику, электрические столбы, антенны на крышах… Я даже обернулась, чтобы глянуть в заднее окно, но эти повороты, повороты… Горного склона с деревней уже не было видно. Я все еще пыталась припомнить детали только что виденной картины, но тут глазам моим опять предстало что-то непонятное. Оно было впереди, неподвижное, прямо посреди дороги. Мы приближались к преграде, я пристально в нее вглядывалась, пока не охнула от изумления — это был конный экипаж! Будто прямо со страниц книжки про кавалеров в плащах и при шпагах, про экипажи с кучерами на облучках сошел он на эту дорогу. Экипаж, запряженный парой вороных, стоял на дороге в самом начале узкого горбатого моста.

Такси остановилось. Водитель вышел, и я забеспокоилась, увидев, что он вытаскивает из багажника мой чемодан.

— Что это вы делаете? — запротестовала я.

— Не волнуйтесь, мисс. Вам подан экипаж, — сообщил он, и я расслышала в его голосе непривычные нотки почтительности. С чего бы это? Ну, вежливость, внимание к клиенту, это я понимаю. А почтительность-то с какого боку припеку?

— Это… сервис такой? — неуверенно предположила я, глядя на мост и не двигаясь с места. Ой-ёй… Как-то мне это не особо нравилось. Как-то зря я желала экстремальности в моем путешествии. Нет, пусть бы она была, но чтоб цивилизованно, чтоб где-то поблизости какое-нибудь справочное имелось и вообще… А тут — горы и глухомань, и меня передают как эстафету какую-то. Марика ни про какие экипажи не говорила. С какой стати мне прислали экипаж? Кто? Ну… да, Марика, конечно, знала, что я приеду именно сегодня, и с этим поездом. Но… с какой стати? Все-таки, я предпочла бы доехать в такси… А ведь такси дальше, пожалуй, просто не проедет. Мост для авмобиля узковат.

— Надеюсь, наш сервис вам понравится, — таксист с улыбкой кивнул в сторону нежданного транспортного средства. — Вообще-то, мисс, я готов спорить на что угодно, — это путешествие вы никогда не забудете. Мы стараемся, чтобы наши гости не уехали разочарованными. Прошу вас, — он открыл дверцу, предлагая мне освободить, наконец, его транспортное средство. — Отсюда до замка рукой подать.

Пока таксист широкими ремнями пристегивал чемодан к задней стенке экипажа, кучер опустил складную лесенку из трех деревянных ступенек и с легким поклоном подал мне руку. Не успела я глазом моргнуть, как сидела внутри, на удобной мягкой скамье. В экипаже, вообще, все было устроено с комфортом. Только, на мой взгляд — слишком уж много красного. Стены и потолок были обиты пурпурным бархатом. В сочетании с черной кожей, обтягивающей экипаж снаружи, и парой впряженных в него вороных, цветовая гамма выглядела мрачновато. Впрочем, если дизайнер хотел напомнить, что вы всё-таки не где-нибудь, а в Трансильвании находитесь, что легенда о Дракуле привязана к этим местам абсолютно реальными знаками… Короче, самого вампирского вида была моя карета. И если бы улыбка возницы обнажила его клыки, я бы уже не удивилась, я бы поверила, что на должность кучера — для антуражу и достоверности — принят настоящий вампир. Но кучер был неулыбчив и крайне немногословен. При этом выказывал мне глубочайшую почтительность. В образе был, что ли?

Едва усевшись в экипаж, я отодвинула плотные шторы с обоих окон (шторки на них были из двух слоев ткани: внутрь красной стороной, наружу черной, кожистой), и с интересом принялась осматривать открывающиеся с моста виды.

Длинный арочный мост краями своими опирался на отвесные обрывы. Дааа… он был очень узкий, два экипажа тут ни за что бы не разъехались. И такси точно не проехало бы. Я запросто могла бы потрогать рукой ажурную каменую балюстраду, отделяющую нас от пропасти, хоть справа, хоть слева. Я ее хорошо рассмотрела и поразилась красоте. Какой мастер заставил камень с такой изысканной пластичностью, с таким изяществом заплестись в потрясающей красоты решетку? За решетку цеплялись фигурки летучих мышей. Их каменные изваяния были настолько реалистичными… Как будто живая мышь раскинула крылья и вцепилась коготками в решетку. Надо же! Им даже глазки сделали! Маленькие красные искорки встречали и провожали нас, проезжающих мимо. Сквозь ажурную балюстраду далеко внизу голубела река.

Настил моста был деревянный, копыта коней стучали громко и чуть глуховато. Звук получался красивым. Я была в восторге от происходящего.

Замок я увидела неожиданно. Просто подняла глаза от пропасти за перилами моста… и ахнула.

Чуть в стороне от моста на скале возвышался замок. Он стоял на самом краю обрыва, как будто дремучий и мрачный лес теснил его в пропасть. Островерхие крыши венчали круглые башни. Стекла в больших стрельчатых окнах непроницаемо темнели. Наверняка вместо стекол в них вставлены мозаики. Смотришь снаружи — темное, неприветливое стекло. Однако изнутри оно превращается в яркую, наполненную теплым и мягким светом прозрачную картину.

Я глаз не могла отвести от замка. Все удлиненное, заостренное, устремленное вверх — каменное воплощение мистической, иррациональной, дерзкой тяги души к неведомому. При этом замок не был легким, летящим, пронизанным светом. Он прочно стоял на земле и был неотъемлемой частью гор и лесов. Да, теперь мне уже не казалось, что враждебный лес вытолкнул его на обрыв. Наоборот, замок вырастал из дебрей, был их порождением, нес на себе печать этих пустынных и диких мест. Его каменные стены вырвались из скального камня, разрывая травяной покров, взмыли вверх. Но при этом остались крепко сросшимися со скалой, будто мощными корнями вцепились, вплелись в каменные недра. Замок был сказкой. В нем скрывались тайны. Может быть, романтические, может быть, мрачные и даже страшные — сказки бывают разные. Он манил своей недоговоренностью, сокрытой за каменными стенами башен. Я влюбилась в это чудо с первого взгляда. Ух, как не терпелось поскорее увидеть Марику и расцеловать ее за такой роскошный сюрприз!

Однако мне даже в голову прийти не могло, что сюрпризы только начались, и главный сюрприз еще ждет меня впереди.

Экипаж остановился перед парадной лестницей. В тот момент, когда я, сидя в экипаже, с любопытством окинула взглядом каменный фронтон замка Батори, в этом момент высокая дубовая дверь растворилась, из нее появился мужчина и направился к нам. Он был худой, высокий, с великолепной осанкой. Мне пришла на ум часто встречающаяся литературная фраза: «его выправка выдавала в нем бывшего военного». Меня эта фраза всегда смущала. Неужели за всю мою жизнь ни один скрытый военный не оказался в поле моего зрения? Судя книжкам, я должна бы немедля раскусить, что он военный! А коль не раскусила, получается, я самая распоследняя простофиля? В общем, каждый раз, как попадалась на глаза эта фраза, она меня обескураживала, как бы подразумевая мою неполноценность в сравнении с прочими, проницательными. И вот наконец-то сейчас, когда я глядела, как спускается по широкой, идеально чистой лестнице этот человек, именно те слова проскочили в мои мысли. Не знаю-не знаю, был ли он когда-то военным, но прямая спина, развернутые плечи, аккуратно подстриженные волосы обращали на себя внимание. Одет он был в черную визитку, а рубашка на нем была безукоризненной, слепящей белизны. У него были черные волосы и печальные глаза.

Мужчина представился дворецким и забрал у кучера мои вещи. Вслед за ним, в восторженном состоянии всех чувств, я поднялась по лестнице. Переступив порог замка, я оказалась в огромном зале со стрельчатым потолком. Но в эту минуту меня занимал не интерьер. Занимало меня одно-единственное нетерпеливое желание: поскорее встретиться с Марикой и поделиться с нею чувствами и мыслями, бурлящими и клокочущими во мне. Да где же она? Почему не встречает? Я подняла глаза на лестницу, ведущую на второй этаж — конечно, Марика появится через секунду и вприпрыжку кинется ко мне. Но мгновения текли, а кроме меня и молчаливого печального аборигена, занятого в этот момент моими вещами, никто в зале не появлялся. Это было непонятно, и я забеспокоилась.

— Я должна встретиться здесь с подругой, — обратилась я к дворецкому. — Марика Драушеску. Скажите, она приехала?

— Нет, мисс, у нас нет гостьи по имени Марика Драушеску, — сообщил дворецкий, повергнув меня в шок, и невозмутимо продолжал: — Но если ваше имя Маргарита Шилова, у меня для вас письмо, — и он подал мне конверт, предварительно положив его на круглый серебряный поднос.

Я торопливо распечатала конверт. Вот тебе и на! Мало того, что Марика не ждет меня здесь, она вообще в ближайшее время не появится. Нелепая случайность на свой вкус перекроила все наши планы. У моей подруги приключилась жесточайшая ангина. «Милая Рита, пожалуйста, не огорчайся. Клянусь, через несколько дней я буду в полном порядке!» М-да-а… заверение Марики насчет «нескольких дней» не особо меня утешило и обнадежило. Летняя ангина — наихудший вид ангины.

— Отсюда можно позвонить? — спросила я, и тут же подумала, что в этой горной глухомани телефона может не оказаться.

— Конечно, — услышала я. — Вы можете позвонить прямо отсюда, из холла. Либо из вашей комнаты.

— Из моей комнаты?

— Да мисс. На ваше имя зарезервирована комната. Позвольте, я провожу вас.

Он поднял мой чемодан и направился не к лестнице, а двустворчатой резной двери, за которой оказался лифт. Да какой! В первую минуту я даже не поняла, что это лифт. Кабина была круглая, в ней имелись два больших зеркала одно против другого, и взаимоотражениями они создавали иллюзию длинного бесконечного пространства. Лишь когда пол мягко толкнулся в ноги, я поняла, что не стою посреди длиннющего коридора. Я отвела глаза от блестящих поверхностей, и зеркальная иллюзорность отпустила меня. Кабина лифта понизу, на треть примерно, была обнесена кованой решеткой. Вернее, затейливым растительным орнаментом. А выше затянута ажурной металлической сеткой. В кабине имелись элегантные светильники, а пассажиры лифта могли расположиться на удобном круглом диванчике. Кабина так неторопливо двигалась по лифтовой шахте, что удавалось полюбоваться медленно уплывающими вниз деревянными панелями с инкрустацией и мозаикой.

— Какая красотища! — не сдержала я восхищения.

— Владельцы замка всегда знали толк в красоте. Лифт был выкован в Сан-Галии по персональному заказу. На знаменитом заводе металлоконструкций, самом крупном по тем временам.

— Потрясающе красиво!

Тут я впервые подумала о хозяевах замка.

Кто же всем этим владеет? Я увидела еще не так много — экипаж с парой красавцев-вороных, аристократического вида дворецкий, роскошный лифт… Несомненно, чтобы содержать замок в таком виде, хозяева должны быть очень богатыми людьми. Надеюсь, не за счет постояльцев прирастают их доходы? Или? А вдруг сутки в этом замке стоят бешеных денег, как ночь на королевской кровати — я как-то читала, то ли в Лувре предоставляют такую возможность желающим, то ли еще где-то. Но мы с Марикой обговорили, на какую сумму можем рассчитывать в этом путешествии. И все же надо будет узнать наверняка, чтоб не беспокоиться. Вот увижу, что за комнату сняла Марика, и спрошу о цене.

— Скажите, кому принадлежит замок?

— Это фамильный замок славного рода Урсул. Наши князья ведут свой род от господаря Александрела Дабижа.

— О! — сообщение произвело на меня должное впечатление, хотя историю Румынии я знала, конечно, не блестяще. — Кажется, Дабиж правил Румынией в шестнадцатом веке?

— В семнадцатом, мисс, — поправил меня спутник, хотя явно был доволен, что его слова возымели именно тот эффект, на который он рассчитывал.

— А кто сейчас хозяин?

— Князь Урсул Раду. У князя большой дом в Бухаресте, но несколько месяцев в году хозяин обязательно проводит здесь. Он писатель, приезжает сюда работать.

Лифт остановился, спутник мой обеими руками степенно растворил его двери. Я вышла в коридор. Свет в нем был несколько приглушен. Светильники на стенах не рассеивали его вокруг, а направляли вниз, оттого готический свод, украшенный орнаментом из трилистников, расплывался в легком сумраке. Хорошо были видны только резко выступающие ребра, служащие опорой. Стены коридора украшали темные деревянные панели с глубокой резьбой. Пол покрывала широкая ковровая дорожка, в ней пропадал звук шагов, по коридору можно было передвигаться бесшумно. Взгляды многочисленных портретов сопровождали нас.

— Мы в той части замка, которая предназначается для гостей, — пояснил мой спутник. — Комнаты здесь просторные и удобные, призваны удовлетворить самые взыскательные вкусы. Надеюсь, вам понравится та, что приготовлена именно для вас.

Выйдя из лифта, мы шли по коридору прямо, потом свернули направо, поднялись по крутой каменной лестнице с резными балясинами… Я забеспокоилась: моему топографическому слабоумию, то бишь, пространственному кретинизму такие лабиринты противопоказаны категорически.

Коридоры были пустынны. Только один раз нам встретилась молоденькая девушка с приветливой улыбкой. Белый передник давал понять, что она не гостья в замке Батори. Еще один раз до моего слуха донеслась музыка.

— В замке много гостей сейчас? — спросила я.

— У нас всегда есть гости. Вторую неделю живет семья из Англии — муж, жена и ребенок пяти лет. Пара молодоженов проводит у нас медовый месяц. Есть и другие. Но мы непреложно следуем правилу: сделать все для того, чтобы гости не чувствовали ни малейшего стеснения. Если люди приезжают в горы, в наши глухие места, значит, ищут покоя и уединения. Согласитесь, вынужденное соседство с живым, непоседливым ребенком кому-то было бы досадно. Молодая пара тоже упивается друг другом и все другие сейчас едва ли желанны в их мире. Точно так же и прочие наши визитеры имеют причину стремиться к уединению.

— Вы думаете, у меня тоже есть такая причина?

— Позволено ли мне высказать догадки, мисс? — Я кивнула, заинтересованная. — Вы проделали долгую дорогу, прежде чем оказались в глухих лесистых Карпатах, в древнем замке, стены которого дышат легендами. Стоит остаться с ним наедине, и вы услышите это дыхание. Но вместо того мимо вашей комнаты постоянно ходят чужие люди, бегают расшалившиеся дети, до позднего вечера вы слышите шум… Если вы скажите, будто совсем не против такого способа отдыхать, я спрошу вас, почему вы оказались именно здесь, а не на солнечном пляже? Нет, я не стану спрашивать. Я знаю ответ. Вы здесь потому, что чувствуете магнетическое очарование этого замка, и желаете в полной мере впитать в себя его дух, прикоснуться к его тайнам, стать ненадолго его частью.

— О, да. Мне добавить нечего. Остается только удивляться вашей проницательности.

— Это не проницательность, мисс. В Батори давно принимают гостей, мы знаем, кто и зачем к нам едет. И заверяю вас, наши гости никогда друг с другом не встречаются.

— Как?! Разве это возможно?

— Нет ничего легче. Здесь полторы тысячи помещений, множество переходов, лестниц и дверей.

Наконец, он остановился перед высокой дверью и вынул из кармана ключ.

Что вам сказать? Я прошлась по комнате, ни на минуту не допуская мысли, что я в ней буду жить. Не кривя душой, я так и сказала:

— Увы. Такое мне не по карману. Найдется у вас комната попроще?

— Вы не должны платить, мисс, все оплачено, включая завтраки, обеды и ужины. Всё, что имеется в комнате так же в полном вашем распоряжении. И вы ошибаетесь, если думаете, будто цены у нас астрономические. При отъезде вам вручат туристические буклеты, в них имеются прайс-листы, вы убедитесь, что всё вполне доступно.

— За комнату заплатила моя подруга? — удивилась я.

— Я не знаю точно. Вероятно, так и есть

Он ушел, сообщив напоследок, что через час придут звать к обеду.

Я осталась одна и еще раз, теперь на правах хозяйки осмотрела свое жилье. Меня окружала роскошь. Я никак не могла поверить, что стоимость пребывания в этих хоромах действительно настолько мала, что доступна даже нам с Марикой. Или хозяин так бескорыстен, что позволяет людям, влюбленным в старину, гостить в его замке за чисто символическую плату? Только такое соображение приходило мне на ум.

В гостиной едва ли не две стены занимал огромный угловой диван. На столике у дивана стояли плетенка с домашним печеньем и большая ваза с фруктами: красные и желтые яблоки, черный виноград, золотистые груши… Я отщипнула веточку винограда. Именно такой я люблю — сладкий и без косточек. Напротив дивана на стене имелся большой плоский телевизор, а под ним тумбочка с DVD-плеером. Одна из полочек в ней была заполнена коробочками с дисками. Я не стала рассматривать, что за фильмотека предлагается мне. Удивилась только, как в этом замке старина сочетается с современностью. В двух больших, напольных вазах стояли цветы, и я подумала, что здесь должен быть парк или сад и много цветов. Или букеты привозят в замок?

Тут взгляд мой упал на телефон, и я вспомнила, что намеревалась немедленно позвонить Марике! Я подняла трубку — в ней раздались гудки. Кажется, я все же не была до конца уверена, что телефон заработает. Я набрала номер, и Марика сняла трубку после первого же звонка.

— Рита, наконец-то! Я уже испереживалась! — воскликнула она. Голос был, конечно, Марики, но сейчас, из-за обложенного горла его можно было бы и не узнать. — Жду-жду, а звонка все нет и нет! Как ты? Ничего не случилось?

— Да у меня-то все хорошо. А вот ты… Я так радовалась, что вот-вот увидимся, а вместо тебя письмо, — с огорчением сказала я. — Как ты себя чувствуешь?

— Милая Рита, ты не представляешь, как я расстроена! Это просто катастрофа! И надо же мне было так некстати заболеть!

— Но почему ты не позвонила сразу? Судя по дате, твое письмо пришло сюда два дня назад.

— Да, я заболела, когда ты была еще дома. Но Рита, ты бы ведь не поехала, если узнала, правда?

