Наконец-то доплыли до края моря. Уже хорошо видны были каменные дома и шпили башен — впереди раскинулся Кронштадт.
Людям объяснили, что прежде, чем ступить на землю, они должны пройти сверку со списком пассажиров и таможню. Услыхав о таможне, Ханс и Анна заволновались, — такие процедуры были им незнакомы. Но, оказалось, речь идёт об их поклаже. Семье разрешалось беспошлинно ввезти в Россию товаров на триста рублей. Анна едва не рассмеялась, когда узнала, что на эту сумму можно приобрести целый двор с домом, сараями и амбаром. Да уж, их скромные пожитки на триста рублей не тянули. Да и среди других пассажиров не нашлось никого, кто вёз бы с собой дорогостоящий фабричный станок или шкатулку драгоценностей. В таможенном рапорте было отмечено, что на корабле нет товаров, подлежащих декларированию.
К вечеру, после всех забот и хлопот, Ханс и Анна оказались, наконец, в маленькой комнатке в пригороде Петербурга, в Ораниенбауме.
Вначале Канцелярия планировала, что колонистов будут расселялись в самом Петербурге. Сенатом был куплен большой дом на Мойке для Канцелярии опекунства иностранных и временного размещения переселенцев — в специальной инструкции требовалось, чтобы иностранцы расселялись рядом с опекунским учреждением, то есть рядом с Канцелярией. Предполагалось, что позже к дому на Мойке сделают пристройку или купят ещё здание поблизости. Поначалу никто ведь не знал, каких масштабов достигнет поток колонистов.
Жизнь вскоре показала, что поток этот становится всё более многочисленным и достаточно беспокойным, потому решили размещать их в пригороде столицы. Граф Орлов обратился 30 апреля 1764 года к императрице с предложением направлять приезжавших иностранцев из Кронштадта в Ораниенбаум, где создать пункт их временного расквартирования. Предлагал использовать старые солдатские бараки. Канцелярия решила, что после ремонта они вполне подходят для временного проживания. А часть колонистов можно разместить на квартирах у горожан.
Как раз в барак и привезли всех, кто прибыл вместе с Хансом и Анной. Они увидели те же двухъярусные нары, которые вот только что с радостью покинули. Анна обескураженно оглядывала их новое жильё, в котором, как им сказали, предстоит жить, возможно, около месяца, прежде чем отправятся к конечной точке своего путешествия. Она и не заметила, как Ханс куда-то исчез. Потом забеспокоилась, не обнаружив рядом мужа. А встретила его упрёками и уже едва ли не со слезами:
— Ну ты что? Куда ты делся? Хоть бы словечко сказал.
— Пойдём отсюда, — взял он Анну за руку, другой подхватил узел с вещами.
Оказывается, он побывал в доме неподалёку и договорился снять там крохотную комнатку за приемлемую плату. Это были первые колонисты в Ораниенбауме, и хозяин ещё не знал, какую ценность приобретёт эта комнатушка. Скоро он поймёт, как продешевил, но упущенную выгоду с лихвой возместят ему следующие постояльцы.
А они обрадовались возможности остаться, наконец, вдвоём, отдохнуть и набраться сил перед новой дорогой. Ещё им сказали позаботиться об одежде, обуви и всяких нужных в пути вещах. На эти траты форштегер выдал им билет на двенадцать рублей на приобретение товаров у купца. Надо сказать, это были большие деньги. За двенадцать рублей можно было бы купить хорошую, удойную корову или, при удаче, двух лошадей. Кроме этой одноразовой поддержки колонистам полагалось кормовых денег на каждый день из расчёта шестнадцать копеек в день мужчине, десять женщине и шесть копеек детям старше двух лет.
За дни пребывания в Ораниенбауме переселенцев знакомили с российскими законами и традициями. А однажды Хансу и Анне сказали прийти утром в лютеранскую кирху. Там они увидели многих своих знакомых по морскому путешествию. Скоро пришёл пастор, немец, и заговорил с ними на родном языке.
— Всем вам известно, вы прибыли в Россию, чтобы стать частью её. Российская империя принимает вас в своё подданство. Она готова поддерживать и заботиться о вас, как о своих детях. И вы уже ощутили эту заботу, вы уже живёте за её счёт и пользуетесь благами, которые она вам дарит. Императрица российская и её наследник ждут от вас одного — услышать клятвенное обещание, присягу на верность русской короне и своей новой родине. Сегодня вы пришли сюда, чтобы дать эту присягу. Я буду читать её, вы же повторяйте за мной.
Под сводом кирхи зазвучали слова присяги, текст которой был утвержден графом Орловым 3 августа 1763 года, и по указанию Екатерины II переведён на несколько европейских языков: «Аз, …, обещаюсь и кленуся Всемогущим богом пред Святым Его Еванглием в том, что хошу и должен Ея Императорскаго Величества Моей Всемилостивейшей Великой Государыне Императрице Екатерине Алексеевне Самодержавице Всероссийской, и Ея Императорскаго Величества Любезнейшему Сыну Государю Цесаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному Всероссийскаго Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всём повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и всё к Высокому Ея Императорскаго Величеству Самодержавцу силе и власти принадлежащия права и преимущества узаконенныя и впреть узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности впредь остерегать и оборонять, и притом по крайней мере старатися споспешествовать все, что к Ея Императорскаго Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касатися может. О ущербе Ея Величества вреда и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявить, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися. И всякую мне вверенную тайность крепко хранить буду, и положенный на мне чин надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы, ни вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному Ея Императорскаго Величества рабу и подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь бог душевно и телесно да поможет. В заключении же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.»
Ханс заметил, что его сосед не повторяет слов клятвы, а только шевелит губами. Вероятно, рассчитывал на то, что в случае чего, его нельзя будет назвать клятвопреступником.