в которой Гретхен упрекает себя за беспечность и короткую память
Когда Гретхен пришла в себя, она далеко не сразу поняла, что случилось и где она находится. Разобраться в произошедшем в тот самый первый момент было не так-то легко. Гретхен лежала неловко, очень сильно болела голова, и на этой боли мгновенно сосредоточилось всё внимание и все чувства, причем от мысленного усилия боль, кажется, еще возросла. Гретхен похолодела от испуга, когда подумала, что к ней вернулась болезнь, мучавшая ее долгие годы по милости бывшего супруга, барона Ланнигана, и едва не сведшая то ли с ума, то ли в могилу.
Такой ход мыслей в положении Гретхен был самым логичным и оправданным. Однако уже следующая минута обнадежила, что ужасная догадка, возможно, неверна — эта боль была совсем другого характера, чем давешняя, уж ту она узнала бы моментально. Сейчас боль сосредотачивалась в затылке и едва Гретхен попыталась найти другое положение для головы, стало болеть значительно меньше. Гретхен хотела потрогать затылок, и тут обнаружила: неловкость ее позы заключается в том, что руки ее закинуты за голову, и там… привязаны!
Она открыла глаза, и, хотя ничего не увидела — ее, по-прежнему окружала непроглядная темнота, но мысли, до того протекавшие довольно вяло, теперь, подхлестнутые столь неприятным открытием, рванулись испуганно, и осознание произошедшего ошеломило Гретхен. Она окончательно пришла в себя и сделала еще одно открытие, которое поразительным образом не проявилось до сих пор — какая-то тряпка туго завязывала ей рот. Как ни удивительно, что Гретхен не обнаружила этого раньше, но уж слишком была она захвачена другими ощущениями и мыслями, да при том еще голова раскалывалась от боли.
Теперь Гретхен всё вспомнила, вплоть до удара сзади, швырнувшего ее в черный провал беспамятства.
Да Ланга! Он привез ее на свое судно! Об этом ясно говорило равномерное покачивание, и приглушенный плеск воды доносящейся из темноты. Негодяй! Вор! Гретхен овладело отчаяние. Мысль, что похищена, что угодила в ловчие сети, вероломно расставленные да Ланга, что ее опять насильно разлучили с Лартом — это в один миг лишило Гретхен самообладания и хладнокровия, она заплакала.
…Шло время, но ничего не происходило. Гретхен успела наплакаться, потом попыталась высвободить руки, потом крутила головой, терлась о плечо и о подушку, пытаясь избавиться от тряпки на лице, потом снова плакала, уставала от слез и неопределенности ожидания, и впадала в мучительное забытье. Ей казалось, что прошло очень много времени, но всякий раз, приходя в себя, она видела только темноту. Сначала Гретхен думала, что причиной тому ночь. Хотя сомнения всё же одолевали — ведь с да Ланга она встретилась ранним утром. Не могло же беспамятство длиться весь день?! Впрочем, есть немало средств погрузить человека в глубокий и долгий сон.
Впрочем, есть и другое объяснение темноты: ее упрятали в какой-то темный закуток. Со временем это предположение стало казаться Гретхен наиболее верным, судя по приглушенным звукам, до нее доносящимся. Для ночного времени на судне было слишком оживленно. Временами она различала невнятные голоса и что-то похожее на глухой топот ног.
Позже Гретхен убедилась, что в ее темнице, действительно, нет иллюминатора, что рядом находится каюта капитана — одна из стенок у них совместная, но и оттуда свет не проникает, так как стены тщательно задрапированы толстым ковром. Ковер и предназначен как раз для того, чтобы как можно надежнее изолировать закуток, не выпустить из него ни света и ни звука, но, значит, и не впустить тоже.
В тот день у Гретхен было много времени для бесконечных упреков себе. Она корила себя за беспечность, за доверчивость, которая простительна ребенку, но никак ни женщине, познавшей дни злоключений, потерь, подлости. «Какой еще урок судьба должна преподать тебе, чтоб научить осторожности и умению распознавать людей?!» — с отчаянием и негодованием вопрошала себя Гретхен.
Почему так поздно вспомнилось, что ведь уже в день знакомства с да Ланга она разглядела в нем такие примечательные черты, как упорство в достижении цели, изобретательность в преследовании ее, властность, внутреннюю силу и хитрость. Он ведь даже не считал нужным это скрывать. Разве она сама не назвала его в тот день опасным хитрецом, который ловко манипулирует мыслями и поступками людей? И разве Ал да Ланга не признавал, что, возможно, нравы морской стихии, своевольной и коварной, внесли лепту в его характер — из-за того, что ему приходилось понять норов океана, приспособиться, уметь хотя бы на один шаг быть впереди его коварства. Ведь это он говорил, что сильному, уверенному в себе человеку не стоит полагаться на волю слепого случая и бездеятельно ждать, когда он произойдет. Он говорил так. Но Гретхен не вспомнила его слова в ту же минуту, как да Ланга опять возник на ее пути. Она и предположить не могла, что нельзя забывать о предложение, которое сделал ей да Ланга. Тем более, что оно было похожее, скорее, на требование, и даже на угрозу.
В тот далекий день, когда кругом шумел и ликовал праздник, Гретхен не придала особого значения своим открытиям в да Ланга. Какое дело ей было до него? Гретхен воспринимала его просто человеком из толпы, который подошел чуточку ближе других и оставался рядом чуточку дольше. Ей было весело с ним. К тому же за весь день ни одним словом либо поступком да Ланга не вызвал ни малейшего неудовольствия Гретхен. Вплоть до самых последних минут, когда он вздумал заговорить о своих чувствах к ней, предложил руку и сердце, и сделался настойчив, ни мало не смутясь неопытностью Гретхен, которую он, безусловно, увидал в ней. Более того, он вооружился своей многоопытностью, и Гретхен лишь много позже могла дать себе отчет — у нее тогда было очень мало шансов устоять перед ним, если бы да Ланга сам не совершил ошибки, произнеся слово «вершители». Но как он мог знать, что единственная возможность всё испортить — именно в ту минуту Гретхен о Ларте.
Сразу после праздника да Ланга исчез из ее жизни. Она о том ни на минуту не пожалела, и вообще, очень мало вспоминала о нем, захваченная всем новым, что происходило в ее жизни, захлестнутая счастливейшим и нежданным осуществлением самых робких своих желаний и надежд. А слова да Ланга уже настолько не имели никакого значения, что Гретхен никому о своем приключении в ночном саду даже не рассказала: ни Ларту, ни Аманде.
Теперь она очень об этом сожалела. Знай Ларт о притязаниях морехода, возможно, это натолкнуло бы его на верный след. А сейчас… предполагает ли кто-нибудь о существовании второго лика да Ланги? Он так успешен в своей скрытности.
Как скоро в этой стране научилась она быть доверчивой. На удивление быстро привыкает человек к хорошему.
Продолжение следует