«Летучий» подходит к берегам Нового Света
В письме, которое Ларт послал сэру Тимотею, он сообщал, что намерен идти к берегам северной Америки и начать поиск Гретхен с тех мест, где побережье наиболее обжито переселенцами. Там будет легче всего получить сведения, которые дадут возможность сориентироваться в абсолютно чужой и незнакомой обстановке. Кроме того, Ларт надеялся, что им удастся предпринять кое-что, способное сделать поиск Гретхен значительно продуктивнее. Одним словом, Ларту прежде всего нужно было сойтись с людьми знающими и опытными, которые уже стали своими на этой земле. Лишь после этого он намеревался отправиться на юг вдоль береговой линии, встречаться с местными жителями и расспрашивать их, не подходил к их берегам корабль Ала да Ланга. Ведь кто-то непременно должен был приметить чужих, а уж тем паче, если пришельцы высадились на землях, которые индейцы считают своими, и направились вглубь страны.
В условиях наибольшего благоприятствования «Летучий» достиг берегов Америки — ровно дул попутный ветер и дни стояли ясные, погожие.
Еще во время плавания Ларт распорядился, чтобы все, кто владеет карандашом либо кистью, по памяти рисовали портреты да Ланга и Гретхен, а также людей из команды, любого, кого могут вспомнить.
Искусством рисования владели многие. Коль скоро обнаруживали учителя в своем подопечном хоть малое преуспевание в каком либо виде искусства или ремесла, крупицы такого таланта берегли, а ребенка всемерно поощряли совершенствовать свой дар. Других же, не получивших дара от природы, просто обучали законам и технике рисования, как учат арифметике либо письму, точно так же, как обучали музыке, декламации, пластике и танцу, которые обязательно преподавались юным гражданам. Таким образом, нарисовать портрет и достигнуть при этом сходства с оригиналом умели практически все. Ларт и сам владел весьма немалым талантом живописца, но, по единодушному мнению всего экипажа бригантины, настоящим художником был признан юный Нааль. На его портретах, проработанных с большим усердием, Гретхен казалась живой. К тому же, рисунки его отличались большим разнообразием. Они не повторялись, каждый был своеобычен, и юный художник изображал Гретхен то в профиль, то в пол-оборота, то она улыбалась, то смотрела задумчиво… Это так же было немаловажно для тех, кому, возможно, надо будет вспомнить женщину, виденную мимолетно, один-единственный раз.
Ларт привел бригантину к берегам Виргинии. Пройдя несколько десятков миль вдоль берега и не обнаружив поселения, Ларт решил войти в устье первой же реки, которую сочтет пригодной к проходу судна, и попытаться найти поселок переселенцев в речной долине.
Решение было правильное. Именно в этом штате переселенцы успешно продвигались вглубь его территорий благодаря полноводным рекам. Реки позволяли избежать долгого сухопутного похода по неизведанным землям, почти сплошь покрытым лесами, и в какой-то мере охраняли от внезапных встреч с непредсказуемыми хозяевами этих мест, индейцами, далеко не всегда настроенными дружелюбно. Обильные дожди, теплый климат, необыкновенное плодородие местных красноземов — что еще надо фермеру?
Разные причины толкали европейцев в долгий и полный опасностей путь через океан. Кто-то ехал за приключениями, которых показалось мало в давно обжитом, уютном Старом Свете. Кто-то бежал от нищеты за золотом и серебром, наслушавшись рассказов о несметных богатствах, только и ждущих смелых и удалых, не боящихся риска. Покидали Старый Свет и те, кому родина стала мачехой. Они искали в Америке убежища от тирании и угнетения, от преследований, спасали жизни свои и детей.
Мало кто представлял в действительности, что ждало их на чужом континенте. Но все были готовы к тяжелому труду, к лишениям и опасностям, лишь бы можно было мечтать о лучшем будущем, лишь бы было это самое будущее. И все мечтали о расширении своего жизненного пространства, о собственной земле, свидетельстве и залоге благополучия. На родине мало кто из них мог рассчитывать на собственную землю. Потому, в восторге от открывшихся возможностей, люди не пугались непроходимых девственных лесов, у которых надо было отвоевывать землю. Главное, что земли этой было сколько угодно, только приложи руки и владей.
