— Расскажи мне сказку.
Странник смотрел, как танцуют языки пламени в костре, и молчал. Отблески огня, как эхо танца трепетали на его загорелом лице.
— Почему ты молчишь? — спросила Принцесса.
Он поднял глаза, виновато улыбнулся:
— Там, где я был… Сказки не любят пустоты и холода. Они не приходили ко мне.
— Зачем же ты так долго ходил по тем плохим местам?
— Они не были плохими… пока я не приходил туда. Это я приносил пустоту и холод, с собой… в себе…
— И там совсем-совсем не было ничего хорошего?
Странник смотрел на неё, но как будто думал о чем-то другом. Потом сказал:
— Я расскажу тебе историю. Эту сказку не я сочинил, она из давних времён, из дальних земель.
…Моя возлюбленная. В любую минуту я мог её видеть или слышать и продолжал хотеть этого каждую минуту. Она была со мной рядом много-много дней, а я всё еще спрашивал себя, почему она выбрала меня? Неужели не исчезнет однажды? И иногда по утрам боялся открыть глаза, если не слышал рядом её дыхания — а вдруг мне приснилась моя возлюбленная?
Я рассыпал у её ног земляничные поляны. Заставлял родник выбиваться из-под земли, когда её мучила жажда. Я велел соловью ночь напролёт петь под её окном, и она восхищалась: «Он снова прилетел! Ну послушай же! Это волшебно!»
Наш дом на солнечной опушке был гостеприимен. Часто останавливались охотники, среди них у меня были верные друзья. Я знал, именно моя возлюбленная делала наш дом столь привлекательным для гостей. Меня это забавляло. И я был горд, когда видел любование в их глазах и преклонение перед женщиной, которая была моей. Дивная, прекрасная, чистая, искренняя, с сердцем, раскрытым мне, как книга…
Соперники? Искать их среди тех, кто гостем являлся в наш дом? Да мне это и в голову не приходило! Любопытно было бы взглянуть на того, кто посмел бы…
Любопытно… Что ж… любопытство мое было удовлетворено.
…Заслышав стук копыт и лай собак, возлюбленная моя выпорхнула на крыльцо и просияла улыбкой навстречу всадникам. Моя милая умела улыбаться так, что даже пасмурный день начинал светиться! Вот точно как в тот раз. И мне смешно было смотреть на новичка-охотника, юного баронета, остолбеневшего при взгляде на прелестную хозяйку. Когда же она подошла к нему и промолвила своим божественным голосом: «Вы ещё не были у нас, ваше сиятельство. Милости прошу. Не обессудьте, здесь по-простому. Но если у вас будут какие-то пожелания, я думаю, мой супруг с удовольствием их исполнит», так вот, в тот момент юного нашего гостя едва не хватил двойной удар. Сначала оттого, что моя возлюбленная с ним заговорила, потом при взгляде на меня и осознании, ЧЬЯ женщина перед ним. Впрочем, хоть он и позабавил меня, держался баронет молодцом! Новички почти всегда теряются при знакомстве, а этот даже сказал всё, что данному моменту приличествовало, и почти не заикался.
Потом он бывал у нас часто. И слишком открыто боготворил мою возлюбленную. Слишком явно его перестала интересовать охота. Я знал, не раз мои друзья говорили ему, как опасно играть с огнём. А я… в какой-то момент я вдруг обнаружил, что его появление в моём доме меня раздражает. Мне стало досадно — как я не заметил перемену в себе, как позволил её? Но ещё и тогда я самонадеянно думал, что сердце моё никоим образом не может уязвить такая мелочь, а уж ранить чтоб… об том и речь вести смешно!
…Однажды я вернулся домой под утро, усталый — всю ночь наблюдали звёздное небо со старым звездочётом и спорили о природе явления, которое, впрочем, к делу отношения не имеет. Всю обратную дорогу я подгонял коня, соскучившись по любимой моей. О, как не терпелось неслышно войти в сонный покой спальни, увидеть её, спящую, невесомо прикоснуться губами к чистому лбу и послать волшебный сон, который она утром с восторгом будет рассказывать мне…
У коновязи стоял конь баронета, а спальня была пуста. И дом был безжизненно пуст. Букеты печальных цветов не источали нежных ароматов, и когда мой угрюмый взгляд скользнул по ним, вдруг превратились в стайку мотыльков и испуганно метнулись по сторонам… На столе я обнаружил хрустальную бутыль с малиновым вином и два бокала.
Вино ринулось вверх фонтаном, ударило в потолок, а потом медленно расплылось по белой скатерти кровавым пятном. Бокалы на моих глазах перекособочило, и они стали похожи на цветки ландыша. Тогда я влепил их в стену один за другим. Они застыли там прозрачными кляксами.
Потом я сидел на ступеньках крыльца с закрытыми глазами и смотрел, как они идут из лугов. Посеребрёнными луною высокими травами. Он что-то говорил без остановки, вдохновенно, смотрел влюблённо… Они были похожи на двух детей. Было противно подсматривать, но я не мог не смотреть. Во мне поднималось тёмное, опаляющее… разум вяз в этой мути…
Она улыбалась. Её улыбка, свет в глазах были моими, но сейчас она дарила их не мне… Он умолк, и она вдруг поцеловала его порывисто…
Тогда я встал перед ними.