— Ну… не знаю.

— Вот и я вся в колебаниях была — звонить тебе, не звонить… Риточка, я так не хотела окончательно все разрушать, ты меня пойми, не сердись, пожалуйста. Я так расписывала тебе наше путешествие! И вдруг в последнюю минуту зачеркнуть всё жирным крестом? Я просто не могла. Рита, клянусь, я теперь изо всех сил постараюсь выздороветь! Ну, еще день-два, ну три от силы — и я приеду! Ты можешь подождать меня в Батори или поехать куда-то, если там скучно и нечего делать. Я приеду туда, где ты будешь. Я тебя найду, об этом не беспокойся. Ты не сердишься на меня?

— Конечно, нет! От замка я в восторге. Я сейчас такая восторженно-ошарашенная, что забыла обо всем. Представляешь, собиралась немедленно тебе звонить и забыла!

— Ой, как я рада! — с явным облегчением выдохнула Марика. — Камень с души! А почему «замок»?

— Потому что Батори — настоящий замок. Неужели ты не знала? Ты не была здесь раньше?

— Не была. И о замке понятия не имела… — удивленно сказала Марика. — Во всех проспектах его называют отелем.

— Да, в нем почему-то сдают комнаты туристам. Хотя у замка есть хозяин. Ты знаешь, что Батори принадлежит писателю Урсулу Раду, князю. Это ты знала?

— Батори принадлежит Урсулу Раду?! Вот это да! Ушам не верю! Ой, как я хочу оказаться там! А сам Раду, случайно, не в замке сейчас?

— Не знаю. Он что, такой известный? Я о нем не слышала.

— Звезда! Правда, первый раз имя прозвучало с год назад, не больше. Так что, сверхновая звезда. Но сейчас он везде — на телевидении, по радио читают его романы, на разные шоу постоянно зовут. Снимается фильм по его книге, причем, его пригласили на главную роль.

— Писатель и актер? Надо же… — удивилась я. — А о чем он пишет?

— Мистические романы. Спроси там, наверняка у них есть его книги. Почитай обязательно! Это не литература, это настоящее колдовство, наваждение.

— Ты меня заинтриговала, обязательно спрошу книгу. Ну, в общем так, Марика. Я пока никуда отсюда не поеду. Во-первых, не могу передать, какое чудо этот замок и все вокруг. Во-вторых, ты меня этим Раду очень заинтересовала. Ой, Марика, как было бы здорово нам вместе! Ты давай, лечись хорошенько! Да, мне звонить можно, у меня телефон в комнате. Я наклонилась к аппарату, к полоске бумаги с цифрами номера, и продиктовала их Марике.

Положив трубку, я не отошла, а еще раз медленно провела рукой по ней, думая, из чего же она сделана. Неужели все вещи в замке подлинные, а не современные поделки, стилизованные под старину? Вот сейчас тактильные ощущения подсказывали мне только одно — кость. А эрудиция подсовывала — «слоновая кость», хотя я ее видеть не видела. Впрочем, кажется, когда-то держала в руках какую-то безделушку из слоновой кости. Потому что память подсказывает именно такие ощущения от прикосновения к полированной костяной поверхности, и ощущение прозрачности, внутреннего света, хотя вообще-то кость не прозрачна, конечно. Значит, что, надо поверить, что в моей комнате стоит аппарат из слоновой кости, а металлические детали в нем с позолотой? Да уж лучше поверю, что целиком из золота. Я пользуюсь телефоном из слоновой кости с золотом. Вот так-то.

Но в общем-то, всё более-менее вставало на свои места. На несколько дней я предоставлена самой себе, и кажется, сейчас меня это уже не огорчало. И замок, и его владелец казались мне тайной, в которую хотелось хоть слегка приоткрыть дверь.

Взглянув на часы, я поняла, что надо бы поторопиться. До того, как за мной придут, надо переодеться, сходить в душ и привести себя в порядок. А где мой чемодан? Ах да, тот человек, дворецкий, он же спросил: «Вы хотите, чтобы горничная разобрала ваш чемодан?» И когда я сказала, что сама, он сказал, что поставит его в спальню. Это вон та дверь!

В спальне меня поразило зеркало. Нет, и широкая кровать на небольшом возвышении под балдахином, и роскошный ковер, покрывающий весь пол, и комоды, огромный платяной шкаф-купе, туалетный столик с невысоким трехстворчатым зеркалом и уймой флаконов, баночек, тюбиков, с какой-то раскрытой шкатулкой — все было достойно удивления. Но зеркало… Оно было огромно. Правильнее сказать, одна из стен спальной комнаты была полностью зеркальной. При этом не возникало ощущение холода или пустоты, как в танцевальной студии. По зеркалу вились тонкие темные линии. Я подошла ближе, и мне показалось, что поверх стеклянной поверхности наложено чугунное литье, легкое и тонкое, как кружево. Оно не мешало. Смотришь в зеркало — эти черные линии как будто пропадают. Но чуть измени ракурс взгляда — и вместо зеркала видишь легчайшую решетку красоты неописуемой. Вдоль зеркала стояли комнатные растения. Не цветы в горшках. Хотя, конечно, они были именно в горшках, но цветовод устроил из них что-то вроде живой стенки. А вместе с отражением в зеркале они создавали иллюзию сада.

Это зеркало едва ли предназначалось для того, чтоб в него смотреться — для этого надо было бы растащить горшки с растениями. А для чего оно здесь? Для красоты? Да, это очень красиво. Потрясающе красиво. Покачав озадаченно головой, я вспомнила, что надо торопиться и тут же увидела свой чемодан. Он стоял рядом с пуфом перед туалетным столиком. Прихватив все, что надо, я пошла в ванную, вход в нее был из спальни. Свет включился, как только я шагнула в ванную комнату.

— Ой, ну что это такое!.. Так же нельзя! — пробормотала я.

Если принимать, что в Батори всё стопроцентно настоящее, то я должна была верить, что стены и пол облицованы натуральным черным мрамором с серыми и золотистыми прожилками, а две глубокие чашеобразные раковины вырезаны из цельных мраморных плит. Все металлические детали были, кажется, медными и сияли, начищенные до ослепительного блеска. На одной из стен я с удивлением обнаружила экран, в стенной нише под ним — стерео систему и видеоплеер.

В огромную круглую ванну-джакузи надо было пониматься по двум ступенькам. На возвышении лежала стопка пушистых полотенец, рядом висел толстый банный халат. На полочках выстроились шампуни, гели, мази, ароматические соли и масла, прозрачные баночки с шариками для ванн… Я с трудом одолела искушение немедленно залечь в эту ванну, погрузившись в горячую, ароматную воду и густую пену… Душ, разумеется, здесь тоже был.

Прежде, чем горничная пришла звать меня к обеду, я успела обнаружить очаровательный балкончик, когда отдернула штору на большом окне гостиной и увидела рядом с окном наполовину застекленную дверь.

Какая панорама открылась передо мной! Дух захватило! А уж когда я глянула вниз… я даже отшатнулась и вспомнила, что замок стоит на самом краю обрыва. Так мой балкон выходил как раз в сторону пропасти. Отвесная стена замка переходила в отвесную скалу. Когда я опять с опаской заглянула вниз, то увидела, что основание скалы тонет в белой пелене тумана так, что невозможно определить, насколько глубока пропасть. К счастью, балкон был полностью забран решеткой, иначе я бы, наверное, даже выходить на него побоялась, не то что склоняться над этой бездной. Благодаря решетке, я чувствовала себя в безопасности. Зато какие виды открывались с высоты!

У моих ног лежали древние синие горы. Карпаты сами были увлекательнейшей книгой, которая вобрала в себя течение событий тысячелетней европейской истории. На каждой ее странице записаны чарующие легенды и героические истории. Не удивительно, что Урсул Раду покорил всю Румынию. Я готова поверить, что он нашел способ читать эту древнюю книгу, а потом пересказывать прочитанное. Вдохновение витало здесь повсюду. В дремучем сумраке девственных лесов, над зеркальной гладью прозрачных озер, среди затянутых сонным маревом виноградников; летело вместе со звонкой, как звук арфы, стремительной Латорицей по многоцветному ковру медово пахнущих полонин… Кристальный горный воздух придавал окружающим краскам необыкновенную яркость, глубину и чистоту.

И еще этот волшебный замок, в котором я успела увидеть совсем немного, но уже изумлена необычностью и красотой. В душе моей как будто звенели серебряные трубы, зовущие открывать, узнавать, видеть. Я больше не чувствовала огорчения из-за несостоявшейся встречи с Марикой, на смену ему пришло радостное возбуждение, предвкушение чего-то необыкновенного… Хотя необыкновенно здесь было всё.

Я не забыла слова дворецкого, что в замке все устроено так, чтоб гости не встречались друг с другом. Но почему-то я не восприняла их касающимися обеда. В общем, я не ожидала, что меня ждет стол, накрытый на одну персону. Я почувствовала себя не то чтобы неуютно и одиноко в просторной столовой, но как-то странно. С одной стороны, были какие-то любопытные ощущения оттого, что меня обслуживают как знатную даму, суетятся ради одной лишь меня. А с другой… пожалуй, такое уединение чрезмерно.

За столом мне прислуживали двое: строгая, даже чопорная женщина и смуглый, черноглазый, улыбчивый парень. Дама появлялась при всякой перемене блюд. Вставала слева от меня и объявляла их название. А «смуглянка» подавал на стол. Дама периодически исчезала, а парень оставался все время и развлекал меня тем, что нахваливал румынскую кухню. Рассказывал о традиционных румынских кушаньях. Причем так, что хотелось немедленно их попробовать. А обед, и впрямь, был отменный.

Очень мне понравился фасолевый суп-пюре по-крестьянски — чорба ди фасоле царанеск — с мелко нарубленной паприкой и копченым свиным окороком. Я бы еще порцию этого супа откушала с удовольствием, но передо мной уже появилось блюдо мамалыги с тушеной бараниной и маленькими чесночными колбасками. Мясо было такое острое, что во рту разгорелся пожар, и требовалось то и дело заливать его красным мерло с Мурфатларских виноградников. Но баранина была потрясающе вкусной! Таяла на языке! А еще просто объедение были картофи калачи — румяные хлебцы из муки и картофельного пюре.

Обед был изобильный, порции очень большие даже для меня, изрядно проголодавшейся за долгую дорогу. Невозможно было съесть целую гору мяса после большущей миски фасолевого супа со свиным окороком! Бокал с вином тоже не успевал опустеть, «смуглянка» наполнял его снова и снова, я даже сказать не могу, сколь вина выпила за обедом. И вот, когда я уже едва перевожу дух от обжорства, мне сообщают, что сейчас будет подан чай со сливками, а к нему домашние круасаны с вишней и сыром!

В общем, обед был выше всяких похвал, одно только немного огорчало — не с кем было поговорить. Со «смуглянкой» удавались только кулинарные темы, на другие он общаться не желал и все переводил на еду. Надо ли говорить, как я обрадовалась, когда в столовой появился мой знакомый дворецкий. Он пришел узнать все ли в порядке, всем ли я довольна или нет ли у меня каких-то особых пожеланий.

— Могу я попросить вас уделить мне немного времени?

— Вы можете располагать мною и моим временем. Смысл моего присутствия в доме заключается так же и в том, чтобы устроить наших гостей с максимальным удобством.

— Можно мне узнать ваше имя? — спросила я.

— Конечно. Меня зовут Ино Груй.

— Так вот, господин Груй, я немедленно и беззастенчиво воспользуюсь вашим гостеприимством! — заявила я.

— Ооо!.. Только не «господин». Я всего лишь слуга. Называйте меня по имени или фамилии, как вам удобно.

— Хммм, — протянула я. — Хорошо, я буду называть вас Ино. Но скажите, у вас ведь наверняка немало дел и обязанностей, и вы должны успевать всюду.

— Вас это не должно заботить. В замке достаточно обслуги. Буду рад быть вам полезным, мисс.

— Отлично. Я приглашаю вас на чашку чая. Мне хочется кое о чем вас спросить.

Дворецкий молча повернул голову в сторону «смуглянки». Не сказал ни слова, но тот немедленно принес еще один чайный прибор черного фарфора. После этого одарил меня сияющей улыбкой, откланялся и исчез.

— У меня просьба, Ино, — сказала я, глядя, как он неторопливо наливает мне чай. — Мне нужна книга Урсула Раду.

Я засмотрелась на его манипуляции с высоким фарфоровым чайником с узким и длинным носиком, с серебряными ложечками, сахарницей и щипчиками. Как наполнял чашку и на блюдце аккуратно ставил передо мной… Движения его были гипнотически плавны и замедленны. Хотелось смотреть, слушать глуховатый голос, погружаться в состояние покоя, тепла, безмятежности… Я вдруг подумала, что не удивилась, если бы этот человек оказался самим владельцем замка. Нет, я не на миг не допускала, что за чаем меня обслуживает мега-звезда, супер-писатель и актер. Но, не знаю уж, мой ли плебейский менталитет не давал мне возможности отличить слугу от хозяина, но честное слово, по-мне, так это вполне мог бы быть сам князь Урсул. Кстати, почему я не спросила у Марики про его возраст? Почему не мог быть писателем мужчина лет сорока в строгом черном костюме, высокий, с прямой осанкой и правильными чертами лица? Лица абсолютно непроницаемого, скрывающего мысли и чувства. Хотя, я откуда-то знаю, что последнее качество как раз характерно для слуги с родословной, если можно так сказать о вышколенном, с идеальной выправкой, чисто профессиональной сдержанностью слуге. У настоящего, из древнего рода князя и слуга должен выглядеть аристократом.

— В замке есть книги Урсула Раду. Вам доставят, — пообещал, между тем, дворецкий.

— Я совсем не знакома с его творчеством. И даже имя впервые от вас услышала. Надеюсь, для иностранки это извинительно?

— Мне и в голову не пришло осуждать вас. Напротив, в первую же минуту встречи я был удивлен, обнаружив, насколько хорошо вы знаете румынский! Может быть, у вас румынские корни?

— Нет. Абсолютно никаких корней. Хотя… знаете, Ино, в детстве была у меня книга, румынские сказки. И я вполне могу назвать ее корнем. Именно из тех сказок выросло мое увлечение румынским. Вам, конечно, они известны — «Ореховый прутик:», «Двенадцать царевен и заколдованный дворец», еще много. Как они мне нравились! Даже имена сказочных героев безумно нравились. И сам румынский язык почему-то накрепко связался со сказками! До сих пор это ощущение остается. С одной стороны я знаю, что это обычный язык людей румынской национальности. А с другой стороны — ощущение, что он — язык мрачных легенд и древних преданий. В нем обитает диковатый дух леса, скал, цыганской магии…

— Я восхищен, мисс, — склонив голову, Ино внимательно смотрел на меня. Он не присел за стол, и с блюдцем и чашкой стоял в нескольких шагах, слегка прислонившись к буфету у стены.

— Скажите, Ино, как вы относитесь к творчеству вашего хозяина? Звездность его заслужена или результат раскрутки? Только не говорите, пожалуйста, что вопрос некорректен. Вы, конечно, имеете собственное мнение на его счет. Он и впрямь талантлив?

— Безусловно. Что касается прочего… звездности, раскрутки, — помедлив, проговорил дворецкий, — этот вопрос я хотел бы задать вам, мисс.

— Хорошо. Вы пообещали сейчас, что разговор наш продолжится.

— Без сомнения. Что касается меня, я буду только рад, — улыбнулся Ино.

Не знаю почему, но мне показалось, будто он чего-то не договорил. Хотел сказать и остановился в последний момент. Потом Ино подтвердил мою догадку про парк вблизи замка и посоветовал погулять в нем. Мы пили чай, разговаривали, и я удивилась, как незаметно промелькнул целый час. Ино проводил меня назад по запутанным переходам замка — впрочем, теперь я уже сносно ориентировалась в них — и, кстати, показал, как выйти в парк. Это оказалось проще простого — в конце сумрачного коридора, где находилась моя комната, имелась лестница, она приводила к двери, а сразу за ней начиналась дорожка через лужайку с белыми маргаритками, которая вбегала под деревья парка и превращалась в аллею.

— Я сейчас распоряжусь, чтобы вам принесли из библиотеки книги. — Он вдруг улыбнулся: — Хочу предупредить. Талант Урсула Раду опасен. Не давайте ему пленить вас. Иначе уже никогда не будете свободны. Он не отпустит.

Кажется, Ино пытался пошутить. Впрочем глаза его остались серьезными. Дворецкий откланялся, а минут через десять-пятнадцать я уже держала в руках толстенький сборник с золотым тиснением на черном переплете.

Книга называлась «Гамельнский крысолов». В оглавлении значились несколько повестей и рассказов. Я остановилась на крысолове. Стало интересно, что нового мог рассказать князь Урсул Раду об этой, всем известной истории. Устроилась на диване и открыла книгу. После нескольких страниц я могла сказать только одно: мне понравилось, как пишет Урсул Раду. У него был легкий, текучий слог — читалось, как пелось. Он строил фразы по-разговорному, и потому они как-то очень хорошо ложились «на язык», если можно так сказать. Читаешь безо всякого усилия, слова будто сами собой складываются и ведут, рассказывают… Но кроме языка, стиля я пока никаких особых достоинств не увидела. И главное, не могла взять в толк, для чего понадобилось князю пересказывать известную легенду?

И до него уж рассказали историю, якобы произошедшую в тринадцатом веке в тихом городке Гамельн, что на севере Германии в округе Ганновер. Вокруг городка раскинулись горы и дремучие леса, неторопливо струил воды Везер, и жители Гамельна были вполне благополучны. Но явилась нежданная напасть — крысы. Хочешь-не хочешь, а крысы испокон веку живут с людьми по соседству. И испокон веку кошки — верные союзники человека в его непрекращающейся войне с прожорливыми грызунами. Но на сей раз кошки оказались бессильны. Что-то случилось, ненасытные зверьки вдруг начали бешено размножаться. Полчища черных крыс затопили город, опустошая дома, сараи и склады, сжирая все, что было не из железа, истребляли кошек, даже на людей нападали. Город был ввергнут в ужас и панику.