Вскоре открылось устье, из которого воды реки спокойным, но мощным потоком устремлялись в океан. Ларт собрал офицеров и, посовещавшись, решили идти вверх по реке. Малым ходом, вслушиваясь в крики матросов, сообщающих результаты постоянного промера глубины, Ларт повел «Летучий» в речное устье. Все свободные от вахты матросы и офицеры с пристальным любопытством разглядывали чужую землю, чужую растительность, в изобилии покрывающую берега справа и слева.
Прошло не так уж много времени, и Ларту доложили, что замечены люди, скрытно наблюдавшие из леса. Превыше всех других чувств Ларт испытал удовлетворение. Как скоро стали они объектом внимания! Ларт получил свидетельствовало об осторожности и наблюдательности людей, населяющих берега континента. Именно на это он рассчитывал — чужие, пришлые люди не могут остаться незамеченными на этих землях.
Вглядевшись в зеленую завесу, Ларт и сам увидел, как отодвинулась ветка, тихо отведенная чьей-то рукой. В глубине зарослей, из полумрака проступили очертания плеч, худощавое лицо, гладко выбритая голова с пучком темных волос…
Ларт очень хотел бы встретиться лицом к лицу с теми, кто таился в густых зарослях. Но они осторожны, скрытны. Вмиг доверия не завоюешь. Скорее убедишься во враждебности и подозрительности. Ларт кое-что знал о коренных жителях Американского континента — в свое время волна потрясающего открытия прокатилась по всему миру, отставив после себя рассказы о сказочно изобильных и плодородных землях, о жестоких индейцах и об их невиданно богатых племенных сокровищницах, сокрытых в недоступных местах под охраной заклятий и тотемов. Рассказы эти, приукрашенные рассказчиками и временем, более походили на легенды, и Ларт не склонен был верить каждому слову в них. Одно он знал доподлинно, — если ты пришел в чужой дом незваным, не стоит думать, что ты окажешься самым желанным гостем. Необходимо прежде заручиться мнением кого-то, кто пользуется у этих людей безусловным доверием и авторитетом. Необходимо принести им дары в знак уважения. И, в конце концов, нужен переводчик, чтобы гость и хозяин могли понять друг друга.
Удача не оставила «Летучий». Устье реки было широко и полноводно. Если бы не встречное течение, можно было бы подумать, что бригантина вошла в морской залив, глубоко врезавшийся в берег, наподобие северных фиордов. «Летучий» беспрекословно слушался руля и легко выполнял все необходимые маневры. Индейцы, слегка обеспокоившие экипаж, лишь следовали за бригантиной, таясь в диком сплетении зарослей, и не предпринимали ничего угрожающего. И наконец, главное, — поселение обнаружилось раньше, чем река сделалась непроходимой для морского судна.
— Поселок! — раздался сверху радостный крик наблюдателя, и через минуту-другую уже все могли разглядеть добротный причал с дюжиной лодок и наезженную дорогу.
В четверти мили, не далее, дорога подходила к широким воротам, устроенным в высокой глухой стене, которой было обнесено селение. Стену эту соорудили из вкопанных в землю, заостренных вверху бревен. Сейчас обе створки ворот были распахнуты, открывая глазам укрытую за частоколом жизнь форта: деревянные дома, людей, лошадей и повозки.
Гости тоже не остались незамеченными. Подзорная труба приблизила к Ларту лицо мужчины, обрамленное аккуратной седой бородкой. Прикрыв рукой глаза от полуденного солнца, мужчина внимательно разглядывал незнакомое судно.
Ларт велел поднять вымпелы, которые на языке мореходов всего мира означают приветствие и сообщают об добрых намерениях. Затем он распорядился бросить якорь на середине реки и спустить на воду шлюпку.
Одновременно мужчина в форте обернулся к кому-то, бросил короткое распоряжение, и ему немедленно подвели коня. Он легко поднялся в седло. Пока шлюпка шла к бревенчатому причалу, из ворот форта выехали три всадника. Рядом с седобородым плавно покачивался в седле мужчина средних лет, с лицом, загорелым до красноты. Позади них скакал на тонконогом жеребце молодой человек, который по требованию седобородого подвел ему лошадь. У каждого из троих с правой стороны седла виден был ружейный приклад.
Ларт ступил на причал под пристальными взглядами всадников. Следом за ним из шлюпки тут же выпрыгнул Урс и, не отставая от хозяина ни на шаг, пошел по дощатому настилу. Старший из встречающих представился судьей Джеймсом Элиотом, главой общины, и спросил, что за люди на бригантине и по какой нужде приплыли они в Джорджтаун.
