Шёл год за годом. И все они были непрестанной борьбой за выживание. Колонистам, осваивающим степное Поволжье, ещё предстояло пройти через много горьких опытов, прежде чем были наработаны необходимые агротехнические приёмы, и колосья на крестьянских полях стали наливаться крупным и сильным зерном.
Волжские степи — зона рискованного земледелия. Из пяти лет два года всегда окажутся неурожайными. Как раз такими выдались первые два года жизни на российской земле, два года подряд — почти тотальный неурожай. Особенно страдали колонии левобережья, где и находился Урбах, посёлок Ханса и Анны.
Несколько первых лет эти поселения нуждались в постоянной помощи от российской казны. Каждый месяц взрослым колонистам выдавали по две пудовки ржаной муки, а детям в половину меньше. На этой помощи кое-как держались, хотя мука была такого качества, что её приходилось разбивать топорами. Начала складываться система продовольственных складов, поскольку в зоне рискованного земледелия необходимо было иметь постоянный резерв продовольствия и семян.
Несмотря ни на что, в доме Ханса и Анны по-прежнему царила любовь и уверенность, что им под силу всё преодолеть. А жизненные трудности… Да ведь никто и не ждал, что на новом месте прям с первого дня начнётся полная благодать. Главное, они живы, здоровы, никто их не разлучает. А радости в доме лишь прибывает — на второй год жизни в России у них родилась дочка. В маленькой Елизабет души не чаяли не только мать с отцом, но и соседи Берги. Марта чуть ни каждую свободную минуту спешила на вторую половину дома, понянькать очаровательную малышку. Клаус тоже радовал, рос серьёзным и самостоятельным, становился помощником в доме.
И всё бы хорошо, детки подросли — Клаусу шёл шестой год, а дочке четвёртый, вроде жизнь стала налаживаться, да пришла беда откуда не ждали — разразилась гроза пугачёвского бунта.
На Урал, на реку Яик казаки пришли ещё в XVI веке. Со временем Яицкое казачье войско стало надёжным буфером между Российской империей и воинственными степняками — казахами, ногаями, калмыками, башкирами, татарами. Казакам даже разрешили принимать к себе беглых крепостных крестьян для пополнения рядов и укрепления заслона. Яицкие казаки были вольницей на далёких азиатских рубежах российского государства. Они вели собственную политику, которую диктовали их собственные интересы. То они отражали набеги степняков, то сами грабили кочевья и караваны. Но к началу XVIII века времена казачьей вольницы на Яике закончились. Российское правительство стало всё активнее вмешиваться в жизнь казаков. Яицкое войско приписали к Военной коллегии, с целью обратить их в обычное рядовое воинское формирование. На Яик одна за другой пошли комиссии для переписи населения. Часть казаков объявлена беглыми, им приказано вернуться на прежние места жительства. Правительство объявило соляную монополию, а у казаков основная статья дохода — рыба, да икра. Соль всю жизнь сами добывали. На Яик перестали поставлять порох и свинец, предложили готовые патроны. Да они не подходили к казацким ружьям!
Казаки энергично противодействуют таким новшествам. На Яике то и дело вспыхивают очаги протеста. Прямо во время работы правительственной комиссии казаки отказались выполнять приказ Военной коллегии — преследовать калмыков, ушедших за пределы России. В наказание часть казаков раскидали по отдалённым командам, а зачинщикам обрили бороды и включили в состав полков Второй армии. Обрить бороды староверам, коими и являлись яицкие казаки, — было жестоким наказанием. Ответом было яростное восстание в Яицком городке, в ходе которого председатель комиссии генерал Траубенберг был изрублен в куски.
Бунт подавили, в городке разместили гарнизон правительственных войск. Постановили шестнадцать зачинщиков «наказав кнутом, вырвав ноздри и поставя знаки, сослать в Сибирь на Нерчинские заводы в работу вечную», ещё тридцать восемь были наказаны кнутом и сосланы с жёнами и детьми на поселение.
Но и после этого казаки не смирились. «Всё предвещало новый мятеж», — напишет про это время Александр Пушкин в своей «Истории Пугачевского бунта». Казакам недоставало только вожака.
И такой человек явился. Донской казак Емельян Пугачёв объявил, что он — Пётр III, не убитый своей «жёнкой» (Екатериной II), а выживший и нуждающийся в помощи для возвращения на престол. Кстати, русская история насчитывает около сорока самозванцев, взявших себе имя Петра III. Пугачёв лишь наиболее предприимчивый из них и до поры удачливый.
Казаки, поддержавшие «государя амператора Петра», стали основной военной силой Пугачёва. Но к тому времени у народа накопилось столько обид, такой нестерпимо тяжкой была жизнь, столько беззакония царилось в российской глубинке, что к Пугачёву пошла огромная мужицкая Россия: крепостные, раскольники, беглые казаки, обиженные «инородцы» — татары, башкиры, калмыки, киргизы. Более ста тысяч человек было в войске Емельяна Пугачёва. Кроме главного повстанческого войска во главе с Пугачёвым, было несколько мобильных вооружённых формирований, каждое по несколько тысяч человек. Степь запылала в трёхлетней крестьянской войне.
Начало пугачёвского бунта не затронуло немцев Поволжья. Большинство колонистов были людьми среднего достатка, серьёзные и трудолюбивые. Недавно осев на земле, всё внимание и всю энергию отдавали своему хозяйству и были далеки от той социальной бури, которая надвигалась на страну.
Да и, казалось бы, что иностранцам до российских событий. В январе 1774 года прусский посланник Сольмс доносил из Петербурга Фридриху Великому, что «донские казаки и поволжские колонисты, про которых говорили, что они возмутились, остаются, напротив, совершенно покорными». Но час «великой смуты» приближался. Какие-то процессы брожения происходили и среди поволжских колонистов.
Как уже говорилось, колонисты Поволжья сильно разнились по социальному статусу. Были такие, как аристократ граф Денгофф и поручик, а позднее полковник Иоганн Вильгельми. Окружной комиссар Вильгельми в поздравлении Державина с Пасхой пожелал поэту и лейб-гвардии поручику к Пасхе «положить Пугачёва к ногам нашей великой монархини». Но были и абсолютно несведущие в хлебопашестве и неспособные к нему, кто оказались ни у дел, и не знал, к чему приложить руки. Такие колонисты нанимались в батраки или чернорабочие. С точки зрения властей они были бродягами и подозрительными личностями.
Весной 1774 года грозные признаки приближающейся крестьянской войны стали докатываться до поволжских колоний.
В ходе трёхдневного сражения и поражения у Казани Пугачёв переправился на правый берег Волги. Он надеялся найти поддержку у донских казаков, из каких он и сам был. Преследуемый по пятам регулярными войсками, Пугачёв шёл всё дальше и дальше вниз по Волге.
Продолжение следует