Тяжкими выдались для колонистов первые годы жизни в Поволжье, начиная с переезда к новой, благополучной, как они надеялись, жизни. Весь долгий путь из Европы был отмечен могилами иностранцев, не достигшими «райских кущ», к которым так стремились.
Неурожайный голодные годы и разочарование обретённой землей, которая год за годом отказывалась родить. Тогда почти половина колоний была уверена, что на их землях невозможно крестьянствовать, здешняя земля бесплодна.
В эти же трудные годы по колониям пронеслись отряды пугачёвцев, безнаказанно творя разбой и насилие. Но и это ещё не всё. Войско Пугачёва шло по правому берегу Волги, наводя страх на людей, на посёлки и города, а левобережью это аукнулось новой бедой, что хищно закружила над немецкими колониями.
Пугачёв пришёл в августе. Но ещё весной отряды восставших крестьян начали нападать на колонии правобережья. Колонисты много раз жаловались в Контору и даже в Петербург, просили защиты.
Саратовскую Контору опекунства иностранных возглавлял действительный статский советник Лодыжинский Михаил Васильевич, крайне авторитетный в Саратовской губернии человек. В его распоряжении имелись небольшие отряды казаков и пехотных солдат. Они размещались в нескольких колониях.
Когда в Контору пришло сообщение, что разбитая армия Пугачёва отступает по правобережью Волги, стало понятно, что надо готовиться к обороне Саратова.
Контора опекунства била тревогу, а руководство города никак не реагировало и бездействовало.
Лодыжинский и Державин вынуждены были сами взяться за дело. Фактически подготовку к обороне города взяла на себя Контора опекунства иностранных. Разработали планы обороны. Установили разъезды, чтобы знать о движении пугачевцев. И решением Конторы в Саратов стянули все отряды, всё вооружение, что стояло на охране колоний.
От кого же надо было охранять колонии, кроме как от разбойных пугачёвцев?
Когда принимали решение о поселении переселенцев в Поволжье, царская администрация знала, что будут проблемы с кочевниками, вольготно чувствовавшими себя в левобережье Волги. Потому, расселяя иностранцев, вместе с ними в колониях размещали их защитников. По решению Канцелярии опекунства саратовские колонии охранял полк пехоты и две сотни казаков. Благодаря им колонисты чувствовали себя защищёнными в безлюдных степях Поволжья. Лишь изредка небольшие отряды кочевников угоняли лошадей с выпасов.
Ситуация резко изменилась, когда Контора отозвала все отряды на защиту Саратова. Что колонии остались без защиты, кочевники узнали очень скоро. Вслед за Пугачёвым, шайки которого нанесли колонистам не малый ущерб, начались набеги киргизов.
Страх пришёл в Урбах августовским вечером, вместе с заполошным звоном колокола кирхи. Люди сбежались на его зов и узнали, что в этот день на Мариенталь, в чей кантон входил Урбах, напала орда киргизов и потешилась вволю. Люди не только остались без пропитания и одежды, варвары даже дома крушили — разваливали печи, окна побили. Что ещё хуже, похватали людей и с собой угнали.
На другой день прибыли вести о новых набегах, потом ещё и ещё. За пять дней августа степняки напали на девять колоний. Всё эти поселения, как и Мариенталь стояли по берегам Большого и Малого Караманам.
Урбах был в панике. От Мариенталя до них всего-то десяток, другой вёрст. А ордынцы каждую минуту могут снова явиться из уральских и оренбургских степей. Разъезды из молодых парней стерегли окрестности, не спускали глаз со степи. Мужчины держали ружья под рукой. Колонию никто не покидал. Кирху огородили кольцом из телег, в ней надеялись укрыть стариков, женщин, детей.
После пяти дней конца августа, приносивших одну страшную весть за другой, вроде бы наступило затишье. Люди надеялись на помощь. Казаки, солдаты со дня на день обязательно придут, защитят. Но прийти было некому. Никто не преследовал кочевников, чтобы отбить тридцать два мужчины, тридцать четыре женщины и семьдесят восемь детей, захваченных в плен. Эвакуированная из Саратова Контора опекунства ещё находилась в Астрахани, а правительственные войска добивали остатки крестьянской армии.
Единственное, что было сделано для колонистов — после первого набега все колонии были немедленно уведомлены о грабежах и зверствах степняков.
Воодушевленные безнаказанностью, киргиз-кайсаки напали опять. Теперь на самые южные колонии левобережья. Ограбили, угнали весь скот и захватили в плен двести семьдесят три колониста. По дороге несколько пожилых колонистов, неспособных быстро идти, были убиты. И опять некому было их преследовать.
Короткое время спустя разведчики узнали о подготовке нового нападения. К нему готовился отряд из трёх сотен киргизов. Но ситуация изменилась. По просьбе Лодыжинского в левобережье были отправлены казаки «для истребления киргизов и освобождения захваченных колонистов» и кочевники поспешили в степь. Однако колонисты к эму времени уже были в такой панике, что жители одного из разграбленных селений даже стали переправляться на правый берег. Из опасения, что это станет примером для других, Контора прислала для охраны около сотни казаков с двумя пушками.
После разгрома основных сил Пугачёва правительство озаботилось, наконец, охраной немецких колонистов. Армейские отряды разместили в колониях левобережья. Со временем там был расквартирован Архангелогородский карабинерский полк и стоял до тех пор, пока его не заменила линия казачьих военных поселений от Оренбурга до Астрахани.
Что касается колонистов, проданных кочевниками в рабство, их пытались вернуть, выкупить. Было издано специальное распоряжение, по которому выделялись средства на возвращение пленных, находившихся в областях Великой Татарии. На одного колониста определялось сто пятьдесят рублей, но вернуть удалось далеко не всех из почти полу тысячи, захваченных во время набегов.