Ларт сообщил, кто они и откуда следуют, и попросил разрешения остановиться в форте на два-три дня с тем условием, что команда останется на судне — разве что матросы нанесут недолгий визит в форт, если то будет им позволено. А сам он хотел бы остановиться в форте и в более подобающей обстановке обсудить дело, приведшее их в эти дальние края.
Всё время Ларт чувствовал на себе испытующие взгляды хозяев. Причем ни менее заинтересованных взглядов удостоился и Урс, так как было очевидно, что незнакомец не просто так взял с собой пса. В угрожающей ситуации такой зверь мог стать оружием пострашнее ножа или шпаги. Видимо, поведении человека и его пса не вызвало опасений, и седобородый, спешившись, представил Ларту своих спутников. Мужчина был представлен как мистер Кристофер Барклей, а юноша по имени Рэй оказался сыном мистера Элиота.
Общине форта Джорджтаун повезло с человеком, который возглавил ее и взял на себя ответственность за жизнь и благополучие людей. Судья Джеймс Элиот был мудрым человеком. Обладая недюжиным аналитическим умом, он умел прогнозировать события и предпринять именно те меры, которые требовались во избежание беды. Благодаря судье Элиоту переселенческая община без потерь пережила первую зиму на американском континенте, хоть и была она сурова к пришельцам. Для многих выходцев из Европы именно это испытание становилось непреодолимым, и уже в первый год смерть от голода, холода и болезней выкашивала до трех четвертей общины.
Теперь, по прошествии нескольких лет, форт разросся, окреп и стал широко известен в округе и далее. В отношениях с коренными жителями мистер Элиот с самых первых дней держался принципа «Худой мир лучше хорошей ссоры». Политика взаимного уважения и терпимости сделала свое дело: охотники из форта без опаски промышляли в окрестных лесах. А индейцы частенько навещали поселение и охотно снабжали жителей Джорджтауна шкурами, мясом и рыбой. Сам Джеймс Элиот обзавелся добрыми знакомыми во многих индейских племенах. В стойбищах паухатан, чероки и тускарора в любой час встречали его как желанного и почетного гостя.
«Летучий» снялся с якоря на третий день. Команда хорошо отдохнула и пополнила запасы. Обитатели Джорджтауна очень скоро прониклись к мореплавателям доверием и сердечным расположением. Потому на судне оставались только немногочисленные сменные вахты, все остальные жили в форте, пользуясь радушием хозяев. Им с удовольствием предлагали кров и жадно слушали рассказы о том, что происходит за океаном, в далекой стороне, которая по-прежнему оставалась для них для всех родиной. Гости прилежно старались оправдать этот жадный интерес, хотя и к их родине Европа располагалась ничуть не ближе, чем к Америке.
Ларту оказал гостеприимство сам судья Элиот, предложив ему остановиться в просторном двухэтажном доме, куда они и последовали сразу с причала. Там судья представил гостя своей супруге, миссис Хелен Элиот, и трем их сыновьям. Подходило время обеда, и гостя пригласили отобедать по-семейному. После этой первой, затянувшейся трапезы семья Элиот была очарована своим гостем. Ларт поведал столько интересного, был так легок в общении и остроумен, что никому не хотелось вставать из-за обеденного стола. Затянувшемуся обеду положил конец сам Ларт, когда сказал:
— Мне чрезвычайно приятна атмосфера вашего дома, судья, столько здесь теплоты и любви. Миссис Элиот, если обед приготовлен вашими руками, я могу лишь снять шляпу перед вашим искусством.
Жена судьи — женщина с милым, простым лицом, сохранившая стройность фигуры и тонкость талии, заалела лицом от смущения и похвалы. Ларт знал наверняка, он не ошибется, предположив, что миссис Элиот приходится самой стряпать и кухарничать. Прислуги в доме он не увидел, да и достаточно было одного лишь взгляда на ее руки, чтоб понять, сколько и как им приходится трудиться.
— Но теперь я хотел бы побеседовать с вами, мистер Элиот, — продолжил Ларт, — о тех обстоятельствах, что привели сюда меня и моих людей.