И тут в один из солнечных летних дней из-за Везера явился пришелец. Молодой человек лет тридцати. Одет он был в странное пестрое платье, но так, что видевшие его, любовались им. Прошло очень мало времени, как вошел он в городские ворота, а уж весь город только о нем и говорил. Незнакомец назвался крысоловом и заявил, что берется избавить город от страшной напасти. Горожане взмолились к нему и горячо обещали заплатить все, что он скажет, да еще и сверх того.

Однако они глазам своим не могли поверить, когда Крысолов принялся за дело. Он вынул серебряную флейту и заиграл на ней причудливую мелодию. И тотчас на звук ее повалили крысы. Острые, усатые мордочки высовывались из всех дыр и щелей, куда ни глянь. Земля скрылась под черными телами. Дудочник шел по улице, а за ним текла черная, сплошная, шевелящаяся масса. Крысы шли за ним, как зачарованные. Он подошел к Везеру, где ждала его лодка, взошел на нее, и лодочник оттолкнулся веслами от берега. Крысы же ни секунды не промедлили. Черная, атласно отблескивающая на солнце масса потекла с берега в Везер, за крысоловом. Так и утонули все до одной. Город был очищен от напасти.

«Хм… — подумала я, — должна же быть какая-то заковыка! Где, наконец, особенное, „авторское“ в этой истории? Не пересказал же он старую историю от слова до слова?» Я перевернула следующую страницу — дальше речь пойдет, конечно, о неблагодарности гамельнцев.

В их оправдание Урсул Раду ничего не нашел: счастливые жители Гамельна на радостях устроили праздник, веселились, пели и танцевали. И я снова почувствовала досаду, читая о том, как забыли они, кому обязаны спасением, и забыли про свое обещание. Гамельнцы не только не заплатили сверх того, что просил Крысолов за работу, они не отдали даже положенного. Он не стал браниться и спорить. «Вы горько пожалеете», — сказал Крысолов и ушел.

На рассвете, чуть солнце поднялось из-за гор, жители услыхали пение флейты. Теперь она играла другую мелодию. Крысолов ходил по улицам, наигрывал на серебряной флейте, и плыла над городом странная мелодия. Ничего в ней не было кроме причудливых звуков, но — святой Иисусе! — из домов выходили малыши прямо в ночных рубашках и шли за чужаком с тем же очарованным видом, как накануне крысы уходили под воду с головой, захлебывались, но продолжали стремиться к источнику мелодии. Сто тридцать малышей вереницей шли за играющим Крысоловом рассветным утром, сто тридцать зачарованных душ, покорно идущих на зов колдовской флейты, и удержать их было невозможно. Он повел детей к горе Коппенберг на окраине городка, и когда приблизилась к ней странная процессия, в горе оказалась то ли пещера, то ли расселина, укрытая дикими зарослями, и дети пошли в нее вслед за Крысоловом. Вот исчез из виду последний ребенок… Ни одного из них в городе больше не видали. Тщетно искали в горе пещеру, тщетно матери бродили от города к городу… Дети исчезли навсегда, словно их никогда и не было…

…Я проснулась, с удивлением обнаружив, что уснула незаметно и книга выпала у меня из рук, лежит на полу. Ничего себе! Как же это я? Раз! — и уснула! Я подняла книгу, пытаясь вспомнить, о чем прочитала перед тем, как заснуть… и поняла, что знаю, чем закончилась история Крысолова и детей, рассказанная Урсулом Раду. Но разве я дочитала?.. Или мне приснилось окончание? Я раскрыла книгу. Откуда же мне тогда известно, что о произошедшем в Гамельне осталось немало знаков в память, и знаки эти сохранились по сей день.

Вот одно свидетельство: позолоченная надпись сделанная на городской ратуше вскоре после странных и горестных событий Она гласит: «В год 1284, в день святых Петра и Павла 26 июня Пестрый Дудочник завлек 130 детей на гору Коппен в окрестностях Гамельна, где они исчезли все до одного в глубине земли». Другое свидетельство — описание исхода детей в хронике города Гамельна. Горожане помнят даже, по какой улице дети ушли из города — улицей Безмолвия зовут ее с тех пор. На ней запрещено петь и играть на музыкальных инструментах. Фигура же самого Крысолова изображена на церковном витраже рядом с гербом города. Если не считать запись в хрониках Гамельна, первым историю о гамельнском Крысолове изложил Йобус Финцелиус в книге «Чудесные знамения. Правдивые описания событий необыкновенных и чудесных», где поведал потомкам: «Нужно сообщить совершенно необыкновенное происшествие, свершившееся в городке Гамельне, в епархии Минденер, в лето господне 1284, в день святых Петра и Павла».

Я помотала головой: убей, не помню, чтоб глаза мои пробегали по этим строчкам, но я как же я знаю, что история не заканчивается уходом детей из Гамельна, продолжение ее обнаружено здесь, в Трансильвании. Священник Фридрих Мюллер, служивший в Черной Церкви, поведал о том, как объявились у них дети из Гамельна. Они просто вышли однажды на свет в самом сердце Трансильвании из пещеры Мерешти, что в ущелье Варгис. Они жмурились, выбираясь из-под земли, уставшие, чумазые, опускались на землю меж мшистых валунов. Явившихся непонятно откуда детей расселили по семи городам, места те так и звались — Семиградье.

Горы в тех местах и впрямь пронизаны многоярусными причудливыми пещерами, коих насчитывают более ста двадцати, а сколько на самом деле, не знает никто. Как и того, куда ведут бесконечные подземные коридоры и норы, в которых царит темнота и тишина, нарушаемая только звуками капающей воды, редким шорохом крыльев летучей мыши, да стуком вашего сердца. Может быть и впрямь, имеется выход из них на склоне Коппенберге, что вблизи немецкого Гамельна. Тогда покров тайны на гамельнской истории становится не таким плотным. Можно допустить, что увел детей обиженный крысолов подземельями и пещерами в иные края. Но вот что еще. Есть обычай в румынских деревнях — каждый февраль там устраивают символическое шествие, изображающее прибытие гамельнских детей восемьсот лет тому назад. Одетые в робы и подпоясанные веревками, деревенские ребятишки направляются к церкви, возглавляемые дудочником. Февраль?.. Почему февраль, если дети Гамельна ушли из города посреди лета? Где были они более полугода? Как жили?

Предание, зафиксированное, как достоверный факт, до сих пор не дает покоя историкам…

Хм… Я так и не вспомнила, что дочитала историю до конца, прежде чем уснуть. Может быть, она и правда снилась мне, но все равно же, сначала я должна была ее прочитать! Так значит, прочитала? Мистика какая-то…

Я уже не пыталась оценить рассказ Урсула Раду. Он мне понравился, безусловно. Окончание было неожиданное, цепляло, будило мысль и фантазию. Это имел в виду Ино, когда говорил, что князь Раду возьмет меня в плен и уже не отпустит? Он прав. К тому же, со мной самой произошло удивительное…

Но в конце-концов, я рассмеялась над собой: как легко я нахожу удивительное и мистическое в деле самом обычном. Усталость, сытный обед и вино — вот ключики к «тайне». Я насмешливо покачала головой, потянулась с наслаждением, чувствуя себя отдохнувшей, полной сил, и встала. «Сейчас умоюсь и спущусь в парк, наверняка найду там немало интересного для себя. Замок снаружи осмотрю. И книжку с собой возьму! Посижу в парке, почитаю. Даже не ожидала, что князь Раду пишет так увлекательно. Интересно, в других рассказах и повестях тоже имеется подобная «изюминка»? Жаль, в книжке нет его фотографии. Мне захотелось увидеть его, узнать, как он выглядит.

Узкая каменная лестница в конце коридора никуда не делась. Люблю, когда ожидаемое оказывается именно там, где я собираюсь его обнаружить. Увы, мне хорошо знакомо чувство обескураженности…

Лестницу освещали красноватые светильники. Они очень удачно имитировали факелы, закрепленные на стенах. Лампы такие я никогда не видела, они были в виде языков пламени, а внутри как будто плясали красные огоньки. Не знаю, может быть, это были газовые светильники, но разве горит газ красным? А загорелись они, как только я подошла к лестнице, я видела, как она осветилась. И когда Ино показывал мне эту лестницу, светильники так же включились при нашем приближении. Значит, имелись датчики, фиксирующие движение? Здесь удивительным образом сочетались древность и современные технологии.

Кстати, дворецкий сказал, что лестница вырублена в толще замковой стены. Об этом я и думала, спускаясь по стертым ступеням. Невообразимой, неприступной толщины оказались стены! Когда смотришь на него со стороны, замок вызывает ощущение устремленности в небо, вот-вот оторвется от земли! А на самом-то деле вон что оказывается. Экой тяжестью прикован он к земле, к камню — сросся с ними в монолит. Обманщик. Никогда он не взлетит. Или тут не обман, а несчастье? Душа птицы в теле, скованном вековечной неподвижностью? Ух, куда меня увели фантазии! А все же идти по лестнице и знать, что идешь внутри стены, было странно.

Скоро я оказалась перед деревянной дверью, окованной металлическими полосами с большими круглыми заклепками. На двери висел большой засов. Сейчас он был повернут вертикально, а когда опускался поперек двери, то попадал в железные пазы, что были с обеих сторон от двери. Интересно, его закрывают на ночь? Я надавила на металлическую ручку, дверь открылась неожиданно легко и почти беззвучно. Передо мной на отлогом склоне простиралась лужайка с низкой и густой, как щетка травой и рассыпанными по ней белыми монетками маргариток. Через газон вела дорожка, выстланная деревянными кругляшами, разными в диаметре. Лежали они на удивление ровно и прочно. Желтые кругляши со спиралями годовых колец были так уместны и естественны здесь.

По краю лужайки пышно цвели кусты роз, и я оказалась в облаке сладкого аромата. Налюбовавшись на крупные белые и пурпурные бархатные розы, надышавшись их ароматом, я вошла в тень деревьев. Под ногами бежала все та же дорожка, разветвлялась, уходила вправо и влево, ныряла в густую тень, вилась среди яблонь, кленов, дубов. Сквозь деревья видны были солнечные полянки.

В парке было столько занятного, что я невольно подумала о человеке, который тут работает. Я никогда не видела такого парка, в него было вложено столько выдумки, труда и души! Можно было подумать, что для человека это дело всей жизни. С какой выдумкой были устроены одни только клумбы! Вдруг я находила между деревьями в траве старую телегу, пышно заросшую геранью незнакомого мне сорта. Белым, розовым и пунцовым соцветиям как будто было тесно в яркой пестроте причудливой клумбы, и гибкие длинные стебли в гроздьях цветов перетекали через край, низко свешиваясь с телеги. В другой раз клумба имела вид большой корзины с цветами. Словно кто-то срезАл цветы для букетов и складывал их в тростниковую корзину, и вот только что отошел на минутку, оставив корзину в траве. Дорожка проводила меня под перголой в виде арки, увитой виноградом. То ныряла под тенистый навес над тропинкой, заплетенный плющом и цветами; на поляне открывалась воздушная беседка, окруженная зарослями невысоких цветущих кустов; маленький пруд с рыбками и высоким тростником на берегу, отражающимся в зеркале воды… Нет, такой красоты я еще не видела.

Мало того, что в густой листве заливались щеглы и овсянки, оглашали все вокруг беззаботными трелями, так еще между деревьями разгуливали павлины, распустив ошеломительно красивые веера хвостов. Птицы двигались медленно, как на подиуме, позволяя любоваться собой. Можно было подумать, что они сознают, как великолепны.

Потом я оказалась посреди обычного, густо заросшего луга с брызгами полевых маков и синеглазыми васильками, над которыми порхали нарядные бабочки. Ковер из белой кашки как будто нарочно расстелился фоном, на котором ярче сияли вкрапления изящных гвоздичек, луговых ромашек, незабудок, пестрого дельфиниума, колокольчиков, горицвета… Я любовалась роскошным лугом, таким естественным и полным жизни. Густо жужжали шмели, взахлеб стрекотали кузнечики, грациозно опускались на цветы бабочки, затмевая их красоту. Одновременно я была озадачена — не верилось, что в таком ухоженном саду можно найти дикий уголок, оставленный на произвол природы. Тут я разглядела в траве распылитель для полива этого «дикого» луга. Нет, никакой он не дикий. Наверняка, в него вложено немало труда и умения садовода.

Дальше меня удивила и очаровала альпийская горка. Я вспомнила, что именно так называется сооружение из камней, на которое высаживают растения и получается очень красиво. Здесь не было необходимости складывать гору из камней, потому что за лужайкой с белым клевером начинался крутой горный склон. Слева из темных зарослей рододендронов и кустов неприхотливых роз выступали острые скалы. Но конечно, здесь человек тоже приложил руку. Прямо передо мной, где остановилась тропинка, камни были гладкие, округлые, склон поднимался каменными террасками, и по этим камням весело прыгали водяные каскады. Они струились мимо зарослей высокой травы, пестрящей цветами, разбрызгивались по резным листьям вьюна и веточкам камнеломки, что густо оплели склон, срывались с обрывов водопадами, поднимая тучи брызг. В солнечной водяной пыли висели радуги.

Парк был роскошный, потрясал воображение. Я без конца щелкала фотоаппаратом, радуясь тому, что не пожалела денег на цифровой, и у меня есть запасная флэшка для него.

Но было в этом парке кое-что, от чего безмятежное любование мое как ветром сдувало. В нем обитали звери. Первой была черная пантера. Я увидела ее, грациозно лежащую в траве с высоко поднятой головой. Я как увидела, так и обмерла. Не знаю, сколько я простояла, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад, пока не поняла, что слишком уж она неподвижна. Это были скульптуры. Выполненные из черного чугуна, они изображали зверей. Там были еще медведи, рыси, волки. Выполненные с большим мастерством, они казались живыми, и всякий раз пугали не на шутку. Сердце ёкало, когда посреди яркой цветочной пестроты, порхания бабочек, деловитого жужжания пчел и птичьих беззаботных трелей глаз вдруг натыкался на черную фигуру зверя. Этот диссонанс тревожил, пугал до обмирания сердца, но одновременно был привлекателен и завораживал. Так же точно смотришь хорошо сделанный фильм ужасов — страх мучителен и сладок.

У альпийской горки дорожка закончилась, и я повернула назад. Теперь все заслонил замок. Он был великолепен. По пути мне попался диван-качели, и я долго сидела там, любовалась замком, его башнями, стрельчатыми окнами, балконами. И не могла поверить, что вот замок, вот я, и всё это правда.

«Гамельнский крысолов» лежал рядом, для него не нашлось ни минутки. 123

После ужина я, конечно, залезла в ванну. В ванной комнате рядом с музыкальным центром я обнаружила набор дисков для релаксации. Ну да, а что еще в ванне делать, как не расслабляться. Выбрала диск с названием «Ночь волка» — картинка на обложке понравилась. Судя по тому, что он был DVD, на нем было и видео, но экран я включать не стала. Хватит на сегодня впечатлений. Мне хотелось просто лежать и лениво думать о сегодняшнем, таком необычном дне. Теперь, удобно откинувшись на край ванны — а скорее, бассейна, — я млела в гидромассаже, посреди искрящихся пузырьков, с бокалом красного вина. Лилась негромкая музыка, в которую вплетались звуки ночного леса: шелест дождя в листве, журчание ручья, уханье филина, завывание волка… Стерео создавало эффект того, что звук свободно витает по комнате, кружит и играет подобно легкому ветерку, то окажется справа, то слева… В меру упругие струйки «топтались» по спине. Я перебирала в уме события такого долгого и удивительного дня. Сутки назад я еще была дома. За эти сутки столько произошло… Незаметно я задремала. Проснулась под хохот филина и подумала, что пора-таки выбираться и отправляться в постель, иначе усну прямо здесь.

Я выбралась из ванны, накинула большой пушистый халат и наскоро посушила волосы феном. Босые ноги приятно согревал теплый пол.

В гостиной я оставила окно настежь открытым, теперь снаружи, из темноты вливались запахи трав, сосен… Я вышла на балкон. Вечер был на удивление теплым, и уже превращался в ночь. Воздух казался совсем не таким, каким я дышала всю свою жизнь. С каждым вдохом в меня будто вливалась кристальная чистота, ничем не испорченная первозданность. А горы… Вокруг простирался подлунный мир. Луна висела, как большая мягкая оладья, и заливала его бледным сиянием. Зачарованный, он казался застывшим, хрустально хрупким.

…Уснула я быстро, едва успела коснуться подушки щекой, как спала уже. Но вдруг проснулась. Сна, как ни бывало, ни в одном глазу! Комнату заливал лунный свет. Я не люблю спать, когда Луна светит на меня. Да и кто любит? Вот ведь забавно: я сама наделяю ночное светило какими-то свойствами, и именно за них начинаю его не любить. Плоское большое лицо начинает казаться зловещим, холодным, недобрым… Глупости, конечно! Как будто Луна меняется, заглянув в чью-то спальню! Разумеется, ни капли она не меняется. Но хорошо рассуждать. А когда бесстыдно голая Луна уставится ночью в упор, обольет холодным голубым светом… Тогда беспокойство вползает прямо сквозь кожу.

Однако сейчас оконный карниз защищал меня. Я чувствовала, что Луна висит сразу за каменным выступом, вверху и чуть сбоку, но свет ее до меня не дотянется. Зато щедро изливался он на противоположную стену, на ту, зеркальную. Меня зачаровала фантасмагорическая картина — вид этого зеркала и комнатного «сада», пронизанного голубоватым светом. Игра теней и мягких, неуловимых полутонов неузнаваемо меняла дневные очертания. В нескольких шагах от меня как будто и впрямь находился странный, зачарованный сад. Он замер, застыл, скованный негреющим светом. Глубину зеркала заткала серебристо-сумрачная дымка. В ней таилось волшебство! Не пугающее, не зловещее. Наоборот, влекущее прекрасное волшебство, которым хотелось любоваться и любоваться, коль уж нельзя проникнуть в него…

Мне вдруг показалось, что изящные линии чугунного кружева, что плелись по поверхности зеркала днем, сейчас не лежат на холодном стекле. Они отстранились от зеркала и встали преградой между мной и миром, простирающимся там, за решеткой.

