участь пленницы
Весь день да Ланга провел на палубе, опасаясь погони, и готовый без промедления принять необходимые меры. Он не хотел и не мог никому передовериться, потому что только сам знал, во что ввязался и кому бросил вызов. Всего на полчаса он спускался к себе в каюту, чтобы навестить Гретхен. Да Ланга освободил ее, указал на узкую, едва заметную дверцу:
— Там есть маленькая туалетная комната. Но захватите с собой фонарь.
Он не отвечал на возмущение Гретхен, не вступал в разговор. Предупредил:
— Я принес вам поесть. Через двадцать минут уйду, но прежде опять свяжу вас. Поэтому будет разумно потратить это время на еду, а не на гневные вопросы — я не намерен сейчас отвечать на них. Такая возможность появится у меня чуть позже, я прошу вас немного потерпеть. Ешьте. Иначе останетесь голодной до вечера. Сейчас только полдень.
У Гретхен кусок не лез в горло от гнева, негодования, недоумения, от всего, что так внезапно на нее обрушилось. Она просто не могла смириться с поступком да Ланга и, как покорная овечка начать уплетать то, что он принес. Гретхен обращалась к его рассудительности, требовала повернуть судно назад. Однако на да Ланга это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Через двадцать минут он сказал: «Мне жаль», подхватил Гретхен на руки и бросил на кровать. Это вызвало у нее взрыв ярости. Гретхен превратилась в маленькую фурию. Несколько минут да Ланга пытался смять ее сопротивление, поймать руки и стянуть их веревочной петлей, но когда лицо его украсилось двумя длинными царапинами, он разозлился и с силой ударил Гретхен по щеке.
В голове ее взорвалось багровое жгучее пламя, из глаз посыпались искры, а да Ланга с успехом воспользовался несколькими мгновениями, пока Гретхен была оглушена и ошеломлена этой пощечиной.
Да Ланга ушел, и Гретхен осталась наедине со своим гневом, недоумением, потрясением и вопросами, которые могла задать разве что темноте, вновь ее обступившей.
Гретхен не знала, сколько прошло времени — оно растягивалось в бесконечность, и по ее личным ощущением уже давным давно должно было наступить утро следующего дня. Она понятия не имела о том, что снаружи — ночь или вечер, или утро, когда расслышала какие-то новые звуки и вся обратилась в слух.
Вот загремела якорная цепь — ее грохот едва ли можно было спутать с чем-то. Сразу за ним раздался удар и тяжелый плеск. Судно встало на якорь. Гретхен замерла и ловила малейшие звуки, не зная, означает ли это обстоятельство какую-либо перемену для нее самой. Может быть, да Ланга привез ее на один из островов, чтобы спрятать? Но за ней никто не торопился придти, чтобы вести на берег. Нет, для Гретхен плавание не закончилось. Какие-то иные заботы заставили да Ланга поставить судно на якорь.
И тут Гретхен услышала голоса. Среди них она ясно различила женские. Значит, рядом с судном находятся посторонние люди, не имеющие отношение к команде матросов да Ланга! От этих людей можно ждать помощи! И Гретхен снова охватила надежда.
Она действовала безрассудно, руководимая одним только яростным стремлением вырваться из плена. Гретхен начала неистово рваться из веревок, не чувствуя боли, ведь освобождение совсем близко, рукой подать, ей надо только постараться! Надежда придавала силы, она снова и снова возобновляла свои иступленные попытки добыть свободу!
Кто знает, была бы надежда Гретхен столь же страстной, знай она, что судно встало у гряды островков, не принадлежащих никакому государству. Небольшое племя туземцев проживало здесь замкнутой, обособленной жизнью. Даже если бы Гретхен выбежала на палубу и стала бы кричать, что ее похитили, что на судне она находится вопреки своей воле — едва ли она нашла бы здесь сколько-нибудь существенную помощь. Ну, разве только когда-нибудь позже те люди могли бы сообщить, что видели странную женщину на судне — если бы их кто-то спросил об этом. Да и то, едва ли. Островитяне предпочитали не вмешиваться в дела, которые мало их касались. Да Ланга остановился лишь потому, что запасы воды и провизии были на исходе. Визит на родину на этот раз был столь кратковременным, что экипаж не сходил на берег, продукты и воду на борт не взяли. Да Ланга хотел, чтобы о появлении его судна у родных берегов знали настолько мало, насколько это окажется возможным. Поэтому он подошел как чуженин, вынашивающий недобрые планы: укрываясь покровом ночи, поторопился увести судно ото всех взоров и запрятать его в укромной бухте.
Но идти в океан без запасов еды и питья была бы самоубийственно, и только эта острая необходимость заставила капитана подойти к островам, где его ждали. Да Ланга всё предусмотрел и обо всём позаботился, заранее зная, что в порту столицы он грузиться не будет: несколько дней назад пятеро матросов были высажены на центральный остров этой гряды. Им оставили пустые бочонки для воды, ящики и мешки для продуктов, которыми островитяне смогут поделиться с мореходами. Эти пятеро получили приказ всё приготовить, разместить груз на берегу и ждать судно. Теперь оставалось только переправить на борт приготовленный груз. Это не заняло и часа. Якорь подняли с грунта, судно на всех парусах ринулось в открытый океан, в котором так быстро тают всякие следы.
Отчаянные усилия Гретхен были тщетными, хотя она не дала себе ни минуты передышки. Обливалась потом в тесной жаркой каморке, задыхалась, пыталась хотя бы сдвинуть тугую повязку, закрывающую рот, но усилия ее были напрасны. Гретхен закричала от отчаяния, когда поняла, что судно снимается с якоря. Но крик обернулся невнятным мычанием. А вскоре в замке щелкнул ключ, к Гретхен ворвался свет, и вошел Ал да Ланга.
Подняв фонарь, он в насмешливом изумлении остановился в изножии кровати и так стоял, разглядывая ее, разгоряченную напрасной борьбой, совершенно обессиленную, но разгневанную и всё еще не утратившую яростный пыл. Темные волосы ее рассыпались, пряди прилипли к мокрому лбу, грудь лихорадочно вздымалась от тяжелого, запаленного дыхания. Да Ланга наблюдал, как она безуспешно пытается отдышаться, но не торопился освободить ее. Когда же он соизволил, наконец, приблизиться к своей пленнице и склонился к ней, рука его потянулась не к повязке на лице с тем, чтоб облегчить дыхание несчастной женщине, а легла на грудь, просвечивающуюся сквозь тонкое, взмокшее полотно сбитой рубашки.
Гретхен яростно дернулась, но этот ее протест был такой малостью, что выглядел жалко. И когда да Ланга вздернул рубашку кверху, она заставила себя остаться безучастной, это было лучше, чем выглядеть жалкой и беспомощной. Только судорожно дернулось сухое горло, выдавая ее чувства. Стоя коленом на постели, не сводя глаз с Гретхен, да Ланга медленно стянул с себя рубаху, расстегнул и положил на стол широкий пояс с портупеей, из которой высовывалась деревянная рукоять пистолета, отполированная до блеска.
Гретхен принудила себя лежать неподвижно с застывшим, слепым лицом. Она не желала доставлять ему удовольствие еще и своим иступленным, бессильным, унизительным бунтом…
Продолжение следует