За три дня пребывания в форте Джорджтаун Ларт сделал многое. Джеймс Элиот и его семья стали первой ячейкой той ловчей сети, которую он собирался поставить на Ала да Ланга. У того не должно было остаться ни единого шанса миновать ее. Разумеется, одному Ларту, даже хоть и со всем своим экипажем, поспеть всюду на побережье огромной протяженности было никак не под силу. Потому ему необходимо было привлечь к этому делу людей, подобных Джеймсу Элиоту, которые будут сами сплетать новые ячейки сети. Элиот — прекрасный организатор. А благодаря своим знакомствам и связям он станет ценным союзником. Ларт с легким сердцем покидал первый на их пути американский форт, зная, что оставляет под контролем мистера Элиота обширную территорию Виргинии. Ларт был уверен, что на тщательность этого контроля можно положиться, поскольку судья Элиот намеревался обратиться за помощью к индейцам и с этой целью к кому-то уже отправил гонцов с приглашением в форт, а к кому-то собирался в ближайшее время отправиться сам. Он был уверен, что сможет заручиться поддержкой лучших следопытов и охотников. Их внимания не минует даже самый малый, самый неприметный знак присутствия чужака. Его выдаст след на траве, абсолютно не различимый на обычный взгляд, проход в зарослях, когда ветви уже распрямились и переплелись, и кажется, тут вообще никогда и никто не проходил, перевернутый камень, сбитая роса, запах дыма, пепел костра, разложенного не индейцем…
Еще одной заботой Ларта была возможность быстро передавать и получать сообщения из любой точки побережья. Более всего он беспокоился именно о том, получит ли такую возможность. И испытал огромное облегчение после слов Джеймса Элиота, что да, у индейцев есть такая связь.
— Одним лишь дымом костра они умеют передать столь содержательное послание, что остается лишь удивляться. Есть и другие способы связи, придуманные этим изобретательным народом. Нет нужды вдаваться сейчас в подробности. Главное — они умеют сделать так, что весть с поразительной быстротой облетает огромные пространства. У индейцев есть чему поучиться, — уверял Ларта Джеймс Элиот, и в голосе его слышалась нотка гордости за друзей из индейских племен.
Оставалось лишь заручиться их согласием оказать помощь.
— Я думаю, что могу и в этом вам посодействовать, — раздумывая, проговорил судья Элиот. — Надеюсь, вождь паухатан не откажет в моей просьбе. Патука — человек очень незаурядный, с большим героическим прошлым. Сейчас он уже в весьма преклонном возрасте, однако его острый ум ничуть не ослабел, а стрелы, пущенные им, всё так же разят цель. Я познакомился с ним вскоре, как мы заложили форт, и относился к нему с большим уважением. Но по-настоящему оценил его после вот какого случая. На второй год нашего пребывания здесь, летом я отправился в экспедицию с целью обследовать прилегающие земли. Когда вождь Патука узнал о моих намерениях, он дал мне снизку бус. Не скрою, вначале я не придал его подарку того значения, которого он оказался достоин. А было это своего рода вверительное письмо. И потом мне ни единожды пришлось убедиться своими глазами, как менялось отношение к нам, стоило мне продемонстрировать эти бусы. Скажу без преувеличения — дар вождя спасал наши жизни. Так я хочу вот что сказать — мы тогда очень сильно отдалились от этих мест, но имя вождя племени паухатан оказалось и там хорошо известно и имело большой вес. Влияние Патуки простирается очень далеко. Я рассчитываю, что именно это его влияние позволит вам воспользоваться индейской почтой.
Перед отъездом Ларт передал Джеймсу Элиоту увесистый кошель с золотыми монетами и еще другой, поменьше, с десятком драгоценных камней. Ларт не был так наивен, чтоб полагаться на одно лишь дружеское расположение и ждать, что оно станет залогом искреннего усердия всех, от кого будет зависеть его счастье. Может быть, в отношениях между ним и семьей Элиот этого достаточно — за три дня они прониклись к Ларту искренним сопереживанием и изъявили готовность сделать всё, от них зависящее. Но судья Элиот вовлечет в дело людей, для которых имя Ларта лишь звук, оно ничего не тронет в их сердцах.
Когда Ларт высыпал на стол содержимое двух замшевых мешочков, Джеймс Элиот с удивление поднял на него глаза:
— Тут целое состояние!
— Оно не стоит и ногтя моей жены.