И тут что-то заставило меня протереть глаза: мне померещилось движение в темных зарослях. Одна из веток густого, развесистого куста вздрогнула, как если бы с нее спорхнула птица. Или наоборот, опустилась бы на ветку. Я приподнялась на локте и вгляделась. Мерещится мне птичий силуэт? Неужели, пока я нежилась в ванне, в окно влетала птица и устроилась в гуще комнатных растений?! Окно-то было открыто…

Я встала и пошла туда, где мне почудился птица на ветке. Нет, мне не показалось! Она и вправду была там! Ворона сидела и смотрела на меня черной жемчужиной глаза, в котором горел голубоватый лунный блик. Улетать она не собиралась. «Кыш», — нерешительно сказала я. Птица наклонила голову, словно хотела получше меня разглядеть, и вдруг каркнула. Так громко и неожиданно, что я вздрогнула. Я не знала, что мне с ней делать. Подумала, было, что можно набросить на нее полотенце, донести до окна и выпустить… Но в это время ветки позади вороны раздвинулись — там, в зеркале, — и в поток лунного света ступил мальчик. Он небрежно махнул рукой на ворону, та сорвалась с ветки, громко хлопая крыльями — меня опахнуло ветром — и улетела… в глубину сада, в зеркало.

«Да я сплю!» — подумала я, и мысль эта мне очень понравилась, стало почему-то весело.

А мальчик в моем сне подошел к легкой, прозрачной решетке, и в ней оказалась калитка. Как я раньше ее не заметила? Еще минуту назад ее не было. Ой, да что это я?! Во сне и не такое возможно. Мальчик несильно толкнул, и калитка беззвучно отворилась. Он молча взял меня за руку и посмотрел снизу вверх, как будто спрашивал о чем-то. Ему было лет семь, а то и меньше. Я шагнула к калитке.

Едва я ступила в нее, как различила мелодичные звуки. Мне захотелось сделать шаг назад, чтоб проверить — неужели решетка служит им преградой? Но будто завороженная, шагнула вперед.

Сон мой был поразительно реалистичным! Наполненный яркими ощущениями, мыслями, последовательностью событий… Удивительно!

Между тем мальчик держал меня за руку и вел сквозь темные заросли сада. Ну да, это был именно сад, а не дикий лес. Он нисколько не походил на тот сад при замке, в котором гуляла я днем. Здесь были густые заросли, почти сплошные. Но под ноги стлалась мягкая щетка травы. Она щекотала мне ноги, и было так приятно ступать по прохладной упругой траве. Разве по лесу босая я могла бы идти так бесстрашно?

Я почувствовала, что где-то поблизости цветут ночные фиалки — вокруг струился их аромат. Я поискала глазами внизу, в траве светлые звездочки. Однако легкий лунный свет не пробивался вниз, по земле стлался густой сумрак.

Мы все шли под низкими темными ветками, сквозь заросли, туда, где чьи-то трепетные пальцы читали медленные звуки. А навстречу нам катились прохладные и спокойные волны музыки.

Мы не нашли музыканта, чьим концертным залом был зачарованный сад. Мальчик вывел меня к беседке. Задняя стенка ее скрывалась в зарослях. Из этих зарослей тянулись вьющиеся ветки, оплетали ажурные стенки, как будто старались вцепиться в беседку и совсем утянуть ее зеленые дебри. Перед беседкой лежала крохотная полянка с чем-то массивным, темным. Я не сразу разглядела, что это каменное кресло. Подножие его утопало в голубоватой дымке то ли ночного тумана, то ли лунного света. В глубине кресла густел мрак, но когда я шагнула от края зарослей на открытое пространство, из кресла вдруг поднялся человек. Наверно я испугалась бы от неожиданности, будь это на самом деле. Но во-первых, я помнила все время, что это мой сон и во сне удивлялась его необычности. А во-вторых, я была так очарована музыкой, что испуг разрушил бы это очарование, потому я с досадой шикнула на него, едва он ворохнулся. Чего только не бывает во сне!

Человек молча поклонился мне и жестом пригласил в кресло. Мне понравилось, что он молчит, и не надо отвечать ему, я просто села туда, где только что сидел он. Я догадалась, что он тоже слушает музыку. Каменное кресло оказалось удобным, а пористый камень не был ни жестким, ни холодным.

<br

Рано утром я проснулась в самом прекрасном настроении. И не просто в прекрасном — я была счастлива. «Виной» тому был, конечно, сон. Я помнила все детали моего ночного приключения. Даже музыку… Да мне не было нужды вспоминать ее, она просто звучала во мне. Но в отличие от приставучих мотивчиков, этой музыкой я наслаждалась, с удовольствием повторяла снова и снова. Я «слушала» ее внутри себя и улыбалась, я опять видела ту лужайку и каменное кресло перед беседкой. Одно только было досадно — я совсем не помнила человека, поднявшегося из кресла мне навстречу. Как ни странно, но я почти не обратила на него внимания. Да и он сам как будто поспешил убраться с моих глаз. Незнакомец тогда сразу отступил ко мне за спину, и я, не оборачиваясь, знала, что он стоит, облокотившись на спинку кресла. Осталось только впечатление, что он высокий, стройный. Красиво двигается. Мы не обменялись с ним ни словом. Мы просто вместе слушали музыку. Нет, «слушали» мало подходит к моему состоянию. Наяву ни разу в жизни музыка так меня не захватывала. Что-то нравилось, что-то я сразу отвергала… Да, честно сказать, я не очень-то разбиралась в ней. Классику совсем не знала. Так, какие-то крохи. А этой ночью сон подарил мне вальс. Легкие звуки не слуха моего касались, а прямо души… Чудилась бальная зала и свечи на рояле, летящие шелка… И вечер напоен таким счастьем и волнением, что обморочно обмирает сердце, как на качелях…

Вот с этим ощущением я и проснулась. Как уходила, как покинула волшебный зазеркальный сад, этого сон мне не показал. Ну и хорошо. Наверно, у меня тогда другое настроение было бы.

Дворецкий сам пришел пригласить меня к завтраку. Я обрадовалась ему. Мне понравился этот сдержанный, невозмутимый мужчина с идеальной аристократической выправкой то ли военного, то ли вышколенного слуги. Пока мы шли по коридорам, спускались по лестницам, он спрашивал, нравится ли мне в замке, как я вчера провела время после обеда, хорошо ли спалось. Я еще не успела высказать все свои восторги, как мы оказались на месте. И снова меня ждал сюрприз. Я ведь думала, что дворецкий проводит меня в столовую, но завтрак накрыли на просторном балконе, как раз напротив восходящего из-за горной вершины солнца. Облака, расцвеченные и пронизанные насквозь стрелами лучей, горы в мозаике света и глухих теней… Тени жили, двигались, картина менялась, и ею можно было любоваться безотрывно.

Завтрак был уже на столе и накрыт большой льняной салфеткой. А рядом стояла тележка с кофейником-термосом, печеньем, фруктами. На балконе никого не было, обслуживать меня никто не собирался. Но к радости моей, дворецкий не оставил меня одну.

— Я уже завтракал, — сказал мой провожатый, — но если позволите, выпью с вами чашку кофе.

Он снял салфетку, и я увидела, что на столе стоят два кофейных прибора.

Балкон был залит теплыми, ласковыми потоками лучей. Я завтракала среди душистых глицинией, которыми он был увит. Свежий, ароматный хлеб, мед в сотах, блинчики с черной икрой. И еще клубника, засыпанная вкуснейшим домашним творогом и залитая сметаной. Дворецкий стоял у балконных перил, хотя мог бы расположиться в плетеном кресле у столика, и медленно, маленькими глотками пил кофе из тонкой чашки. Я видела только его высокий силуэт на фоне яркого неба.

Мне очень хотелось рассказать ему про своей сон, который не шел у меня из головы. Но я почему-то не решалась. И все же я сказала, когда завтрак подходил к концу и настал черед кофе. Кофе налил мне дворецкий. Плетенку с фруктами он переставил на стол со словами:

— Вы пробовали наш виноград? Если не пробовали, вы вообще не знаете вкуса винограда. Взгляните, — он поднял гроздь с черными ягодами и посмотрел сквозь них на солнце: — они так насыщены солнечной энергией, что сами светятся. Можно съесть одну-две грозди и полдня будете сыты.

Без всякой связи с этим, я спросила:

— Не рассказывал ли вам кто-нибудь из гостей о необычных снах?

— Может быть. Я столько видел здесь людей, столько выслушал историй… Сразу не вспомнишь.

Глупо, конечно, но мне стало досадно. Я не хотела, чтоб мой рассказ встал в длинную череду пустой болтовни, которую изливают на дворецкого. А ему приходится с деланным вниманием выслушивать всякую чепуху лишь потому, что быть вежливым и внимательным входит в его должностные обязанности.

— Вам приснилось что-то странное? — спросил он, не дождавшись продолжения темы.

— Ах, пустяки! — помахала я рукой. — Вчера у меня был потрясающий день. Ночью я все еще была под впечатлением.

— Так вы не собираетесь рассказать мне свой сон? — прямо-таки с искренним огорчением проговорил дворецкий и поставил на стол пустую чашку.

Я подумала, что сейчас он уйдет… но все же покачала головой:

— Не собираюсь. Было бы совсем уж бессовестно занимать ваше время пересказом снов.

— Хммм… — он вернулся к перилам и встал к ним спиной, положив на них ладони. Теперь я опять не видела его лица. — Вы заинтриговали меня, Маргарита. Я не равнодушен ко всему, что касается замка. А ваши слова прозвучали так: «Не рассказывал ли вам кто-нибудь о необычных снах, что снятся в замке?» Знаете, я позволил бы себе прибегнуть к безобидному шантажу. Но меня останавливает соображение, что юной даме могут сниться сны, вовсе не предназначенные для ушей старого дворецкого.

Я рассмеялась:

— Сдается мне, я знаю, кто здесь интриган! Чем, интересно, вы могли бы меня шантажировать? В общем, я согласна стать жертвой шантажа!

— Ага, значит, молодого человека в вашем сне не было?

— Был. Но без обещанного шантаж я больше не скажу ни слова!

— Хорошо. Ставлю условие. В обмен на пересказ странного сна, я устраиваю для вас путешествие по замку с раскрытием самых зловещих его тайн.

— Ой, я согласна! — чуть не подпрыгнула я от радости.

Про мои приключения во сне он слушал, сидя напротив, и мне доставило большое удовольствие наблюдать, как бесстрастное лицо сделалось теперь живым. На нем читались нормальные человеческие эмоции: заинтересованность, удивление, любопытство… Я умолкла, а он все еще сидел в раздумье. Потом пожал губами, улыбнулся и сказал:

— Как я и думал, юным мисс снятся молодые люди. Но не уверен, что все они, подобно вам, чинно слушают музыку ночь напролет.

Я фыркнула от смеха и спросила:

— То есть, вы тоже считаете, что сон был странным?

— Даа… — кивая, протянул он, на этот раз вполне серьезно.

Я думала, что обещанное путешествие по замку начнется тотчас, но дворецкий Ино сказал, что будет в моем распоряжении часа через два, не раньше. И спросил, чем я намерена заняться после завтрака. Пока я раздумывала, до меня донеслись веселые голоса и детский смех. Я поспешила к перилам балкона и увидела в отдалении троих: мужчину, женщину и мальчика. Они гуляли по берегу озера, о существовании которого я и не подозревала.

— Кто эти люди?

— Я говорил вам, — ответил Ино, — в замке вторую неделю гостит английская семья. Они приехали с ребенком.

Мальчуган носился по травянистому берегу. И хотя из-за расстояния лица видны были плохо, но, судя по голосам, все трое были веселы и довольны.

— Я спущусь вниз! — решила я.

Мне хотелось тоже погулять по берегу озера, а еще больше — встретиться, наконец, с кем-либо из гостей замка Батори. Кроме того — я даже себе как бы не признавалась в этом желании — мне хотелось увидеть их мальчика. Вдруг это он приснился мне прошлой ночью! Я сознавала, насколько нелепая мысль взбрела мне в голову, и все же так и подмывало со всех ног броситься к озеру. Увы, сначала мне пришлось вернуться к себе, чтобы сменить обувь.

Из замка я решила выйти вчерашним проверенным путем. Ну и пусть, что я окажусь с другой стороны замка, я быстренько обойду его и попаду куда надо. Затратив не знаю сколько времени, я, наконец, вышла к озеру. Увы, ни голосов, ни смеха… Англичане ушли. Нет же! Этого не может быть! Как так получается, что мы не встречаемся друг с другом?! Я взглянула на замок. Я понятия не имела, на каком из балконов завтракала в компании дворецкого Ино. «Моя» глициния тоже не послужила мне приметой — почти все балконы были увиты душистыми цветами. И ни на одном из них я не увидела человека. Почему? Почему другим гостям не накрыли завтрак на балконе? Почему этим солнечным теплым утром никому не захотелось с балкона полюбоваться на горы? Я ничего не понимала и очень была огорчена, что опоздала встретиться с англичанами.

Расстроенная, я медленно шла по тропинке. Справа взбегал по склону луг, густо заросший травами, а слева лежало высокогорное озеро, вероятно образованное талыми снегами. Оно было наполнено кристально чистой и спокойной водой, и как будто утренняя лазурь окунулась в него и растворялась в прозрачной воде. Озеро околдовывало величием, отрешенностью от земного. Я шла, наслаждаясь покоем, разлитым в утреннем воздухе. И скоро начала ощущать на себе его чары — умиротворение и покой входили в мое сердце. Я прямо-таки физически чувствовала, как благотворные, живительные силы природы выгоняют из меня городскую усталость, нервность и суету. Мне хотелось дышать глубоко, полной грудью, чтобы каждая клеточка наполнилась чудодейственной, целительной силой. Кажется, даже походка у меня стала другой — легкой, пружинящей. Потому что под ногами не серый равнодушный асфальт, а живая упругая трава…

Неожиданно я оказалась в окружении надгробных плит — посреди кладбища. На нем лежала тень вековечных деревьев, было прохладно и необычно тихо. Здесь почему-то не слышно было птиц. Бродя между плитами, я удивлялась датам, выбитым на камне. Вблизи места вечного упокоения время не торопилось. Здесь потеряли свое значение часы и дни. В этом месте время измерялось десятками лет, десятками веков. Время сконцентрировалось и застыло над мраморными плитами.

Кто лежит под ними? Знатные владельцы замка Батори? Или те, кто провели в нем свою жизнь в качестве прислуги? Может быть, для хозяев имеется другое место упокоения, какая-нибудь семейная усыпальница, например? Фантазия моя тут же нарисовала просторную подземную залу, где вдоль стен, в нишах стоят массивные каменные гробы с неподъемно тяжелыми крышками. Света в зале немного — ни к чему тревожить мертвых, заливая подземелье слепящим и холодным электрическим светом. Уж не попаду ли я сегодня в подобное подземелье, когда Ино поведет меня по зловещим закоулкам замка?

Увлеченная своим мыслями и фантазиями, я миновала кладбище и опять шла по тропинке вдоль берега озера. И тут произошла встреча, которая напугала меня. Может быть, потому еще, что случилась слишком уже неожиданно. Я смотрела на озеро, на тропинку, и неожиданно подняла голову, как если бы внимание мое привлекло что-то. Не помню, действительно ли так было, но возможно шелест травы заставил меня глянуть вверх, хотя я еще не осознала причину. И в каких-нибудь двух десятках шагов я увидела мужчину. Он спускался по склону. В нем было что-то страшное. Виной тому не было какое-либо физическое уродство, способное напугать или вызвать отвращение. Нет, у него все было в порядке. Но при этом он был страшен сам по себе. Может быть, выражением лица. Он прошел от меня в нескольких шагах, сверкнул глазами и в коротком приветствии склонил голову, в спутанной куделе иссиня черных волос. Достиг тропинки и пошел по ней в сторону замка. А я осталась с колотящимся сердцем.

Мне вдруг вспомнилась вчерашняя черная пантера. Так же колотилось сердце, когда я стояла и не знала еще, что она не настоящая. Впрочем, страх-то она самый настоящий вызывала. Неужели в том и было ее назначение? Как будто кому-то нужен был всплеск страха посреди идиллических полян и цветников. Точно так же сейчас: кристально чистое озеро, внушающее покой, забвение… Неужели лишь для того, чтобы контрастнее «прозвучало» мгновенно охватившее меня чувство страха? Но ведь я могла бы не встретить этого страшного цыгана… Как странно здесь… Мне захотелось вернуться назад, к себе в комнату и позвонить Марике. Захотелось так нестерпимо остро, как если бы меня засасывало болото, и мне непременно надо было ухватиться за что-то, вырваться, глотнуть свежего, не отравленного болотным гниением воздуха. Просто поговорить с ней, услышать голос из привычного и понятного мне мира.

Перед тем как Ино позвал меня к завтраку, я пыталась позвонить ей. Но попала на автоответчик. Марики не было дома, и я подумала, что она с утра пошла к врачу — обещала же лечиться изо всех сил и выздороветь как можно скорее. Наверное, сейчас она уже вернулась.

Я шла к замку, с беспокойством поглядывая вперед. Не то чтоб я сильно боялась опять увидеть того человека… но, скажем так, не хотелось мне его еще раз увидеть. Одновременно я продолжала думать о возникшей странной ассоциации с болотом. Она перекликалась с моим сном. В том смысле, что странный сон что-то изменил во мне. Вчера я была в замке гостьей, туристкой… А сегодня он перестал быть мне чужим. Как будто теплом веяло от него. Затрудняюсь выразиться яснее… Но каждому знакомо чувство возвращения домой — ведь что-то совсем особое, чем когда в чужой дом входишь, даже если и гостеприимный, радушный. Вот какую-то маленькую, крохотную частичку этого чувства испытывала я теперь в стенах замка. Я погружалась в атмосферу его… нет, в ауру. Но разве как в болото? Замок не затягивал, он признавал меня. И мне очень нравится это сладостное ощущение с острой перчинкой жути…

Ай, глупости всё! Какие-то совершенно бестолковые рефлексии! Сейчас приду, позвоню Марике, поболтаем с ней, а там, глядишь, Ино освободится от своих обязанностей и… займется новой, — я хмыкнула: — Конечно, я его обязанность! И в его сегодняшнем рабочем плане в череде других дел значится «Провести индивидуальную экскурсию для русской туристки». Сервис в замке Батори высококлассный!

