Супруги Крапп ступили на Российскую землю в 1766 году, и Россия встретила их как добрая матушка — обогрела, накормила, обеспечила деньгами и всем необходимым. Ещё надо? Щедрой рукой давала, только обживайтесь, трудитесь во благо России. И трудились, обживались. Однако из колоний шли и шли просьбы о помощи от «короны». То очередной неурожай, то падёж скота, то участившиеся кражи лошадей. В общем, «никакой возможности заниматься земледелием». Долги колонистов продолжали расти, а пора бы уже задуматься об их возвращении.
В 1775 году Екатерина II издаёт указ «О разборе поселенных около Саратова колонистов и об учинении им ссуды». В указе говорилось о старании одних и лени других колонистов. На руководителя Саратовской Конторы иностранных возлагалось провести «разбор о способных и неспособных». По результату этой инспекции предусматривалась последняя выдача ссуды только тем, кто будет признан способным к крестьянскому труду. Говорилось в указе и о долге. В связи с тяжёлым экономическим положением колонистов, давалась отсрочка начала выплаты долгов ещё на 5 лет.
Во исполнение данного указа сотрудники Конторы провели тщательную ревизию каждого колонистского хозяйства. В первую очередь выявляли семьи, способные к хлебопашеству, определяли, способны ли они расплатиться с долгами, и чего не хватает им для быстрого развития своих хозяйств.
Подходили к концу пять лет и однажды невесть откуда по Урбаху пошёл слух, что со дня на день каждой семье будет объявлен их долг. Насколько он будет велик, как выплачивать — об этом ни один из колонистов не имел ни малейшего понятия. Ведь во время переезда в Россию их обеспечивали всем необходимым для жизни, для хозяйствования, но никто не говорил им, сколько это стоит.
Слух оказался не пустым. На общем собрании форштегер объявил общий долг колонистов: пять миллионов сто девяносто девять тысяч восемьсот тринадцать рублей. Люди ахнули. При дешевизне того времени сумма была астрономическая. И да, Россия действительно потратила на колонистов более пяти миллионов. Теперь она хотела вернуть их в казну.
Форштегер поднял руки, ропот стих.
— Погодите, люди. Деньги, конечно, большие, что и говорить. Но это же на всех разделят. И будьте уверены, в Канцелярии точно всё учтено, кому, когда, сколько было дано. Не бойтесь, лишнего с вас не спросят. Как только посчитают, сколько приходится на Урбах, велено в три дня мне и шульмейстерам (учителям) оповестить, каков долг каждой отдельной семьи.
— А ну как не с чего платить будет, тогда как? — раздался голос из толпы.
— Ну сами подумайте, какой резон императрице Екатерине пускать вас по миру. Она хочет, чтоб мы богаче и сильнее становились, чтобы край этот богател нашим трудом. Согласны?
В толпе закивали.
— Она одно только желает, чтобы мы крестьянствовали на совесть, а не проедали «коронные», одни за другими, сколь их нам ни дай. Так что, если трудитесь, рук не покладая, мало помалу долг вернуть сможете, никто не будет с вас три шкуры драть. Ну, а кто дальше хочет сидеть с протянутой рукой, да хныкать, и за ум взяться не пожелает, — форштегер развёл руками, — не спрашивайте, тут сказать мне нечего.
Теперь каждая семья жила в тревожном ожидании.
— Как мы теперь будем, а, Ханс? — беспокоилась Анна. — Ты единственный работник у нас, много ли в одни руки обогатишься? Как же мы будем?
— Ничо, — успокаивал Ханс, — мы не одни такие, да и не хуже других.
— И то правда, — соглашалась Анна. — У иных и работников поболе нашего, а дела не видать.
Как и было обещано, через несколько дней пошли по селу форштегер и шульмейстеры.
— Ну вот, глядите, — Иоганн Фациус, учитель, повёл пальцем по листу, отыскивая строку. — Крапп Ханс и Анна. За вами сто пятнадцать рублей сорок копеек. Подтверждаете?
Анна с Хансом переглянулись.
— Да мы не знаем, — пожал Ханс плечами. — Ну, если так записано… Наверно, так и есть.
— Вам повезло, — сказал Фациус. — Вас двое всего было, много ли двоим надо. А вот когда большой семьёй ехали… Казна даёт вам сроку выплаты 12 лет. Это вам в год надо… восемь сюда, один на ум идёт… Ну, получается, в год девять с лишком рублей возвращать казне надо. Согласны?
Супруги опять переглянулись.
— Как загодя обещать? — с сомнением проговорил Ханс. — Почти десять рублей… А ну как неурожай?
На разные семьи переселенцев приходились от ста до девятисот рублей. Чтобы выплатить такой долг за 12 лет, надо было отдавать в год от тридцати до восьмидесяти рублей без ущерба для своего хозяйства. Для большинства колонистов это было абсолютно не реально.
Было установлено: выплачивать долг из расчёта три рубля в год с каждого работоспособного мужчины в возрасте от 21 до 60 лет. За 12 лет выплатить долг смогли только несколько десятков семей.
Для семьи Крапп, где под облагаемый возраст подходил один только Ханс, сумма была посильной.
Если с их семьёй всё было просто, то у многих в определении размера долга возникала большая путаница.
Например, некоторые семьи разделились. Одни остались на прежнем месте, а другие пожили сколько-то и переселились, а весь долг ложился на тех, кто остался в селе. Немало за это время возникло новых семей, и жених давал обязательство, что берёт на себя часть долгов семьи невесты. Но ведь при этом никто не знал, каков размер долга. Или вдова вышла замуж и пришла к новому мужу с детьми и долгами, но какими? Никто не знал. Некоторые колонисты отдавали своё хозяйство другой семье, а с ним и долги, о чём заключался договор, но сколько конкретно перенималось при этом долга? Тоже никто не знал.
Все эти ситуации в расчёт не принимались, погашение долгов должно было идти на основе финансовых расчётов 1785 года.
Таким образом, немцам Поволжья пришлось расплачиваться за всех, кто прибыл в Россию и по разным причинам до Волги не доехал.
Кроме того, государство нарушило обещание, что расходы на проезд, проживание и питание от границ до места поселения не будет включено в общий долг.