— Я… рад за вас… если уместно сейчас так сказать. Потому что, прежде всего, приходит мысль о том, как же велика ваша утрата. Вы найдете свою супругу, я уверен. Но вот это… зачем так много? Уберите, прошу вас, вам оно пригодится.
— Это для вас. Тратьте их так, как сочтете нужным. Покупайте людей, которые на совесть будут выполнять свою часть работы. Деньгами ли, подарками ли, но добивайтесь, чтоб все наши предприятия оставались в секрете. Ни в коем случае да Ланга не должен узнать, что я здесь. Он должен жить без опаски, ни от кого не таясь. Пусть он будет уверен, что недосягаем, что преследователь потерял его след. Я очень на вас рассчитываю, мистер Элиот, и я никогда не попрошу у вас никакого отчета. Вероятнее всего, мы больше никогда и не увидимся. Если, конечно, человек, которого я ищу, не обосновался именно в ваших местах. Но в любом случае я хотел бы, чтоб вы не забыли о нашем знакомстве.
— Разумеется, нет. Об этом и говорить не надо. Жаль, если мы не увидимся больше. Но знайте, что в Новом Свете у вас есть верные друзья, готовые прийти на помощь в любой беде.
— Благодарю вас. Итак, до тех пор, пока вам не принесут от меня весть о том, что всё завершилось, не ослабляйте своего контроля.
— Вы можете на меня положиться.
Было раннее утро. Ветер туго надувал паруса, солнце еще невысоко поднялось над горизонтом, но ярко пылало на безоблачном небе. Бригантина шла вдоль побережья, держа курс на юг. Ларт облокотился о борт и задумчиво смотрел на белую полосу прибоя вдали. Солнечные блики метались по волнам, слепили до слез.
Несмотря на то, что всё как будто складывалось неплохо, на душе у Ларта было тяжело. Исчезло ощущение, что он — устремленная к цели стрела. Теперь он стал похож на охотника, который не спеша расставляет капканы и ждет, когда зверь в них попадется. Ждать… Ждать и каждый час помнить, что Гретхен в руках негодяя. И каждый час — это боль, мука, осознание того, что он оказался несостоятельным именно в то время, когда любимой женщине понадобилась его помощь и защита.
Вот он прибыл, куда так стремился. И что? Приблизился ли к Гретхен? Как страстно желал он не растягивать огромные ловчие сети, а по-прежнему быть стрелой, и знать одну только цель, и настичь, ударить… Но где эта цель? Ведь где-то здесь, вблизи… Где?!
Между тем, Гелла теперь, вероятно, это знает. И томится от невозможности передать это знание ему.
А если намерение да Ланга изменилось, и все их усилия бессмысленны? Ведь не удалось напасть на его след. Всякий раз как в поле зрения появлялись встречные суда, Ларт приказывал передать вымпелами просьбу о сближении. Всякий раз он расспрашивал, кто еще попадался мореходам навстречу, кого они видели. Создавалось впечатление, что впереди «Летучего» никого нет… Сердце Ларта тоскливо сжалось, и он торопливо прогнал сомнение.
Может быть, надо было попросить мать Геллу сопровождать их? Но тогда, в начале пути, он был захвачен радостью, что имеет точные сведения и твердо знает, где искать Гретхен. Казалось, нужно только усилие, только поторопиться. В той лихорадке спешных сборов даже в голову не пришло предложить Гелле разделить с ними тяготы и опасность преследования далеко не беззащитного судна Ала да Ланга. В глубине души Ларт тогда рассчитывал, что настигнет вора в океане, что не придется идти до чужедальних берегов и разворачивать там целую поисковую кампанию. Но да Ланга они не настигли, и теперь поиск осложнился. Как нужна помощь Геллы именно сейчас!
Состояние Ларта можно было понять и объяснить. Он долгое время держал себя в напряжении. Каждый день он встречал в лихорадочной надежде, что именно сегодня с марсовой площадки прозвучит крик: «Вижу корабль!» И это будет корабль да Ланга. Потом к этому ожиданию прибавилось, что вот-вот на горизонте появится земля. И жило в сердце беспокойство: как встретит их совсем чужой, неизведанный берег?
Но вот они ступили на берег Нового Света. Нашли здесь опору и поддержку. Напряжение спало. Но вместе с ним ушло ощущение, что вновь наступивший день вернет ему Гретхен — непроходимые дикие просторы девственных лесов представлялись Ларту куда более враждебной стихией, чем океан. Возбуждение и надежда сменились тоскливым опустошением.