<br

— Я думаю, вы согласитесь со мной, мисс Маргарита, у нас в Трансильвании о каждом камне можно легенды рассказывать, не то что о старинных замках, — говорил Ино Груй. — Замок Батори не исключение. За долгую-долгую историю чего только здесь не происходило. Но мы не создаем преднамеренно ореол тайны, не делаем из замка приманку для туристов. Хватит и одного бренда такого рода — замка Бран.

— А, я знаю, это замок графа Дракулы.

— Все туристы так думают. А на самом деле Влад Цепеш — Дракула — имеет к Брану очень мало отношения. Замок выстроил его дед, а сам Влад Цепеш в нем не жил. Если гостил у деда, так это время по дням перечесть можно. Но экскурсоводы же об этом не говорят. Наоборот, там все работает на образ Дракулы. Даже соорудили Туннель страха, превратили старинный замок в дешевый аттракцион. Впрочем, туристам это нравится, а именно эту задачу он и должен выполнять.

Мы с Ино медленно шли через анфиладу комнат. Он постучал в мою дверь почти сразу, как я попрощалась с Марикой и опустила тяжелую трубку на рычаг. Подруга уверяла, что чувствует себя гораздо лучше. Мне тоже так показалось. По крайней мере, голос ее уже не испугал меня, как вчера. Нет, в самом деле, голос Марики звучал намного лучше. Вот и хорошо. Надеюсь, хоть часть из запланированного мы сможем выполнить, в конце концов. Обидно же — так долго обсуждали, столько усилий приложили, там все продумали, и никак не хотелось смириться с тем, что планы наши потерпят полный крах. Об этом я думала, опуская трубку. Тут на глаза мне попала книга Урсула Раду, и я взяла ее со стола. Вот как раз в это время и раздался стук в дверь — пришел Ино.

— Мне сказали, вы уже нагулялись и поднялись к себе. Потому я постарался как можно скорее расправиться со всеми делами. Вы еще не передумали узнать про темные стороны замка Батори, мисс?

— Да что вы! Я жду не дождусь, а вы говорите — передумала!

Взгляд Ино упал на книгу у меня в руках, и он спросил:

— Как вам истории князя Урсула? Прочитали уже что-нибудь?

— Еще вчера. О Гамельнском Крысолове.

— А-а-а, — он рассмеялся: — так вот в чем дело! Интересно, что приснилось бы вам, прочти вы другую историю?

Я удивленно посмотрела на дворецкого. Надо же! Мне в голову не пришло связать рассказ Урсула Раду и сон. Хотя… мне ведь снилась музыка… А именно музыка была оружием Крысолова.

Теперь мы шли сквозь комнаты, Ино говорил, а я с любопытством крутила головой.

У каждой комнаты было свое «лицо». Вот мы вошли в комнату со стенами, почти сплошь завешанными картинами в тяжелых, резных рамах. Я нисколько не сомневалась, что здесь находятся одни только подлинники. В комнате стояли громоздкие кресла с выгнутыми подлокотниками, обтянутые кожей с тисненым узором. Ино не торопил меня, но останавливаться в галерее я не стала, и мы оказались в оружейной. Интересно, в комнате с картинами пол был застлан толстыми, горчичного цвета коврами, а здесь лежали каменные плиты. По стенам висело оружие, стояли рыцарские доспехи, висели знамена, хоругви, иконы. Я подумала, что вот смотрю я на любую из этих вещей… и ведь наверняка за каждой скрывается захватывающая история. Для писателя это неиссякаемый кладезь сюжетов, идей, вдохновения! Только надо суметь заставить их говорить и суметь услышать.

Я задержалась перед мечом, прислоненным к стене рядом с железным рыцарем. Мое воображение поразили его размеры.

— Сколько же он весит?

— Попробуйте сами поднять.

— А можно?! — обрадовалась я и обхватила ладонью большую рукоять.

Конечно, даже по виду можно было догадаться, что он не легкий. Но не настолько же!

— Мисс, его двумя руками держали. Это двуручный меч.

— Все равно… Неужели он был в деле? Как этим можно биться? — я с трудом подняла меч двумя руками. Невозможно было даже представить, что этим огромным, тяжелым, неудобным мечом размахивались, наносили удары, отбивали атаки врага…

— В деле он был, и не в одном. Я мог бы рассказать, да боюсь, на все рассказы времени не хватит.

«Это верно», — на минутку взгрустнулось мне от мысли, что еще день-другой, и я навсегда покину эти удивительные места.

Тем временем мы прошли через очередные двери и оказались в охотничьей зале, судя по чучелам зверей и птиц. Здесь тоже имелось оружие — от луков со стрелами до роскошных ружей с резьбой и инкрустацией. По стенам висели ковры, изображающие сцены охоты. И здесь был сложен огромный камин. Да, наверное, хорошо было после охоты посидеть перед горящим камином, пить вино и обсуждать прошедший день. Только я себя чувствовала как-то неуютно. Мертвые звери отовсюду смотрели на меня стеклянными глазами.

— Это всё охотничьи трофеи. Такое зверье водится в здешних лесах, — сказал Ино.

Я внимательнее присмотрелась к чучелам. Волк скалился злобно, обнажая длинные и острые клыки — он был мне по пояс! Вот зверюга! А если стая таких?.. Медведь… настоящее чудище. И так чуть не с меня ростом, а если на задние лапы встанет… Когти сантиметров по двадцать длиной. Ну, может, по пятнадцать. Черные, острые как ножи. Как же удалось такого свалить? Хищные птицы раскинули крылья под потолком и, показалось, они кружатся надо мной, вот-вот спикируют на голову… В охотничьем зале смертью пахло больше, чем в оружейной. Там хоть не было «трофеев», набитых опилками.

— Уйдем отсюда, Ино. Мне здесь не нравится.

Анфилада комнат закончилась огромным готическим залом с коллекцией скульптур и росписей на панелях и потолке. Ино указал мне на одну из дверей, ведущих из зала, и сказал, что там находится библиотека с уникальными рукописями, есть даже инкунабулы.

— Не может быть! — воскликнула я. — Это же самые первые книги, от начала книгопечатания дошедшие.

— Ну да. Вы что, не допускаете мысли, что они могли сохраниться?

— Почему же… Допускаю.

— В таком случае, они где-то должны находиться?

— Ну, да…

— Так почему не в графской библиотеке? — улыбнулся Ино.

Потом мы оказались на тесной лестнице из черно-красного мрамора, потом шли по коридору вдоль узких высоких окон. Вид из окон был диковатый — каменистые вершины и лес. Я не удержалась, остановилась полюбоваться.

— Вам нравится, мисс Маргарита?

— Да, очень. Дикая, завораживающая красота…

— Задам вам глупый вопрос, но все же ответьте на него. Хотелось бы вам оказаться в далеком прошлом и владеть этим замком?

— Хммм… Не знаю. Мне хочется сказать «Да, конечно!» Но я имею так мало представления о том, как здесь жили…

— Вы могли бы каждый день любоваться этими видами. Но вы правы, что не спешите с опрометчивым ответом. Жизнь вам протекала бы примерно так. Вы общаетесь с очень ограниченным кругом людей и в пространстве, ограниченном стенами замка. Правда, в окрестностях замка есть несколько деревень, туда через лес ведут тропинки, известные местным жителям. Но что вам те деревни? Да и не пойдете вы по тропинке через дикий лес. Впрочем, от замка ведет одна дорога, на конюшем дворе стоят отличные лошади и удобная карета. Можно выехать в соседний городок. К сожалению, не всегда, когда хочется. Весной дорогу заливают потоки талой воды, сбегающие со склонов, а зимой так заносит снегом, что лошади вязнут по стремена. До весны вы заперты в своем замке. Но вот приходит благодатное время года! Дорога расчищена от весенних завалов, вы в пути, с дюжиной верховых в сопровождении. Без охраны никак. Мало ли что в пути случится. Хотя кучер твердо знает, что надо непременно засветло достигнуть безопасных мест. Не очень-то весело путешествовать под покровом ночи, когда в лунном свете вам предстают лишь мрачные силуэты вековых елей да скалы нависают над дорогой. Эти виды и днем мало вас развлекают. Вы с тоской смотрите из окна кареты, и места здешние представляются вам пустынными и жуткими. Вы уже сожалеете, что отправились в утомительный и рискованный путь. В замке скучно, но там вы в безопасности. Особенно тоскливо становится зимой. В вое ветра вы слышите вой голодных волков, они бродят в лесу, вблизи замка. Разумеется, никакие волки не страшны за крепостными стенами. Но водятся в лесах хищники пострашнее голодных волков — люди. Немало бродяг скитается по лесам, любителей поживиться за чужой счет. Хоть нечасты в замке новые люди, однако не к каждому можно идти с добром да лаской. Всякое бывает. И потому ваш замок имеет «украшение», как и другие, подобные вашему.

— Украшение? — я с ожиданием посмотрела на Ино.

— Да. На подступах к замку вдоль дороги красовался зловещий частокол — колы с насаженными на них грабителями и ворами.

— И вдоль той дороги, по которой я приехала в Батори? — с ужасом спросила я.

— Да, — кивнул дворецкий. — Для устрашения лиходеев, коих было предостаточно в лесах.

— Ужас-то какой!

— Но злодеи были не только за каменными стенами замка. Случалось, внутри творились дела ужасные и богомерзкие. В окрестностях замка тогда нередко исчезали люди, — продолжал Ино, глядя в окно.

— Не существует, к сожалению, книги «Батори: хроники и жизнеописания». Но если бы существовала, то несколько страниц в ней занимала бы история о княгине Стефании. Она по-настоящему жуткая. Хотите услышать ее? Имейте в виду, потом вы почти наверняка пожалеете об этом, потому что это не придуманная страшилка. Всё происходило в действительности, здесь, в замке.

— Вы умеете нагнать страху, — улыбнулась я. — Нет, я не передумала. Рассказывайте.

— Я не нагнетаю страх. Я предупреждаю вас, мисс Маргарита. Вы тонко чувствующая девушка, уловили эманации охотничьей палаты… Ну хорошо. В конце концов, разве не хотели вы пощекотать нервы, отправляясь в Трансильванию? Итак, слушайте. Вы, конечно, видели замок с его северной стороны.

Он приблизил лицо к стеклу и посмотрел влево. Я тоже заглянула. Да, я видела, что с тыльной стороны замка в сторону горы вытянулось трехэтажное здание. В нем не было ничего примечательного. Отделка очень лаконичная: черепичная крыша, башенки, решетки балконов…

— Туда заходят редко. Гостей, конечно, не размещаем, а люди из обслуги сами ни за что не соглашаются жить в северном здании. Дважды в год туда отправляется бригада ремонтников согласно плану профилактических работ: проверить вентиляцию, канализационные и отопительные системы, электрическую проводку. Все эти системы едины для замка, и хозяева предпочитают оставить все, как есть, не отрезать часть строения от вспомогательных систем. Хотя оно пустуют уже более пяти сотен лет.

— Пятьсот лет?! — воскликнула я. — То есть половина тысячелетия?! Вы не оговорились?

— Нет. После княгини Стефании люди вообще не хотели жить в замке. Половина тысячелетия понадобилась для того, чтобы Батори хотя бы перестали считать проклятым.

— Что такое ужасное сотворила эта Стефания?

— Она была несчастна, — вздохнул Ино и, коротко тронув меня за локоть, повел дальше по коридору. — Совсем юной девушкой она стала супругой князя Раду. К сожалению, то был далеко не лучший представитель рода. Его совсем не радовала перспектива провести всю жизнь в стенах замка, в этих диких местах, пусть даже с красивой молоденькой женой. Презрев долг и приличия, он скоро ее покинул. Стефания тосковала, плакала и ждала. Через несколько месяцев у нее родился сын, и княгиня написала об этом супругу. Она верила, что теперь-то муж вернется. Прошло немало времени, прежде чем ей сообщили, что письмо доставлено. Но князя все не было. Прошел год, и другой, и третий… Доходили слухи, что князь Раду живет очень весело, не испытывает недостатка в женской ласке, и не вспоминает ни о жене, ни о наследнике. Стефания поняла, что брошена. Тогда-то и перебралась она в самую отдаленную часть замка — в последние комнаты северной постройки. Прислугу, безусловно, озадачил ее странный выбор. Никто из них не догадывался, что княгиня к тому времени увлеклась магией.

Мы вышли в круглый холл с камином, креслами и живописными портретами на стенах. Ино указал мне на одно из кресел, сам сел в другое.

— К ее несчастью кормилица княжича оказалась весьма сведуща в гаданиях и ворожбе. Вероятно, сердце женщины тронули страдания юной княгини. Едва ли у нее на уме был недобрый умысел, когда она предложила Cтефании погадать, что ждет ее в будущем. Жаль, что гадания не открыли глупой бабе, какие ужасные последствия будет иметь ее сердобольный поступок. Как бы то ни было, в жизни Стефании появилось нечто увлекательное. Она очень заинтересовалась гаданиями, стала охотно учиться всему, что умела кормилица. И когда приказала перенести покои в отдаленную часть замка, ей, судя по всему, уже было что скрывать от случайного любопытного взгляда. Наверняка поначалу княгиня развлекалась весьма безобидными занятиями, но магия все стремительнее затягивала ее. А уж разгневанная, несправедливо обиженная, брошенная женщина… она и сама по себе весьма опасна. Но если в руках столь грозное оружие… Она начала мстить за свою несчастливую женскую судьбу, за поруганную преданность. Но мстить не виновнику, который был не досягаем. Она срывала свою злость и обиду на невинных. Тогда-то и стали пропадать в окрестных деревнях молодые женщины и девушки. Жестокость княгини не знала границ. Похищенных юных крестьянок она сама или подручные в ее присутствии пытали до смерти. Злодействами и черной магией вместе со Стефанией и кормилицей занимались слуга, мажордом и некая колдунья. Откуда она взялась, неизвестно. Может, в деревне жила, может, с цыганами пришла. Но дела они творили премерзкие. Княгиней овладела идея во что бы то ни стало сохранить молодость. Вероятно, она мечтала, что однажды князь вернется в Батори. И пусть к тому времени он будет старым и больным. Она встретит его — юная, цветущая, и тогда она отплатит ему, унизит, заставит раскаяться и умолять о прощении. Я думаю, мысли ее были именно такими. В Батори началась кровавая оргия. Каждое утро княгиня Стефания принимала ванну. Ванну для нее готовили из теплой крови несчастных женщин. Похищения достигли таких масштабов, что прибыли войска. Замок взяли штурмом. В подвалах, — дворецкий указал вниз и влево, — обнаружились истерзанные тела и еще живые пленницы.

— Какой ужас, — пробормотала я и поежилась — мне вдруг показалось, что стало холодно. — Ее казнили?

— Нет. Благодаря родству с королевской семьей, Стефании удалось избежать смертной казни. Но, может быть, она завидовала своим сообщникам. Их казнили. А ее, практически заживо замуровали. До самой смерти ее содержали в родовом замке в комнате с замурованными окнами и дверью. Оставили только крошечную щель, чтобы просовывать еду.

— Но это было не здесь?..

— Нет. Ее увезли в родительский замок.

— Что стало с ее сыном?

— Ничего страшного. Стефания им не занималась. А когда кормилица стала ее наперсницей, мальчику нашли другую кормилицу. И с тех пор о малыше как будто забыли. Думаю, это было ему во благо. Когда гнездо ведьм разворошили, князь Раду забрал сына и поместил в хороший пансионат. Там княжич получил воспитание и образование, в замок он не вернулся. Батори долго пустовал, в нем жили несколько слуг, поддерживали порядок. Князь положил им очень хорошее жалование за то, чтобы они оставались в замке.

— В голове не укладывается, что здесь могло такое происходить, — медленно проговорила я. — И все же непонятно, почему до сих пор здание в опале… Ведь пять веков прошло. У людей не такая уж длинная память…

— Там что-то осталось. Магия — занятие опасное… Говорят, по ночам ни раз видели — в окнах движется свеча.

— А вы ходили туда?

— Ходил несколько раз с ремонтниками. Ничего особенного. Старинный интерьер, мебель, утварь — не знаю каких времён. Все в пыли, в паутине. В общем, запустение и ветхость.

— Вы всем гостям рассказываете о княгине Стефании?

— О, нет! Я и сам не пойму, как поддался минутному порыву и пообещал вам открыть тайны замка. Повторюсь, Батори не нуждается в черном пиаре. Все, кто владел замком после Стефании, старались, чтоб о ней забыли, чтобы мрачные тени не выплывали на свет.

— Тем более странно, что вы рассказали. Почему все же?

— Я ведь и правда, не вполне даю себе отчет… Вы заинтриговали меня вопросом о необычных снах. Мне тоже несколько раз снилось что-то странное. Поэтому я очень хотел узнать, что увидели вы. Подумал, что откровенность за откровенность будет равноценным обменом. Я не пожалел, что рассказал — ваша история того стоит. Я о другом сожалею — вы будете теперь бояться.

Я задумалась на минуту, прислушалась к себе и сказала:

— Не буду. Мне нравится замок. Хотя он… — я хмыкнула, покачала головой: — ему почему-то нравится меня пугать. То звери в саду, теперь эта история… О! Я совсем забыла! Утром у озера я встретила человека. Глянула на него, и сердце екнуло. Он весь какой-то черный, страшный.

Я удивилась, как это у меня из головы вылетела та встреча?! А вот забыла и всё.

— Черный и страшный? Догадываюсь, кого. Вы садом восхищались, так это все его труд. Наверняка нашего садовника вы у озера встретили. Я думаю, он колдун, — с безоблачной улыбкой сказал Ино. — Посох в землю воткнет — посох цвести будет. Слышали, как людей лечат наложением рук? Так вот он таким образом растения оживляет. Он хороший человек. Хотя внешность у него, да, колоритная. Так, говорите, замок вас пугает, а вам не страшно? Это хорошо. Вы ему понравились.

— Кому? Садовнику?!

— Да замку же.

