Стас
Я обнаружил, что при Базе есть тир и зал для тренировок, и с удовольствием проводил там время. В тире я осваивал арбалеты, большой и малый — мне выдали весь положенный комплект оружия, всё, чем владел каждый в отряде.
Оказалось, солидное это оружие, — арбалет. От средневекового они ушли далеко. Арбалет, снабжённый электровзводом и магазином на десять стрел, с семисекундной перезарядкой — чем не конкурент автоматическому оружию? К тому же была возможность установить оптический прицел и использовать его для снайперской стрельбы.
Я, наконец, рассмотрел и опробовал маленький арбалет, для которого предназначалась странного вида кобура — я обратил на неё внимание при самой первой встрече с парнями Лисы. Очень удобным оказался этот малыш. Когда я в первый раз взял в руку арбалет-пистолет, ощущение в ладони было приятным и… знакомым так, как если бы мне приходилось часто держать его в руке. Но я никогда не стрелял из такого арбалета. Я только привыкал к этому странному оружию.
Ещё я пытался работать с ножами, кидал их в стенку. И который раз с интересом и удовольствием смотрел, как играл ножами Гейза.
Он одинаково ловко работал и правой рукой, и левой. Два ножа порхали бабочками. Его тренировка больше походила на артистичное жонглирование, когда ножи с неуловимой для глаза быстротой и лёгкостью вращались по горизонтали и вертикали, перемещались в прямой и обратный хват, оказывались по очереди между всеми пальцами. Для боя это виртуозное жонглирование едва ли было пригодно — зажимая рукоять двумя-тремя пальцами, как следует не ударишь, но легко сам без пальцев останешься. Зато эти упражнения хороши для развития координации, моторики, тренировки не только пальцев, но и запястий, предплечий.
Я любовался работой Гейзы, и сама собой текла мысль о том, что танцы с холодным оружием встречаются почти во всех культурах. В них редко содержатся конкретные приёмы атаки и защиты, в них демонстрируется ловкость, непринужденная красота движений, удаль. Каха однажды рассказал о хевсурской культуре клинка. Мне понравилась мысль о том, что сила клинка и его красота должны быть единым целым. И лишь в танце достигается это единство. Если кинжал просто лежит, он может быть красив, но о своей реальной силе он ничего не говорит. Кинжал в бою демонстрирует силу, но кровь убивает красоту. И только в танце два начала проявляются свободно и гармонично. Именно в танце не оскверненный кровопролитием клинок способен показать свою сакральную сущность, вместо смерти неся положительные эмоции, способствуя защите и созиданию, а не подавлению и разрушению.
Тут я будто очнулся. Каха? Хевсурская культура? Но я уже знал, что грузин Каха был моим боевым товарищем, входил в нашу спецгруппу. Так вот кем я был! Теперь я знал, как оказался — мы оказались — на той свадьбе в горном поселке. Я их всех вспомнил, моих друзей, с кем хоронил юную невесту в красном свадебном платье, мою Лису.
Блеск лезвий в руках Гейзы, вероятно, выполнил функцию гипнотического маятника. Я хоть и не вошёл в состояние транса, но сознание каким-то образом освободилось, ассоциации потянули кончик ниточки, разматывая клубок памяти.
В том клубке была запрятана часть моей жизни, которая даже удивила меня, настолько она отличалась от дней, проведенных за писательским столом. Далеко от истины было предположение о моём интендантском прошлом. Не заведовал я складом с военным барахлом.
…Нас готовили по индивидуальной программе. В учебной группе было всего три человека. Из нас делали профессионалов, способных выполнять широкий спектр задач — универсальных солдат. Потом сформировали группу специального назначения «Оборотень».
Мы оказывались там, где беда, и страдали люди. На том рубеже, где помочь могли только мы.
В первые годы мы чаще работали «тихими профессионалами» — освобождали заложников, эвакуировали наших граждан из государств, где неожиданно стало горячо.