— Доброе утро, Ларт, — услышал он и обернулся.
Нааль улыбнулся неуверенно:
— Вижу, я прервал твои размышления. Я думал ты просто смотришь на море.
— Я просто смотрел на море, — вздохнул Ларт.
— Ты удручен? Что-то идет не так, как ты хотел?
Ларт снова отвернулся лицом к берегу, помолчав, сказал:
— Дела идут неплохо… Но не так скоро, как я хотел бы.
Нааль ответил тяжелым вздохом. Ларт взглянул на него, улыбнулся. Юноша нравился ему. Ларт часто видел его стоящим на носу каравеллы, и взгляд его устремлен был вперед. Нааль любил, когда ему выпадало отбыть вахту на марсовой площадке впередсмотрящим, и с таким неистовством вглядывался в горизонт, что сам Ларт не мог бы быть усерднее. Он с радостью ухватился за просьбу Ларта рисовать портреты Гретхен, и это стало для него не работой, не заданием, а минутами счастья, которые он ни за что не дозволил бы себе по своей воле.
— Кто этот человек, что поднялся вчера на борт вместе с тобой? Я видел его в форте.
Ларт бросил взгляд туда, куда смотрел Нааль. На палубу только что вышел Кристофер Барклей и, подставив лицо солнцу, смотрел на матросов, занятых работой, на чистое утреннее небо, на далекую кромку леса, подступающую к полосе прибоя.
— Это друг мистера Элиота. Теперь наш главный советчик, переводчик и проводник. Идем, я познакомлю тебя с ним.
В эту минуту Кристофер Барклей увидел их и направился навстречу:
— Сегодня будет хороший день, — сказал он. — Приветствую вас, мистер Ларт. И вас, юный друг.
— Позвольте представить. Траппер Кристофер Барклей. Нааль, преданный друг нашей семьи. Автор тех рисунков, которые вы видели у судьи Элиота.
Барклей с интересом взглянул на юношу.
— Я бы никогда не подумал, что их автор так молод. У вас большое будущее, юноша. Я, признаться, мало разбираюсь в этих делах, но талант говорит сам за себя, тут не надо быть крупным знатоком.
Нааль коротко и виновато взглянул на Ларта, похвала его, скорее, смутила.
— Что значит траппер, мистер Барклей? — спросил он, может быть, для того лишь, чтоб сменить тему разговора.
Вместо Барклея ответил Ларт:
— Если не ошибаюсь, «трап» в английском языке означает «ловушка».
— Так и есть, ловушка.
— Получается, что траппер, это человек, который ставит ловушки? — догадался Нааль.
— Абсолютно верно, — подтвердил Барклей. — Траппер, значит охотник, мистер Нааль.
— Барклей, вас очень затруднит, если мы будем обходиться без этих церемонных обращений? — поинтересовался Ларт. — У нас нет таких условностей. Впрочем, мы вовсе не против, если вы предпочитаете привычный стиль общения.
— Как раз непривычный, — рассмеялся Барклей. — Я ведь почти всё время провожу в лесах или в своем доме, тоже в лесу. Живу я там один. А общество мне составляют чаще индейцы, чем белые соплеменники. Индейцы же прекрасно обходятся без этих церемоний. Так что я готов с легкостью забыть про «мистера».
Этого человека также порекомендовал Ларту судья Элиот. Ларту нужен был надежный человек, который согласился бы сопровождать их. Проводник, переводчик, тот, кто принадлежал бы этому миру и легко разбирался как в необъятных просторах Нового Света, так и в людях, которые на этих пространствах обитают.
Когда Ларт спросил Джеймса Элиота, не знает ли он такого человека, судья не задумываясь назвал Кристофера Барклея, охотника и следопыта, с которым Ларт познакомился, едва ступив на землю Нового Света.
Барклей, узнав о целях экспедиции Ларта, тотчас согласился сопровождать их и помогать во всем, в чем только будет в силах помочь.
Ларту понравилось, что Кристофер сразу почувствовал себя не чужаком, а человеком из команды — в то же день он принес Ларту подробный список необходимых, на его взгляд, и довольно специфических вещей. Ларт о многом не смог бы сам догадаться, так как предназначались эти вещи для успешного установления взаимоотношений с индейскими племенами.