— Ох, Ино, что-то вы в одну корзину сложили мифы, сны и действительность! У меня и без того голова кругом идет! Знаете… как будто всегда где-то поблизости кривое зеркало… — Я запнулась на последнем слове, вспомнив на секундочку про зеркало в моей спальне. И продолжала: — Но я его не замечаю, а то, что в нем отражается, принимаю за чистую монету. А отражение-то кривое, дурманит, лжет.

— Мммм… — задумался Ино, поджал губы, — нет. Я думаю, вы ошибаетесь, Маргарита. Нет никакого кривого зеркала. Сон же сказал вам — зеркало, это дверь в потайной сад, во что-то нереальное и прекрасное. Молчу-молчу! — рассмеялся он. — И, кстати, вы напомнили мне кое-что словами про «чистую монету»! Я должен вам это рассказать. Но сначала еще один, последний штрих в истории с княгиней.

Ино поднялся и встал позади моего кресла.

— Взгляните на портрет прямо перед вами. Он написан с юной супруги князя Раду. В то короткое время, когда она думала, что все у нее будет хорошо в жизни, и была счастлива.

Она была красавицей. Я смотрела на большой, в рост портрет, и никак не могла связать эту девушку с тем, что рассказал Ино. Наверное, художник хотел, чтобы она напустила на себя величественность, высокомерие. А ей от этого хотелось смеяться. Она прогоняла с лица улыбку, а глаза все равно смеялись. Так мастер и изобразил ее. Художник и впрямь, был мастером. Девушка была написана в нежных переходах цвета, без контрастов, очень мягкими мазками кисти. И как будто легкая дымка стояла между ней и зрителем, приглушала, смягчала краски.

— Бедная…

— Что?! Вы сказали бедная?! — Ино вышел из-за спины и с удивлением заглянул мне в лицо. — Вы пожалели ее? А как же те несчастные, которых она…

— Не повторяйте, — остановила я, поморщившись. — Вам ее совсем-совсем не жаль? Мне кажется, с ней что-то случилось. Она не могла сама… Ино, может быть, в нее кто-то вселился? Ну, они же занимались магией, вызвали какую-нибудь тварь, она и вселилась в Стефанию…

— Вы удивили меня, Маргарита. Очень удивили. Я никак не ожидал услышать от вас такое.

— Почему? Что я такое сказала? Что-то не то?

— Нет, отчего же… Просто, мне кажется, за последние полтыщи лет вы первая, кто пожалел ее, осыпанную сотнями проклятий.

— Да честно сказать, я и сама от себя этого не ожидала. Пока вы на портрет не указали. Что-то в нем есть… Она такая светлая…

Ино только с улыбкой удивления покачал головой, но разговор о несчастной Стефании продолжать не стал.

— Идемте дальше, а я расскажу вам другую историю, — сказал он. — О фальшивомонетчиках. Случилось это в тысяча семьсот каком-то году. Замок тогда почти не знал своего хозяина, скитальца и путешественника. А те, кто жил здесь, чувствовали себя настолько вольготно, что наладили изготовления поддельных монет. Они оказались большие ловкачи. Так филигранно чеканили подделки, что их с большим трудом удавалось отличить от настоящих. К тому времени как их разоблачили, — а в неустанных трудах они прожили несколько лет — фальшивые монеты заполонили Трансильванию, а затем и всю Румынию! А было их всего двое.

— И что с ними сделали?

— Приговорили к каторге на соляных шахтах. Там долго не жили. Соль быстро разрушает суставы. Но по слухам, с каторги они бежали.

Я рассматривала рисунок на обоях из набивного шелка — на коричневом поле переплетались золотые морозные узоры. Я легонько провела пальцами по изящным линиям и обернулась к дворецкому, посмотрела на него с интересом:

— Вы на удивление хорошо знаете историю замка.

— Просто я люблю его. И очень давно живу здесь.

— Сколько?

— Не скажу. Вы не поверите. Но мне уже много лет. Обязанности дворецкого не столь уж обременительные, к тому же люди, что работают в Батори, ответственные и трудолюбивые. Нет никакой нужды постоянно контролировать их и вникать во все мелочи. Потому остается немало свободного времени. Вот я и надумал в свое личное время заняться архивом. Князь Урсул не только позволил, он горячо поддержал мое намерение. Мне понадобился ни один год, но зато архив теперь в полном порядке, имеется даже электронная копия.

— Ого! Выходит, о замке никто не знает больше, чем вы?! То есть, вы знаете о нем все!

— Верно, я стал непревзойденным знатоком во всем, что касается Батори, — рассмеялся он. — Но, к сожалению, знаю я не всё. Замок не очень-то охотно раскрывает свои тайны. А они есть, я в этом убедился. Давайте поднимемся наверх, и я расскажу вам еще одну историю.

Мы стояли перед винтовой лестницей. Ее окружали стены, она ввинчивалась между них и вела, как я предположила, наверх круглой башни. Ино первым пошел по истертым деревянным ступенькам. Свет падал из узких стрельчатых окон, больше похожих на щели. При этом в стены эти узкие проемы углублялись конусом, узкой частью наружу, и сильно расширяясь вовнутрь

— Это бойницы, — пояснил дворецкий, — отсюда удобно было стрелять. Снаружи ширина щелей не более тридцати сантиметров — попробуй, попади в них снизу; а внутри, видите, — он раскинул руки, положив ладони на края проема, — побольше метра. Устраивайся на широком подоконнике и стреляй в любом направлении.

Надо же, как все продумано! Я почти увидела, как к бойницам приникли мужчины, в руках у них натянутые луки, стрелы выискивают жертву там, снаружи. А в замке, укрытые спинами стрелков и толстыми стенами, испуганные женщины перевязывают раненых, взбегают по крутой лестнице с кувшинами воды и с колчанами, набитыми стрелами. Или прямо на лестнице перезаряжают ружья, подают их мужчинам…

А вот лестница… наверняка в те времена лестница выглядела иначе. Ладонь скользила по гладким деревянным перилам, а само ограждение было не деревянное, а кованное, выполнено в виде виноградных побегов. Между плетущихся веток и тонких резных листьев висели тяжелые грозди винограда. И вот когда солнечные лучи, врываясь в бойницы, пронизывали грозди, они светились, как настоящие!

— Ино, из чего сделаны виноградины? — спросила я.

— Из оникса.

— Потрясающе красиво! Фантастика! Можно подумать, что всем владельцам замка передавался по наследству ген чувства красоты и вкуса.

— Это верно. Часто случается, что роскошь соседствует с безвкусицей. Но к князьям Раду это не имеет отношения.

Лестница закончилась перед дверью, и мы оказались на верхней площадке башни, огражденной зубчатым парапетом. Отсюда открылся такой простор, что захватило дух. Ничто не мешало окинуть взглядом все четыре стороны света. И казалось, что, встав на цыпочки, можно окунуть пальцы в голубизну неба.

Сейчас я смотрела сверху на стену замка, прорезанную по низу декоративными стрельчатыми порталами. Раньше я только читала о замках, а теперь въяве видела устройство крепостной стены. По верху проходит дозорный путь, защищенный с внешней стороны зубчатым парапетом. Он служил для охраны и защиты, соединял башни. «А вон там машикули!» — догадалась я, увидев круглые выступы на стене, так же огороженные парапетом. В них, прямо в полу насквозь проделывали отверстия, так, что видно было подножие крепостной стены. Они как раз для того и были нужны — стрелять в нападающих, если те укрылись у самого подножия стены. Взгляд мой ушел дальше, за стену, и я увидела мост, по которому приехала в замок — упругую белую полоску, выгнувшуюся над пропастью. Мост показался таким узким… неужели я ехала по нему в карете?

А с противоположной от подъездной дороги стороны как на ладони лежал парк с какими-то бликующими на солнце сооружениями. «Оранжерея!» — догадалась я. Я гуляла по парку чуточку в другой стороне, потому оранжерей не попалась мне на глаза. И вот в тех внутренних двориках с бассейнами и скульптурами я еще не была. Открывалась с обзорной площадки и та, заброшенная часть замка. Она была обращенная к нам длинной своей стороной и прекрасно видна со всеми балконами, башенками и темными окнами.

А дальше — горы и лес, даль, затянутая синей дымкой…

— Скажите, что в замке ничего нет лучше этого места… — завороженно проговорила я.

— Князь Урсул тоже так считает. Он часто поднимается сюда, — сказал Ино, присаживаясь на каменную скамью у парапета. — И были другие, кто был в восторге от этой обзорной площадки. По крайней мере, одну девушку я точно знаю. Ее звали Корнелия, и в замке она была хозяйкой. Именно здесь она любила бывать, и частенько сиживала здесь. Она была влюблена в замок, увлеченно исследовала его, подолгу сидела в библиотеке, вникала в строительные чертежи, читала описания. Ей удалось открыть несколько потайных дверей и ходов, и она была счастлива своими открытиями. Запутанные лабиринты лестниц и коридоров представлялись ей увлекательной игрой. Она никогда не боялась заплутать и с удовольствием путешествовала одна по самым дальним закоулкам. Впрочем, она так прекрасно ориентировалась в замке, как будто держала в голове все его планы. Я думаю, за все время существования замка Батори никто не знал его лучше, чем эта молодая дама.

— В северной части она тоже была?

— Нет. Супруг уговорил ее не ходить туда и даже попросил дать честное слово, что не пойдет.

— Комната Синей Бороды, — сказала я.

Ино улыбнулся:

— Мне кажется, Корнелия была похожа на вас, Маргарита.

— Да? — удивилась я. Но тут же подумала, что, пожалуй, с не меньшим упоением осваивала бы замок, представься мне такая возможность.

Я любовалась в высоты широкой панорамой Карпат в их первозданном, буйном и диком виде. Разумом я знала, какой нынче на дворе век, но глаза мои не находили ни малейшей его приметы. Разве что моя одежда… Замок же был вне времени. Таким, как я видела его сейчас, в эту минуты, он мог быть и в пятнадцатом, и в двадцатом веке. Дворецкий… никакая деталь в его облике тоже не дала бы ответа. Дворецкий Ино тоже оказался вне времени. Мне даже на секундочку страшно стало — не завалиться бы вместе замком и его обитателями в какую-нибудь временнУю щель… Ну, хватит себя пугать. Я оторвалась от созерцания диких, величественных пейзажей и обернулась к Ино.

— Вы уже передумали рассказать мне что-то? Вы обещали.

— Конечно! Конечно, я помню, обещал рассказать вам, как неохотно замок отдает свои секреты. — Ино закинул ногу на ногу, откинулся на спинку каменной скамьи. — Ну так слушайте, какой сюрприз он преподнес однажды. Я в то времени уже исполнял обязанности дворецкого, и все проблемы стекались ко мне. И решил я попытаться избавиться от одного малоприятного явления: в замке время от времени раздавались странные звуки, то ли завывания, то ли стоны. Происходило это на протяжении долгого времени, по крайней мере, сам я услышал вскоре, как начал здесь служить. Конечно, принялся расспрашивать старожилов, но никто не знал, что это за звуки, кто или что их издает и почему. Много раз пытались разгадать их происхождение, но каждый раз безуспешно. Приходилось терпеть. К ним вроде бы даже привыкли. И все равно, когда среди ночи просыпаешься от тоскливых, жалобных стонов и лежишь, слушаешь их, равнодушным остаться невозможно. Но однажды мне рассказали про секрет печников. Мол, если хозяин чем-то не угодил, печник может такое сделать, что в этом доме его будут помнить долго. Секрет же вот в чем. Выкладывая дымоход, печник вмазывает в него пустые бутылки. Горлышками в дымоход. Стоит подняться ветру, тяга в камине или печи усиливается, и тотчас в дымоходе раздаются завывания. Я несколько раз примечал, что наши звуки вроде бы совпадают с непогодой, и заподозрил, что подобный же фокус оставили нам на долгую память. Подумав, я решил добраться до дымохода и осмотреть его. Рабочие начали разбирать стену. И что мы нашли, как вы думаете?

— Неужели бутылки?!

— Нет, не бутылки. Рабочие обнаружили в стене узкую лестницу! Стены здесь очень толстые, до трех метров толщиной, так что лестницу в ней скрыть очень легко. Оказалось, по этим лестницам можно очень быстро выйти на бастионы в башнях. То есть, лестницу использовали во время защиты замка, и была она так засекречена, что ни в каких документах об этой военное тайне нет ни малейшего упоминания. Со временем необходимость защищать замок отпала, о лестнице постепенно забыли. Лишь благодаря случаю мы ее обнаружили. И вот что странно. Рабочие, когда разбирали стену, ясно слышали звуки, напоминающие всхлипы и стоны.

— Мистика… А что дымоход? Там что-нибудь нашли?

— До него не добрались. Когда обнаружили лестницу, работы сами собой приостановились. А когда хотели продолжать, я вдруг понял, что в замке — не выло. Хотя в одну из ночей была довольно сильная буря с грозой. Тогда я решил подождать и распорядился ничего больше не трогать. В общем, скоро все поняли, что печники здесь были ни при чем.

— Вы хотите сказать, кто-то был заперт там, внутри стены, на лестнице, и умер? А душа томилась взаперти?

— Я ничего такого не сказал, потому что не знаю. Скелетов мы не обнаружили. Правда, обнаружили ловушки. Там, например, внезапно уходят из-под ног плиты, и человек проваливался в колодец. Но ловушки обследовать никому и в голову не пришло. Зачем? Если какой-то несчастный умер там… так что же? Он нашел свою могилу, только и всего. Так что, видите, замок имеет свои тайны, и не спешит их открывать.

<br

Ино взглянул на часы и сказал, что подходит время обеда, пора возвращаться.

— Даже не знаю, как благодарить вас, Ино! Я так вам признательна… просто не могу найти слов, чтоб выразить, как признательна. Мне даже неловко, что вы так много времени тратите на меня.

— Вы мне поверьте, Маргарита, я это делаю для собственного удовольствия, — улыбнулся дворецкий. — Мне с вами интересно. Право, я с большим удовольствием продолжил бы нашу прогулку по замку, и поведал бы еще парочку историй, но, увы… — он огорченно развел руками. — Сейчас я должен встретиться с главным поваром и составить список продуктов, запас которых необходимо пополнить. Потом надо заказать эти продукты у поставщиков, оговорить кучу всяких деталей и ничего не упустить. Основные продукты доставляют нам крестьяне из ближних деревень. В этом случае не велика беда, если что-то будет упущено. Но фрукты, приправы, сладости, некоторые вина, сыры и еще многое мы получаем от фирм-поставщиков, разбросанных по всему миру. И уж если делаем заказ, надо предусмотреть все, чтобы не слать потом курьеров исправлять оплошности.

Мы спустились по лестнице, еще раз полюбовавшись солнечными ониксами. Потом шли длинными коридорами и галереями, пересекали гулкие залы, пока я не поняла вдруг, что окружающий интерьер мне знаком, и вон за тем углом меня ожидают мои покои.

Прежде чем уйти, Ино снова спросил, не буду ли я теперь бояться находиться в замке, да еще в одиночестве? Я ответила, что он может быть спокоен на этот счет. Ино раскланялся и ушел. В моей отваге ни было и капли наигранности или бравады. Я ни то чтоб не боялась неприкаянных духов, обитающих в заброшенной части замка, или меня не ужаснула история Стефании (да меня мурашки пробрали от рассказа Ино). Но на страже моего безмятежного спокойствия стояло ощущение, что в замке со мной не случится ничего дурного.

После обеда я какое-то время оставалась в своей комнате. Размышляла об увиденном и услышанном, выходила на балкон и любовалась широко распахивающейся передо мной картиной, всматривалась в зеркало-стену и осторожно трогала кончиками пальцев его холодную поверхность. Я держала в руках книгу князя Урсула, но читать сейчас мне не хотелось. Просто приятно было к ней прикасаться. Обложка казалась теплой, как будто живой. Я подумала, что надо приложить ладонь к холодному зеркалу, а потом к книге, но в чем смысл такого эксперимента, я то ли забыла, то ли мне стало скучно продолжать думать об этом, меня одолело дремотное состояние. Я прилегла на диван, положила книгу рядом и… уснула. Кажется, даже какой-то сон начала видеть, и тут встрепенулась, села. Это ж надо так бездарно проводить время! Спать дома могла бы! Я вспомнила о внутреннем дворике, об оранжерее, и решила, что непременно должна осмотреть их. Сон отлетел, спугнутый моими решительными намерениями.

Я разыскала горничную, попросила показать, как пройти во внутренний дворик и долго бродила там между постаментами, рассматривая скульптуры. Скульптуры были помещены так же в стенных нишах вокруг дворика. Всё это были женские фигуры, все с одинаковым лицом, прекрасным, но почему-то печальным. Я подумала, что у каменных мадонн, вероятно, был живой прототип, и надо будет спросить у Ино, кого увековечил скульптор?

В центре дворика журчал небольшой фонтан, и я долго сидела на каменной скамье рядом с ним, слушала плеск воды и смотрела на птиц, прилетающих напиться. Окна замка были обращены во внутренний двор, но все они были мертвы. Ни в одном ни разу никто не появился, как будто замок был абсолютно пуст. «Чтоб за прятки? — с досадой подумала я. — Почему меня надо прятать от других гостей или гостей от меня. Совсем ни к чему с такой тщательностью оберегать мое уединение! Я ведь не просила об этом. Это Ино так решил. Как только увижу его, попрошусь, чтоб завтракать, обедать и ужинать с народом, а не в одиночестве. Он ведь говорил: если уединение наскучит, тут же меня переместят поближе к людям. Нет, я не хочу покидать свои роскошные апартаменты. Но мне как-то не симпатично, когда за столом мне прислуживают одной-единственной.