Я не метал искры, я заморозил свои чувства. Но их испугал даже лёд. Я едва не расхохотался, когда баронет шагнул вперед и заслонил собой мою возлюбленную. Защитник! Смельчак! Встать вот так, с вызовом… Передо МНОЙ…
Но она вдруг рванулась из-за его спины. Теперь моя любовь, моя идеальная жена стояла передо мной, с гневом и страхом в глазах… Они жгли… Как болезненны ожоги сердца…
— Не смей! — отчаянно сказала она. — Отпусти его!
Мальчишка исчез.
Страх сделал её отчаянно смелой.
Я молчал.
А она говорила о том, что свободна, что я высокомерный гордец, собственник, говорила… говорила…
Я протянул руку, и она обмерла на полуслове. Вообразила, что через миг обрушу на неё огненный вихрь? Или ударю?
На шее трепетала голубая жилка… Как любил я трогать её губами… Я провёл пальцем по нежной коже… по тёплому шёлку волос… шепнул:
— Свободна. Лети.
На ладони моей сидела золотая птица. Миг… другой… она смотрела на меня чёрными жемчужинами глаз. Потом вдруг прильнула, прижалась — в центре ладони я слышал неистовый трепет маленького сердечка. Поднял руку и слегка подкинул: лети! И тогда она сорвалась в полёт — падала в небо, как в пропасть…
Зима облюбовала мой дом. Я холода не замечал, сам источая его, а для гостей разжигал очаг, и ледяные языки голубого пламени зло плясали по чёрным головешкам. Но они всё равно мёрзли. Впрочем, гости теперь были не часты, и появление их слишком напоминало посещение больного. Я не был болен. Я умер.
Они рассказывали мне новости. Так я узнал, что баронет странно болен. Обнаружилось это, когда он пропал, и его долго искали. Нашли за тыщу миль от дома, при этом он ничего не мог объяснить — у него пропала память. «Талантливый был мальчик… удивительные стихи сочинял…»
Я усмехался про себя: так вот куда он исчез тогда. Моя возлюбленная просила его отпустить, и я приказал ему убираться, и, вероятно, забыть к нам дорогу… М-да… насчёт «забыть», я, кажется, немного не рассчитал.
И я услышал о странной птице в золотом оперении, что часто вилась вокруг людей с непонятным упорством, но в руки не давалась, и ловушки её не брали. Я сам видел иногда ту птицу. Во сне. Она прилетала к окну и смотрела на меня, спящего. Пока ледяной порыв ветра не отшвыривал её, безвольную, далеко прочь. Я не люблю, когда на меня так смотрят.
…Поздней осенью дожди часто стучали в мои окна, а мне казалось — бьётся о стекло моя золотая птица. Я распахивал все окна — пусть входит дождь или кто бы то ни было. Но только ветер свистел по дому, не давал покою жёлтым листьям на полу.
В одну лютую ночь, когда в лесу кто-то стонал и жалобно плакал, а лужи на полу схватывались хрупкими ледяными иголками, я сидел перед очагом с голубым пламенем. Я теперь часто так сидел в кресле перед очагом, с седой волчьей шкурой на плечах. Может быть — всегда.
Кто-то ехал ко мне по ненастному лесу. Ветер врывался в открытые окна вместе с запахом конского пота и запахом страха.
Охотники… кажется, когда-то они были моими друзьями… вошли молча. Я долго смотрел на маленький комочек, лежащий передо мной. Золотистый свет погас, превратился в цвет безысходной тоски.
— Она давно уже бросалась под выстрел…
Я не знаю, когда они ушли. Под закрытыми веками больно жгло, растапливало колючие ледяные иглы, в которые тысячу лет назад превратились мои глаза.
Я покинул наш дом в ту ненастную ночь, устроив из него погребальный костёр для моей возлюбленной, и поклялся навсегда позабыть волшбу и никогда не иметь дома. И наложил на себя суровое наказание, дабы крепче помнился обет.
Трещали ветки в костре, искры улетали в небо, мечтая стать звёздочками.
— Он оттаял? — тихо спросила кареглазая принцесса.
— Не знаю.
Она долго молчала, а потом сказала:
— Пожалуйста, никогда не превращай меня в птицу. Никогда не отпускай на волю.
Странник улыбнулся:
— Это чужая история. От неё теперь только песни остались.
— Всё равно… пообещай, что никогда…
— Никогда… навсегда… я бы хотел забыть эти слова, чтоб не вырывались даже ненароком. Человек не имеет права давать обещания сроком на целую вечность.
— Почему?
— Он не имеет власти над вечностью. А всё, что в его власти, всё, чем он владеет, имеет слишком короткий срок жизни.
— И любовь?
Помедлив, Странник сказал:
— Да. Её срок жизни, как правило, короток. Многое живёт гораздо дольше.
— Ты принёс стужу из своих лютых, недобрых стран…
— Прости. Я забыл, ты просила сказку. Но она ведь была красивой?
И в эту секунду в середине ладони он услышал вдруг отчаянное, болезненное трепетание маленького сердечка…