А потом горячие точки начали багроветь на территории нашей мирной, многонациональной родины. Когда в воздухе пахнет порохом, скоро там польётся кровь — это мы хорошо знали. Туда посылали нас, и на первых порах удавалось до крови не допустить. Но оказавшись среди разъярённой толпы опоенных и одурманенных молодчиков, вооружённых железными прутьями, кирпичами и охотничьими ружьями, трудно оставаться «тихими профессионалами».
Потом стало по-другому, страшнее и серьёзнее. Разве могли мы подумать, что в своей стране придётся столкнуться с армиями, вооруженными бронетехникой и артиллерией, вобравшими в свои ряды целые стаи «псов войны» и «диких гусей» — наёмников, обученных в заграничных лагерях тактике партизанских боев.
Нашей повседневностью стали бои, засады, военные спецоперации, глубокие рейды на территории противника, спецоперации в городских условиях, высадка дневных и ночных десантов и многое другое. Та расстрелянная свадьба случилась в одном из таких рейдов. Мы выполнили задание и могли возвращаться. Но оказались на свадьбе.
А вскоре после этого меня ранило в голову. Я лежал в коме. Недолго, правда. И о тех днях ничего не помнил. Но почему-то осталось стойкое впечатление, что всё время рядом со мной была та девочка-невеста, что это она держала меня и не дала уйти. Выздоровел — комиссовался. Отказался от преподавания, почему-то возникло твёрдое желание порвать с прошлым, хотя я больше-то и не умел ничего.
Идею написать книгу подал мне приятель. Он жил на Алтае в моем родном городе и был совладельцем небольшого издательства. Мы встретились, когда я вернулся домой. О своей «трудовой деятельности» я не распространялся, права не имел да и желания тоже. Но шрам через висок был ещё слишком свежим. Я сказал, что работал в частном сыске. Вот тут приятель и воодушевился: «Напиши! Наверняка же сюжетов навалом. У тебя получится, я уверен». Ну да, в школе для меня было радостью, когда по литературе сочинение писали. Мысль, что заронил приятель, не ушла. И я решил попробовать. Но книжка моя будет не о криминале, не о крутышах. Она будет полна любви, верности, дружбы. В ней будет много света и тепла. Она будет о принцессе Лисе. Я напишу целую жизнь для той, незнакомой мне девочки. Снова сделаю её живой и счастливой. И я проживу ту жизнь рядом с ней, хранителем.
Надо сказать спасибо моему приятелю. Едва ли книжка появилась бы, не будь его. Даже не потому, что он подал мне мысль о писательстве. А потому, что я принял эту идею, заручившись его обещанием издать мою книгу. Он, конечно, сильно удивился, получив рукопись. И даже был разочарован. Но слово сдержал. Книжка вышла и я получил шквал критики в виде: «что это за розовые сопли, кич! коврик с лебедями! за мужским именем скрывается домохозяйка! и пишет для таких же домохозяек между вязанием носков и чисткой картошки!» Это было забавно и почему-то нисколько не огорчало. Я ведь не для критиков писал, я для Лисы писал. Она ожила в моей книге, а только этого я и хотел. Но когда книгу неожиданно быстро раскупили, я за Лису порадовался — теперь о ней узнают многие. Допечатанный тираж книги раскупили еще быстрее. Не знаю, что подкупило читателей? Моя чистая, светлая Лиса, доброта ли мира, в котором она жила. Может быть читатели устали от боевиков, криминальных серий и чернухи? Впрочем, в моей истории тоже хватало остроты, не было только чернухи. Или действительно, книжка моя пришлась по душе домохозяйкам, то есть женской аудитории. Или так легли звёзды. Как бы то ни было, книгу заметили, имя моё стало мелькать и звучать. А товарищ заговорил о продолжении. У меня оно уже полным ходом шло. Ведь жизнь Лисы не могла остановиться…
Кажется, теперь белых пятен на моём прошлом не осталось. За исключением одной тайны: моего появления в придуманной мной Аскаланте.