Потом я вышла в сад, вспомнила, где видела оранжерею, сориентировалась и пошла искать ее. И нашла. Но увидела там садовника, того странного человека, которого встретила утром на берегу озера. Мне сразу расхотелось идти в оранжерею. И я пошла к северному крылу замка. Нет, разумеется, у меня и в мыслях не было идти знакомиться с привидениями! Я только хотела посмотреть, как выглядят подходы туда. Подумалось, что не так-то легко туда проникнуть, должно быть какое-то препятствие… Так и оказалось. Я шла и шла через сад, туда, где, как я предполагала, должна находиться заброшенная часть замка. И вдруг передо мной встала высокая стена колючего кустарника. Судя по всему, росла она тут не год и не два. Колючие ветки так переплелись, сцепились, что даже если бы они срослись, они бы не связались крепче. Стена была абсолютно непреодолима. Да ее прорубить-то едва ли можно было бы. Мне показалось, что старые, седые, узловатые стволы кустов зазвенят от удара топором, но удар выдержат…

Стена была высокая, не позволяла разглядеть то, что было за ней. Только виднелись верхушки деревьев. Да, эту живую изгородь иначе как стеной назвать было нельзя. Пошла вдоль нее по направлению к замку и, в конце концов, подошла к каменной стене — к замку. Колючие кусты изгороди так плотно приникли к нему, что, кажется, срослись с камнем. Наверно, так оно и было, молодые побеги цеплялись, проникали в крохотные щели, врастали в камень. Пойди я в противоположную сторону, наверняка обнаружила бы какое-нибудь столь же непреодолимое препятствие. На северную часть замка была наложена печать забвения.

Тут я обнаружила, что уже какое-то время прислушиваюсь к звукам музыки. Они доносились до меня едва слышно. Наверное, в замке кто-то играл. Кажется, это была флейта, но я не уверена. Я не знаток музыки и музыкальных инструментов.

И еще я обнаружила, что незаметно подкрался вечер. Сумерки повисли в воздухе, густели тенями в зарослях. Мне захотелось, чтобы рядом был бы кто-нибудь — одной в вечернем саду, наполненном сумеречными тенями, стало как-то неуютно. Но рядом никого не было. И я решила, что прогулок на сегодня достаточно, пора возвращаться в замок.

В тот вечер, прежде чем лечь спать, я долго стояла на балконе. Собственно, уже была ночь. Теплая, летняя ночь, напоенная ароматами близкого леса, озера… Кричали ночные птицы и непрерывно цвиркал сверчок. Наверное, он жил в зарослях плюща, что сплошным зелено-красным ковром покрыл камень стены.

Горы, залитые лунным светом, обрели вид незнакомый и таинственный. Ах, сейчас бы на ту башню, куда поднимались мы с Ино по лестнице с черными ониксами. Именно с той башни откроются упоительно волшебные просторы. Это наверняка знала та далекая незнакомка, которая не боялась замка и любила его. Я не сомневаюсь, что она оставалась на обзорной башне до темноты, и уж конечно, не отворачивалась от опальной северной стороны. Видела ли она, как движется в тусклых окнах огонь свечи? Может быть, ее держат вовсе не призрачные руки несчастной княгини Стефании, а руки из плоти и крови? Может быть, в тех подвалах и теперь совершаются колдовские мессы? Мне даже не понадобилось напрягать воображение, чтобы представить в надлежащем антураже здешнего садовника, оживляющего мертвые растения наложением рук. Да Ино сам назвал его колдуном!

Странно, но эти размышления не вызывали ни малейшего страха, одно лишь любопытство. И если бы я оказалась сейчас на открытой площадке башни, я бы с ожиданием всматривалась в черные провалы окон, в надежде увидеть, как затеплится в их глубине маленькое пламя свечи. Я хмыкнула над своим бесстрашием. Ох, сдается мне, что оно призрачно, как этот лунный пейзаж! Не знаю. Но сейчас я думала, что даже пошла бы туда, если бы Ино позвал. Интересно, а он стоял ночью на той башне? О чем думал, если стоял. И, мне кажется, я знаю еще одного человека, который мог ночью подняться наверх и наслаждаться созерцанием бескрайней волшебной страны, неподвижной, скованной голубым, льдистым светом. Князь Урсул Раду. Дворецкий сказал, что ему нравится бывать на той башне. Хорошая компания: давным-давно почившая хозяйка замка, нынешний хозяин, любимец всей Румынии, странный дворецкий и… я. Вот я-то каким боком в эту компанию пристроилась? Хм… уж точно не от большого ума. Скорее от его недостатка и излишка самомнения! Эти мысли всерьез рассердили меня. Нет, правда, если ты всего лишь туристка, так ходи, смотри, охай и ахай, фотографируй все подряд, как положено. Но соображай, когда необузданные фантазии заносят в абсолютно тебе не нужное…

Я резко отвернулась от гор, что казались гигантами, врасплох застигнутыми лунным светом, уткнувшимися в землю и оцепеневшими до первого солнечного луча.

Все еще сердитая непонятно на кого, я быстро, по-деловому почистила зубы, разделась и улеглась в постель.

Заснула я моментально, даже пол-минуточки не лежала в ожидании сна. Успела только решительно повернуться спиной к зеркальной стене, и тут же уснула спокойно и сладко. И так глубоко, что когда проснулась через час, показалось, что спала я целую ночь, такое было во мне ощущение бодрости, и сна ни в одном глазу.

С минуту я разглядывала лунные тени на стене. Светлые пятна и темные линии рисовали причудливый орнамент. Я отрешенно любовалась им, пока мое внутреннее умиротворение не разрушила мысль: а откуда эти странные тени? Ведь окно мое на такой верхотуре, что его ничто не заслоняет снаружи, и в комнате перед окном ничего не стоит. Единственное препятствие, которое лунный свет легко пронизывает — воздушная штора. Но рисунок на стене никак не проекция шторы. Словно в подтверждение моих мыслей рисунок на стене ожил, и я ясно увидела черный силуэт птицы, которая распустила крылья, опять сложила их и начала клювом чистить перья. Качались ветки, потревоженные птицей. Неужели опять ворона? Я вздохнула и повернулась на спину. У кровати стоял мальчик. Я посмотрела на него, и лицо его просияло. Он стоял и молча мне улыбался. Радостно, как родной. Я увела глаза дальше, мимо него и увидела в зеркальной стене круглую луну. Но она не отражалась в зеркале. Она светила оттуда сквозь ветки волшебного сада. Волшебного сада, в который вновь открыта была дверь. Ажурная калитка была распахнута и ждала меня. Я посмотрела на мальчугана, и он протянул мне руку. Моя рука отозвалась на этот жест, и горячие тонкие пальцы легли в ладонь. Я вздохнула и начала выбираться из кровати. И тут обнаружила кое-что, меня озадачившее.

Вчера я легла спать в майке с тонкими бретельками и в коротких трикотажных шортиках. И, судя по всему, в таком виде предстала перед хозяином зазеркального сада. Или он был не хозяин? Ну, это не важно. Однако такой прикид нисколько меня не смутил. То есть я вообще ни грамма не помнила, во что я одета, это не имело никакого значения. И как он был одет, я тоже не помнила. Нет, что незнакомец был не в трусах, это однозначно. В отличие от меня. Но сегодня вечером, одеваясь ко сну, я почему-то выбрала длинную, чуть ни до пят, батистовую сорочку. Я ее вообще ни разу еще не надевала. Когда прикупала кое-что из вещей перед поездкой, очаровалась этой нарядной сорочкой и купила. Хотя в ночнушках вообще не спала. И теперь спрашивается, я ее почему вечером надела? Готовилась к новой прогулке по саду и встрече с незнакомцем? Да нет же, честно говорю, даже и мысли не было! Я не ждала, что сон повторится!

Стоп! Так все же сон? Мне приснилось, что я проснулась бодрой и готовой к подвигам? И рисунок из лунных теней я во сне разглядывала? Ха! Ну это же надо! А ведь такое все «поправдашнее»! Так в сорочку я все-таки обрядилась вечером или она мне снится? Нет, не снится. Я припомнила, как в ванной смотрела на себя в зеркало, и отражение очень мне нравилось. Если, конечно, сон не подсовывает сейчас воспоминание о том, чего не было. Я поняла одно: бессмысленно пытаться во сне понять, что сон, а что реальность. В общем, лучше расслабиться и начать получать удовольствие от новой серии волшебного сновидения.

Мальчик слегка потянул меня за руку, напоминая, что нам пора. Я шагнула за ним.

И в эту ночь волшебный сад встретил меня музыкой. Она как будто тянулась с неба серебристой пряжей, спокойная, переливалась и струилась жемчужными нитями в лунном свете.

Мальчик не выпускал мою руку из своей горячей ладошки, увлекая вглубь густых зарослей. Сначала я еще видела поляны с россыпями серебристой росы, всё в хрустальном мерцании… Деревья в белоснежном убранстве — то ли в цветах, то ли лунный свет осел на ветках подобно инею… Ленты тумана вились меж стволов, вдруг невесомо оплывали к подножию легким пухом, тающей пеной… А потом я будто ослепла. Я перестала замечать то, что было вокруг. Музыка завладела всем моим существом, и я стремилась к ней, как бабочка летит сквозь мглу ночи на огонь лампы.

Струи музыки вились вокруг меня, оплетали серебряной пряжей, ложились путами на руки и ноги, и на сердце мое. Музыка наполняла ночь таким неизъяснимым счастьем и волненьем, что отдавалось болью в сердце. Не знаю, что было бы со мной, если бы она внезапно оборвалась. Но звуки удивительно красивой, мягкой и проникновенной мелодии все плыли над садом. То была музыка воды и ветра, перезвон серебряных колокольчиков, шелест дождя — все трансформировалось в радость ничем не омраченную, целиком погружало в сказочный, светлый мир искренности и доброты.

Я вдруг поняла, что вернулась в детство. Во мне ожили даже не воспоминания детства, а то забытое, давно покинувшее меня состояние, когда день бесконечно долог, наполнен сотнями радостей и открытий, и жизнь такая новая, столько в ней еще неизведанного. И во мне ожило сладостное ощущение прикосновения маминой руки. А ведь тогда я не знала, как это хорошо, каким блажеством может наполняться сердце, когда вечером над постелью склонится мама, поправит одеяло, проведет рукой по волосам… Прикосновение маминой руки, теплой, мягкой… Нежность, от нее исходящая… Какое это, оказывается, пронзительное блаженство… И я испытала его сейчас, и одновременно столь же пронзительные тоску и вину. И необратимость времени. Но еще я хотела, чтобы это длилось и длилось… Музыка вела меня по тайным тропам, открывала заветные двери в забытое, навсегда ушедшее, и возвращала на неуловимо короткие мгновения, давала возможность вспомнить всем существом моим и переоценить то, чьей ценности я когда-то совсем не понимала.

Музыка будто в сокровищницу меня привела. Только не со златом и серебром, не с драгоценными камнями, а с теми мгновениями моей жизни, которые я хотела когда-то остановить, чтоб насладиться ощущением счастья. И еще теми, роскошь которых я смогла оценить только сейчас… Со слезами на глазах перебирала я их, как самоцветы в ладонях пересыпала, и каждой частицей своего существа впитывала неизъяснимо дорогое, вновь ко мне вернувшееся. И каждую секунду я помнила, что дверь сокровищницы вот-вот закроется, встанет передо мной глухим заслоном… Оттого страх соседствовал с радостью…

Я торопилась к той поляне, на которой ждал меня — я надеялась… я была уверена… — вчерашний незнакомец. Не знаю, шла ли я все еще за мальчиком или он исчез куда-то. Знаю только, что торопилась изо всех сил. Мне казалось — главное, чтобы тот человек был со мной рядом, тогда музыка не прервется. А прерваться она не должна ни в коем случае. Потому что оставалось что-то недосказанное, и очень-очень важное.

Поляна возникла в просвете кустов и деревьев. Сердце заколотилось. Подхваченная волной радости я со всех ног бросилась продираться сквозь кусты. Но едва ступила в пространство, заполненное серебристо светящимся туманом, остановилась, замерла на краю. Незнакомец был там. Спиной ко мне он стоял посреди поляны в потоке лунного света, облитый призрачным сиянием. Секунду-другую спустя, он неторопливо обернулся, так, будто он уже знал о моем присутствии. Ну да… шуму-то я наделала в кустах… Он обернулся и пошел ко мне. И протянул руку еще за десяток шагов так, что эта рука будто потянула меня к себе. Мы встретились, и я молча вложила пальцы в его ладонь. Незнакомец подвел меня к каменному креслу и, склонив голову, подождал, пока я в нем устроюсь. Потом прошел несколько шагов к середине поляны и остановился опять спиной ко мне. Тут я разглядела, что в руке у него скрипка. Он вскинул руку, медленно поднял смычок…

В ту музыку, которой был наполнен ночной сад, вплелась светлая мелодия скрипки. Будто тропинка легла под ноги и повела за собой, волшебно-притягательная тропинка, с которой не сойдешь, пока сама не отпустит. Да куда ж мне с нее сходить, когда пела она мягко, печально и душевно, обещая, что именно на этой тропинке ждет мне то, что еще не досказано. А главное, что играл эту мелодию Незнакомец. Он вел мелодию скрипки, и как могла я не пойти за ним?

Мелодия скрипача естественно влилась в музыку волшебного сада. Она тоже была светлой, проникновенной, доброй, с оттенком светлой печали об утраченном. Печально-красивые переливы… и свет луны, сковавший сад серебряным сном… и бескрайние жемчужные россыпи росы… и я уютно свернулась в кресле, смотрю на моего скрипача, слушаю его… Больше нет желаний. Я абсолютно счастлива.

Я растворилась в звуках, меня нет, я сама стала звуком, отзывчивой струной. И именно чуткостью струны, не разумом уловила я перемену. Вдруг поняла — отчего-то громко стучит сердце, и только тогда услышала, что в мелодии радости больше уже печали и тревожных предчувствий. Скрипка жестоко разрушала умиротворение застывшей красоты. Серебристый сад показался мне холодным, а красота его тревожно хрупкой и недолговечной, как льдистая красота воды, превратившей в воздушную снежинку. Сердце мое теперь колотилось как сумасшедшее, я сидела, вытянувшись в струнку, широко открытыми глазами смотрела на скрипача и каждый миг отчаянно надеялась, молила беззвучно: Пусть она замолчит!.. Но смычок летал в его руке, пытка длилась, непонятный страх ядовитым шипом все глубже вонзался в сердце, в горле моем стоял крик.

Мелодия скрипки делалась все тревожнее, напряженней, пространство сузилось до круга седой травы, в центре которого стоял скрипач, и сад стал оглушительно безмолвным, играла только скрипка. Да нет же, не играла. Скрипка плакала скорбно, на струны падали слезы, рождая горькую, пронзительную мелодию, и она металась в нарастающем гибельном ритме. Что в ней было? Пронзительная мелодия прощания, тоски и безысходности? Доpога, опасная, как лезвие бpитвы… Пересмешники то ли хохочут, то ли рыдают в лунном тумане и слепо белеет лунный блик в глазах ночных воpонов…

Слезы текли по моим щекам, по губам, срывались вниз. А скрипка все пела… И я не выдержала, вскочила, вырвался из горла отчаянный крик:

— Да кто же ты?!!

Мелодия оборвалась с той же внезапностью, как лопается струна. Он обернулся неторопливо, буднично. Чуть удивленно сказал… так, как будто ответ был само собой разумеющимся. Он сказал:

— Я — Крысолов.

Как можно было этого не знать?! Кто еще способен был из музыки сотворить путь и вести по нему?! Или… сплести силки, западню устроить? Я подумала так и прислушалась к себе. Нет, страха во мне и капли не было. Я медленно опустилась назад в кресло. Сердце больно колотилось.

А он снова поднял скрипку, и музыка потекла снова. Тихо, едва слышно, как будто медленно оживая. Я закрыла глаза… Ветер, ошалелый от воздуха, густо настоянного на парной ночи, запутался в космах ив, полоскал их в черной воде… ивы роняли слезы… печаль расходилась кругами… таяла… Слезы несли облегчение. В дреме невнятно лепетала потревоженная листва. Без радости… без гнева… утишая боль, ласкала мелодия, как будто прикасались прохладные пальцы к горячему лбу… Какие нежные, тихие звуки… какой родной голос слышу я в них: чшшш… всё пройдет… всё пройдет…

Я открыла глаза оттого, что прикосновение показалось слишком реальным. Незнакомец… ах, нет, уже не незнакомец! Крысолов склонился к моей руке, лежащей на его ладони, тронул пальцы теплыми губами. И поднял лицо ко мне:

— Спасибо, Маргарита. Ты слушаешь удивительно.

Так близко его лицо, которого я не разу толком не видела. И теперь не вижу — слишком оно близко. Только глаза… темные… черные бездны… с серебристым лунным блеском на дне. А я всё слышу последние аккорды — тихие, нежные, тёплые. Полные надежды.

— Крысолов… — я не говорю вслух, я думаю с сомнением.

— А если бы, скажем, Птицелов? Ты бы не стала сомневаться в благозвучности моего имени? — зубы блеснули в улыбке. — Можешь называть меня Урсул Раду.

—  Князь Урсул и Крысолов… это всё ты?! — я так изумлена, что не могу еще и невероятной его проницательности удивляться.

Он снова улыбается. А я тороплюсь, вспомнив, что в следующую минуту могу проснуться в своей кровати. Надо же спросить! Надо непременно о чем-то спросить! Не помню о чем… может быть, об этом…

— Зачем ты так играл? О чем? — говорю я.

Он совсем не торопится, отвечает не сразу.

— Я не играл. Музыка — то, что я чувствую, моя душа. Ты заглянула ко мне в душу и испугалась.

Неужели я испугалась? И никуда я не заглядывала! Музыка сама раскрывала жесткие, темные стороны его души… А ведь он пугал меня! Он хотел, чтобы я испугалась! Зачем?!

— Зачем ты пугал меня? — повторяю я вслух свою мысль.

Он снова медлит. Садится на траву сбоку кресла, прижимается спиной, откидывает голову, и светлые, как серебро волосы рассыпаются по каменному подлокотнику. Я все жду, а он начинает, не глядя, трогать струны скрипки. Из-под пальцев выходят короткие, как будто жалобные звуки. Хмм… да он не собирается отвечать. Похоже, забыл даже. Я сержусь, и вопрос-упрек уже готов сорваться с губ: «Князь Урсул!..» А он не забыл. Всего на миг опередив мое раздражение, сказал, как о несущественном:

— Надеялся, что ты уйдешь.

— Что… Разве я своевольно заявилась в твой сад?! Ты позвал меня!

— Я не звал. Тебе не надо было приходить.

— Так значит, ты не звал и не хотел меня видеть здесь? Вы лжец, князь Урсул! Я никогда бы не вошла в это проклятое зеркало, если бы оно не открылось с твоей стороны! И мальчик! Мальчик вел меня через сад на эту поляну! Я его придумала?

