Ларт пытается заглянуть в прошлое
— …Человек… мужчина… он стоит на тропе, преграждая Гретхен путь… Ларт жадно смотрит на Гретхен и видит в глазах ее изумление, потом узнавание… она улыбается… Вот она и тот мужчина вместе… идут рядом. Ларт вглядывается в лицо спутника Гретхен и… не видит его. Как это может быть?! Вот же он, о чем-то говорит, смеется… Ларт делает отчаянное, мучительное усилие и… видение пропадает. Чувство потери пронзает Ларта, и тут же отступает, потому что голос Геллы влечет его дальше и оборачивается новым видением.
…Ларт видит еще одного человека… он впереди, ждет. Он на берегу… нет, в шлюпке… ждет. Гретхен разговаривает с ним, но этот человек не знаком ей… В следующее мгновение Ларт вздрагивает от боли и резко откидывается, почти падает на спинку стула.
— Ларт! — властно окликает его Гелла, и он приходит в себя.
— Что это было, Гелла? — встревожено спрашивает он. — Откуда эта боль?! Ты ее чувствовала тоже?
— Успокойся. Гретхен заставили войти в лодку. Ты был прав — выбора ей не дали. И всё, что случилось на берегу, происходило так, как ты предположил.
— Но Гелла, зачем мне подтверждение того, что я и так знал?! Кто похитил Гретхен? Я не смог разглядеть его лица! Скажи мне его имя, мать Гелла!
Она кладет ладони на горячий хрустальный шар, который кажется теперь раскаленным — он не спокоен, в нем кипит, клубится красное свечение. Руки Геллы кажутся прозрачными, пронизанными этим кроваво-алым сиянием, пальцы истончились, между ними рвется наружу яростный свет. Настоятельница закрывает глаза и молчит долго под нетерпеливым жадным взглядом…
— Я не могу, Ларт… Происходит что-то странное, я не могу понять. Его имя заглушают барабаны. В самый последний миг… тревожный, торопливый ритм…
— Барабаны? Откуда? Это ритуальные барабаны? Гретхен в каком-то островном племени?!
— Едва ли… Нашим соседям достаточно много о нас известно. Они хорошо знают, что такое не смогут удержать в тайне. А портить с нами отношения… нет, Ларт, они на такое не пойдут.
— Но барабаны! Что они означают?
— Мы узнаем. Я надеюсь, что Гретхен сама поможет нам.
— Как?!
Помолчав, настоятельница медленно проговорила:
— Гретхен — служительница богини Геллы.
Ошеломленный Ларт пытался привести в порядок хаос мыслей и чувств, которые взметнули слова жрицы, подобно хлесткому порыву ветра, вертящему в яростной карусели листья, и пыль, и всё, чем может завладеть. Мать Гелла неторопливо зажгла свечи в двух подсвечниках, стоящих справа и слева от нее, нарушила затянувшуюся паузу:
— Полагаю, нам надо поговорить об этом?
— Я надеялся, что у Гретхен нет от меня тайн, — на губах Ларта обозначилась слабая улыбка.
— Ты чувствуешь себя обманутым?
Ларт покачал головой:
— Нет. Я растерян, не могу ухватить главную мысль, потому высказываю ту, что подвернулась, — усмехнулся он.
— Твоей супруге можно доверить любую тайну и знать, что Гретхен похоронит ее в своей душе, не выпустит ни при каких обстоятельствах. Потому она и не сказала тебе ничего — я просила ее об этом, то есть, получается, это была не ее тайна.
— Отчего же ты, Гелла, посчитала нужным оставить меня в неведении?
— Гретхен только ступила на путь посвящения. Есть два пути служения богине Гелле. Оба в конечном итоге несут в мир благо, преумножают его. Но есть светлый путь — творение добра, красоты, любви из самой себя, из того запаса душевной красоты, которым владеешь. Другой путь — жесткий и даже жестокий. Выжженная Дорога остается позади служительницы, посвятившей себя борьбе со всем, что противостоит доброте, красоте и любви. Я должна была провести Гретхен по узенькой грани посвящения, и в это время никто, ни я и ни ты, ничто извне не должно было влиять на ее выбор, тогда он стал бы истинным.
— Выжженная Дорога — это не ее путь…
— Я тоже была в этом уверена.
— Была? Почему…
— Потому что сейчас и идет то самое влияние извне. И как ты думаешь, какие способы противостояния ему выберет Гретхен? Сейчас ей очень легко ступить на Выжженную Дорогу, и это будет ошибкой. Это не ее путь.
Ларт не ответил, затем, помедлив, спросил:
— А надо ли было, Гелла? Ты уверена, что поступила правильно? Почему ты решила, что Гретхен должна стать служительницей?
— Честно говоря, я не уверена, что смогу тебе объяснить. Одно знаю твердо: поступок мой верный. Уже потому хотя бы, что, благодаря этому, Гретхен сейчас не та беспомощная, обреченная на страдания жертва, какой ты нашел ее когда-то. Она вооружена. И я надеюсь, она вспомнит, в чем ее сила.
— В чем же?
— Ларт… просто поверь мне, Гретхен имеет возможность постоять за себя.
— Я хотел бы верить тебе… но сердце мое болит, разрывается от невозможности помчаться к ней на помощь. Гелла, я целый день был терпеливым, а время не терпит. Боюсь, что Гретхен всё дальше и дальше от нас. Помоги мне, Гелла!
Однако при всем своем страстном желании помочь Ларту, а значит и Гретхен, в ту ночь Гелле больше ничего не удалось. Потерпели фиаско все ее попытки протянуть мистическую связь между собой и Гретхен, между Лартом и Гретхен — состояние, в котором как раз в те часы находилась бедная пленница, обрекли эти попытки на неудачу. И Гелла, в конце концов, вынуждена была это признать.
— Скоро рассвет. Придется дождаться следующей ночи. Я верю, что мы сможем узнать больше. Ступай, Ларт, тебя проводят.
Она смотрела ему в спину, когда он поднялся и устало пошел к двери. Гелла физически ощущала эту его усталость — тяжесть бессилия и вынужденной бездеятельности.
— Ларт, — окликнула она, еще не решив, правильнее сказать или промолчать. Он обернулся. — А сам ты до конца искреннен со мной? Ничего не скрыл?
Лицо его стало удивленным:
— Скрывать от тебя? О чем ты, Гелла?
— Выходит, ты не знаешь…
Он встревожился, но ждал терпеливо и молча. Помедлив, и как будто нехотя Гелла сказала:
— Гретхен ждет ребенка.
— Что…
— У тебя будет сын.
— Гретхен не сказала мне!.. Почему она не сказала…
— Видимо, не была уверена. Всего… две-три недели, может быть.
— О, боги… Она собиралась… я знаю, она собиралась сказать мне в то утро…
Ларт вдруг будто воочию увидел, как приостанавливается Гретхен в дверях, оборачивается со странной улыбкой… два-три мгновения смотрит… что-то решает для себя и, загадачно улыбнувшись ему, исчезает за дверью. Тогда он не понял, не придал значения…
— Гелла!..
Она уже стояла перед ним, заглянула в темные от отчаяния глаза.
— Радуйся, Ларт, — чуть улыбнулась она. Теплые пальцы легли на его запястье. — Всё будет хорошо. Ни о чем не думай, не рви сердце понапрасну. Сейчас тебя проводят в твою комнату, и ты сразу ляжешь спать. Спать будешь глубоко и крепко до тех пор, пока тебя не разбудят. Иди, брат мой.