— Он не придуманный. Он один из гамельнских детей. Не захотел уйти от меня, сказал, что одному мне будет одиноко. Я отпущу его теперь.

— Скажи, Крысолов, мне всё снится? Я лежу сейчас в постели и сплю?

— Нет.

— Как — нет?.. А если я уйду?

— Тогда ты проснешься в постели и будешь думать, что всё приснилось.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Мое желание ничего не значит.

— Неправда. Это твой мир, Крысолов. Захочешь — впустишь. Захочешь — дашь от ворот поворот.

— Не спрашивай. Ты уже всё слышала. Слова не будут, не могут быть искреннее.

Слышала… Не слышала, а была струной на его скрипке. И смычок Крысолова играл на мне, заставлял меня саму выстилать дорогу подобную той, по которой ушли за ним дети Гамельна. Мне кажется, я так и стою на той дороге. Нет, иду по ней. Почему я не шагну в сторону? Он не выпускает или я не хочу?

Слышала… Я могу и теперь всё услышать, опять… Вот звучит мелодия тревожных предчувствий, мелодия прощания, и тоски… О чем это? С кем он прощался, о ком тосковал? А доpога, полная опасностей? Это о чем? И финальные звуки — успокоение, нежность, тепло. И надежда в них. На что надежда? Чья? Вопросы… Десятки вопросов я задала себе. Одновременно думая, что, может быть, претворяюсь, будто не понимаю ничего. Но я ведь знала ответы. Они были в самих вопросах. Я угадывала их. Чувствовала, как чувствовала музыку Крысолова… Он отпустит, я знала. Он хотел, чтоб я ушла, и отпускал, как того мальчика. А ведь он с самого начала его не держал, — догадалась я. — Остальные-то ушли! Он остался сам, захотел так. Крысолов ведь так и сказал.

Ох, как много я хочу спросить у него такого, чего не знает никто больше. Мне ночи не хватит. Нет, может быть, еще дворецкий Ино знает…

<br

<a name="18″

— Крысолов, неужели замок Батори, действительно, тебе принадлежит?

— Да. До тех пор, пока я — князь Урсул Раду. Согласись, в проклятом замке самое место мне, проклятому целым городом.

— Их проклятие как-то сказалось на твоей судьбе? — решилась спросить я, думая об его одиночестве и, может быть, о неприкаянности.

— О, нет, — легко ответил он и протянул вперед руку.

Из темноты черной тенью скользнула птица и опустилась на руку, как садиться ловчий сокол на руку охотника. Это был ворон. Может быть, тот, что прилетал прошлой ночью к калитке волшебного сада? Ворон чинно сложил крылья, склонил голову набок и стал меня разглядывать.

— Страшно ведь то проклятие, что исторгнуто чистой душой, — сказал Крысолов. — Бойся такого. Оно ложится на судьбу черной печатью. А то люди не были чистыми. И в несчастье своем виноваты куда больше, чем я.

— Ты имеешь ввиду их нечестность при расчете с тобой?

— Я имею ввиду, что ложь была образом их жизни. А история с крысами — только последнее испытание гамельнцам. Считай, я дал им последний шанс, и они не воспользовались. А дети… дети не должны были превратиться в подобия своих родителей.

— Ты стал судьей и палачом целого города… Какое право ты имел?!

— Я имею право. Я Крысолов.

Догадка пронзила меня, как молнией, и лишила дара речи. Крысы! Вовсе не вездесущие мерзкие грызуны! Люди-крысы! Столь же вездесущие и отвратительные!

— Да, Маргарита, именно люди с крысиной сущностью моя забота. — Он погладил указательным пальцем атласную головку ворона, и глаза того блаженно затянулись белой пленкой. Крысолов качнул рукой, ворон шумно взмахнул крыльями и исчез, слился с темной.

Ворон отвлек меня, и когда я повернула голову к Крысолову, он стоял, так же пристально глядя на меня, как только что смотрела черная птица.

— Разве ты не встречала таких, Маргарита? Они только внешне люди. Во всем прочем подобны меньшим своим собратьям. Те разносят болезни, и эти тоже заразны — заражают своим образом жизни, подавая пример всеядности и неразборчивости в средствах. При том озабочены лишь одним — собственным интересом. Будучи бесконечно приятными в общении, они любят и умеют манипулировать людьми, способны едва ли не любого подчинить своей воле и паразитировать на нем. Крысы скрытны и хитры, их тактика — подлость, а не открытый вызов. Они не нападают на жертву сразу, но измучают её множеством подлых укусов, подождут, пока истечет кровью и обессилит, тогда уж набрасываются. Мы, Крысоловы, неустанно боремся с ними. Но, к сожалению, нет на свете существа более живучего, чем крыса, и более плодовитого.

Я была потрясена и не знала, что сказать. Он молчал тоже. Кое-как собравшись с мыслями, я спросила:

— Выходит, таких как ты, много?

— Нет, к сожалению. Однако почти каждый оставляет о себе память в истории, некоторых люди даже наделили званием святого. Известны святой Ульрик из Аугсберга, святой Магиус из Швейцарии. А святая Гертруда даже изображалась с посохом, по которому лезли крысы. Легенда обо мне, — усмехнулся он, — тоже идет сквозь время, не забывается. Да, я лишь один из Крысоловов-чистильщиков, вечный бродяга в мирах и временах. Прихожу и выполняю свою работу там, где крыс расплодилось несметно, так, что добрым людям житья от них нет.

Я сжала виски ладонями, как будто таким образом можно было остановить кутерьму мыслей. Но все-таки удалось сосредоточиться на одной: мне надо прояснить свое положение. Зачем произошла эта странная встреча? Чего он хочет от меня? Я спросила:

— Скажи, почему мы встретились? Как это случилось?

— Этого я не знаю. Поверь, я не прилагал ни малейших усилий. Все произошло помимо меня, стечением случайностей, связь которых неразрывней самых прочных цепей.

Он сделал несколько шагов к беседке, стоящей на границе поляны и ночных зарослей, и там обернулся, прислонившись спиной к ее стенке.

— Можешь ли ты объяснить, почему, идя по улице, подняла голову и посмотрела на облака, а не скользнула взглядом по прохожим. Глянуть на облака — это ведь не событие даже, так крохотный, ничего не значащий эпизод, правда? Но, давай, допустим — не отведи ты взгляд, увидала бы молодого человека. Он стоял и во все глаза смотрел на тебя. А ты его не увидела и ушла. И вот что получается: пустячный эпизод, оказывается, имел немалый вес. Такой, что смог что-то изменить в твоей жизни. А на твой вопрос я ответа не знаю и не хочу разматывать густую паутину причин и следствий. Просто случилось — и ты здесь.

— Но в первую встречу, вчера… Мне показалось, ты ждал меня. По крайней мере, ты ведь ничуть не удивился, — попыталась я выудить несоответствие между его словами и происходящим.

— Чувствовал. Знал, что-то произойдет. И пришла ты.

— А Ино? Дворецкий Ино Груй… Он странный… Он знает, что князь Урсул Раду — это Крысолов?

— Видишь ли… Изредка я позволяю себе забыть о работе, отдохнуть. Пожить беззаботно, получить от жизни удовольствие, как просто человек. Тогда приходится в вашу действительность вплетать небольшой кусочек жизни, в которую я мог бы легко вписаться. Формируя этот свой уголок, я не создаю сложных проектов, не просчитываю тютелька в тютельку связи и стыковки с реальным миром. Не вникаю в каждую мелочь. Все происходит легко и как бы само собой. И стыковки моего мира с твоим проходят так гладко, что я сам теряю ощущение грани. Вот и дворецкий Ино… не знаю, что сказать о нем… Я лишь хотел такого дворецкого, который будет идеально понимать меня. Но, может быть, для этого надо быть частицей меня самого?

Я понимала едва ли половину из того, что слышала. Голова шла кругом. Но одно я понимала очень ясно. Если я проснусь в своей постели, я буду знать, что ушла от него… Не важно — он велел уйти или я сама испугалась. Но я УШЛА от Крысолова, к которому привело меня сплетение крохотных случайностей. Из их паутины выткалось для полотно моей дороги, что привела в волшебный сад Крысолова. Как я могу теперь уйти? Разве не буду я упрекать себя до конца жизни и корить? Как я могу уйти, если проведение привело к нему? Вскользь мелькнула мысль о том, что остается там, за спиной — вся моя жизнь. Я как будто рентгеном эту свою жизнь просветила: что теряю? о чем пожалею? Ни о чем, — тут же сказала я себе. — Сейчас там нет ничего, что жаль потерять. Вот тебе и ответ.

Что будет со мной здесь, я не имела ни малейшего понятия. К тому же, Крысолов хотел, чтоб я ушла… Он не кривил душой, говоря это. Но ведь для чего-то мы встретились. Для чего-то я оказалась здесь. Ведь не для того, чтобы послушать колдовскую его музыку и уйти, заболев тоской по ней…

Крысолов поднял смычок и легко провел по звенящим струнам…

Пропажа российской туристки Маргариты Шиловой обнаружилась, когда в Батори приехала Марика Драушеску. На ее имя давно был забронирован двойной номер. Девушка предъявила документы и попросила ключ. Объяснила, что была больна, потому приехала позже, чем планировала. Подруге пришлось ждать ее.

— Хорошо, что Маргарита не скучала. Она в восторге от Батори. Только почему-то ее ввели в заблуждение, сказали, что Батори не отель, а замок.

Тут и выяснилось, что в номер, снятый Марикой, до сих пор никто не вселился, а о Маргарите Шиловой в отеле слышат впервые.

— Да она же звонила мне отсюда! А письмо?! Вы получили мое письмо для Маргариты?

— Я такого письма не помню, — недоуменно пожал плечами портье. — Если кому-то из наших гостей приходит письмо, мы кладем его вот сюда. — Он показал Марике маленький деревянный ящичек. — Видите, он пустой.

— Он и должен быть пустым! — воскликнула Марика, досадуя на бестолковость портье. — Ведь письмо Маргарите отдали! Я знаю абсолютно точно, она его получила, она говорила мне, когда звонила отсюда. Простите, но мне кажется, вы не компетентны. Пригласите, пожалуйста, администратора.

Через несколько минут появилась женщина с монументальной фигурой — администраторша. Выслушав девушку и портье, она предложила подняться в номер и посмотреть, живет ли в нем кто-нибудь.

Марика растерянно оглядывалась в пустой, чисто убранной комнате.

— Маргарита совсем иначе мне ее описывала… Есть у вас номера, чтоб в спальне было большое зеркало? Вернее, целиком зеркальная стена?

— Ничего подобного у нас нет и никогда не было, — озадаченно смотрела на Марику администраторша.

— Я ничего не понимаю, — с отчаянием всплеснула руками девушка. — Послушайте. Около месяца назад я забронировала у вас номер на две персоны — для себя и для моей подруги из России, Маргариты Шиловой. Три дня назад мы с ней должны были здесь встретиться. Я неожиданно заболела. Маргарите я сообщила об этом в письме, отправленном на адрес отеля. Она приехала именно как мы планировали, день в день, и позвонила мне сразу, как вселилась в номер. Сказала, что получила письмо, сожалела, что я больна. Еще сказала, что ей очень нравится Батори. Она потом еще раз звонила. Была в восторге от всего, что ее окружало. Одно только меня смущает… Почем она говорила о замке? Маргарита описывала Батори именно как замок, но ведь здание отеля нисколько на замок не похоже. Почему она так говорила?

— Вы случайно не обратили внимания на номер телефона, с которого звонила подруга?

— Ой! Ну, конечно! — Марика достала сотовый и показала высветившийся номер.

— Это не наш телефон, — с облегчением сказала администраторша. — Это вообще…

Но Марика уже звонила по сохраненному в памяти телефона номеру и удивлялась, как сразу-то позвонить не догадалась. Номер не отвечал.

— Вам не кажется, что он странный? — опять заговорила администраторша. — Вы сами посмотрите — совсем короткий номер. Разве у сотовых такие бывают? Да и у домашних номер больше. Я вообще ничего подобного не видела.

— Я ничего не понимаю… Вы, может быть, хоть про замок знаете? — проговорила Марика, совсем уже растерянно. — Есть такой замок — Батори? Почему ваш отель так называется?

—  Замок есть! — с готовностью закивала администраторша, обрадованная, что хоть на какой-то вопрос она способна дать вразумительный ответ. — Вернее, был замок, и сравнительно недалеко. Именно так и назывался — замок Батори. Наверно, о нем вспомнили, когда имя для отеля подбирали. Но теперь на его месте одни руины.

— А где он находится?

— Этого я не знаю. Где-то в горах. Никогда не интересовалась, зачем мне? — пожала круглыми плечами администраторша.

Из отеля Марика направилась в полицейский участок и написала заявление о пропаже Маргариты Шиловой. Ей ни раз пришлось рассказать о своем письме, о звонках Маргариты, вспоминать разговор во всех подробностях, объяснять, почему не приехала в отель, как намеревалась…

Через несколько дней стало очевидно, что след Маргариты исчез в тот момент, как она прибыла в городок и шагнула с подножки поезда. Кондуктор хорошо ее помнил, подтвердил, что да, именно на этой станции она вышла. А получалось, что не вышла, только шагнула из вагона… но на платформу нога ее не ступила. Полицейские нашли и опросили всех, кто был на перроне в минуту прибытия поезда. Маргариту не видели ни на перроне, ни на привокзальной площади, ни в самом вокзале. И ничего странного не заметили тоже.

Крысолов был прав, когда говорил Маргарите, что границы двух миров стыкуются очень гладко. Да уж, не белыми нитками были они сшиты. Перехода не заметила ни Маргарита, ни люди, ее окружавшие…

. Непонятное исчезновение Маргариты пугало и требовало действий. В полной растерянности Марика вызвала в Батори своего друга Влада. Вдвоем они встречались с людьми, ехавшими в том поезде, и дотошно расспрашивали их, пытаясь зацепиться за какую-то ускользающую деталь. Исходили все привокзальные улицы, опрашивали жителей. Осматривали подозрительные места. Хотя Марика чувствовала, — это всё не то. Ведь Маргарита звонила откуда-то, и письмо получила, которое пришло непонятно куда. И Маргарите очень нравилось там, где она была. Может быть, она вернется сама, искать ее бессмысленно?.. Но просто так уехать и ждать Марика тоже не могла.

А потом ей приснился сон. Она проснулась и заплакала. Когда успокоилась, сказала Владу, что Маргариту искать не надо. Сна она не помнила, и не понимала, откуда взялась эта странная уверенность.

Утром Марика сказала, что хочет побывать на развалинах замка прежде, чем они уедут отсюда. И они пошли искать человека, который согласится вести их. Проводника пришлось искать долго. В той стороне давно никто не бывал. И хоть раньше к замку вела дорога, но кроме как к замку по ней никуда добраться нельзя было, так что позабыта-позаброшена та дорога уж не первую сотню лет. Ее размывали талые воды и ливни, заваливали камнепады и оползни с горных склонов, бури валили на нее деревья… Какая уж там теперь дорога! Одно воспоминание от нее. Но это еще ладно. Другое препятствие совсем уж никак пройти нельзя — пропасть, по дну которой течет река. Дойти можно только до этого ущелья и полюбоваться на замок, возвышающийся над обрывом на другой стороне. Через ущелье раньше мост был перекинут. Да обвалился давным давно. Вот такие дела. Если уж непременно хочется на развалины, надо не проводника искать, а вертолет арендовать, — говорили им.

Однако, в конце концов, нашелся человек, что повел их в обход, к подвесному мосту, где они и перебрались через ущелье.

Замок довольно успешно сопротивлялся разрушительной силе времени. Руины в представлении Марики должны бы выглядеть иначе. А тут даже каменные лестницы внутри замка сохранились. По широкой лестнице они с Владом осторожно поднялись на второй этаж. Марика шла вдоль стены и останавливалась, смотрела из окон, в которые пробрался плющ и расползался по стенам. Глаза цеплялись за приметы, о которых говорила Маргарита в трубку телефона. Вон склон горы сбегает к голубому озеру… А там, скорее всего, был сад… Неужели до сих пор в зарослях прячутся черные каменные звери? А вон, внизу, внутренний дворик с разломившейся чашей фонтана…

Прислонившись к каменному проему, Марика бездумно смотрела вдаль. Бессмысленно пытаться понять, что случилось с Маргаритой. Может быть, она узнает, если ей удастся встретиться с одним человеком. А она постарается встретиться с ним во что бы то ни стало. Знаменитый Урсул Раду. Маргарита сказала, что замок принадлежит ему. Если он захочет — ответит, почему-то Марика была уверена, что ответ у него есть. Конечно, она говорила в полиции о замке и его владельце, пересказывая разговор с Маргаритой, но полицейские отнеслись к этому очень скептически. Когда позже Марика поинтересовалась, пытались ли они связаться с писателем Раду, ей ответили, что Урсула Раду сейчас нет в Румынии… Марика вздохнула. И тут поняла, что уже несколько минут слушает скрипку. Откуда-то издалека едва слышно доносилась необыкновенно красивая мелодия. Спокойная, родниково-светлая, солнечная, безмятежная… Марика вытянула шею, пытаясь разглядеть, ни на берегу ли озера раскинулись шатры бродячих цыган. Нет, никого не видно. Но, выходит, не такие уж глухие здесь места. Наверно, неподалеку через лес идет дорога.

— Куда ты смотришь? — спросил Влад, придержив ее за талию, когда Марика высунулась из окна.

— Музыка. Слышишь?

— Нет. — Парень прислушался. — Не слышу никакой музыки.

— Ну как же? Вот опять… Ветер порывами доносит.

Влад опять добросовестно прислушался и опять покачал головой:

— Нет ничего. Тебе кажется. Плющ листьями шелестит… камешки осыпаются где-то… Идем лучше вниз.

В тот же день они отправились назад. Хотя вроде бы правильнее всего было бы остаться и провести ночь вблизи замка, чем оборудовать ночной лагерь в диком лесу. Но почему-то никому этого не хотелось, хотя вслух не сказал никто. Просто перекусили, отдохнули, собрали рюкзаки и пошли в обратный путь.

29 июля 2008 года