где сухопутное путешествие подходит к концу и начинается морское
Очевидно, судьба, наконец, сжалилась над ними. Если бы ни страхи Гретхен и настороженность Ларта, оставшуюся часть пути можно было бы назвать приятным, необременительным путешествием. Ему благоприятствовало всё: нежаркое солнышко; тёплый ветерок, относящий прочь дорожную пыль; добротность придорожных гостиниц и постоялых дворов. Доброжелательность же людей, с кем приходилось встречаться Ларту и Гретхен, напоминала о приветливой крестьянской чете, в чьём доме они нашли приют в ту ужасную ночь.
Тревоги Гретхен, не находя себе подтверждения, понемногу слабели, и, освобождаясь от них, молодая женщина заметно ожила, повеселела. И вскоре её более всего беспокоила рана Ларта — она всё же воспалилась и заживала медленнее, чем следовало.
Ларт тоже испытывал досаду из-за этого, но по другому поводу — случись драться, боец из него сейчас был бы плохой. Поэтому он был втройне осторожен и бдителен. К счастью, фортуне наскучило испытывать его, и они благополучно добрались до побережья.
Легкокрылый парусник стоял на рейде и был похож на большую белоснежную птицу, которая вот-вот взмахнёт крылами и легко устремится в даль над безбрежной водяной гладью. Приезда Ларта и Гретхен ждали, и во всякую минуту готовы были поднять якоря. Едва только шлюп доставил долгожданных путешественников на борт, зычные команды боцмана и переливчатые трели его дудки привели всех в движение — загремели якорные цепи, паруса упруго вздул пленённый ветер, судно легко скользнуло вперёд, набирая скорость.
Гретхен доселе не только не совершала морских путешествий, но и само море видела впервые в жизни. Бескрайний простор, раскинувшийся во все стороны, отозвался в её душе благоговейным трепетом, белоснежные паруса, летящие в густой синеве неба, восхищали. Гретхен была удивлена, что на судне царит идеальная чистота, металлические части начищены до зеркального блеска и сияют на солнце. А комфорт и роскошь приготовленной для неё каюты, просто сразили, — ей почему-то представлялось, что пребывание на судне потребует некой вынужденной аскетичности.
Удивление, восторг, чувство радостного освобождения настолько захватили её, что она ни разу не обернулась на побережье, оставляя позади своё прошлое. Она вся была устремлена вперёд, в будущее, которого сейчас ничуть не боялась.
— Ларт! Как здесь чудесно! — обернулась она к нему, восторженно сияя глазами. — Вы рады?
— Разумеется, Грет. Я, наверное, чувствовал бы то же самое, как если бы после долгого и тяжелого пути вошёл под родной кров.
— О Ларт, бедный Ларт…— в лице Гретхен проступило искреннее сострадание. — Как вы устали! Но теперь вы, наконец, отдохнёте. Теперь все опасности позади, да? — голос её вдруг стал тревожным.
— Всё позади, — Ларт поспешил развеять её тревоги. — Теперь ни о чём не беспокойтесь. Посмотрите, сколько у вас друзей вместо меня одного, — повёл он рукой, указывая на матросов, деловито снующих на палубе и наверху, у парусов.
— И вы освободились, наконец, от гнетущего чувства ответственности. Меня это очень радует.
— Забота о вас никогда не была гнетущей, — улыбнулся Ларт. — И ради счастливого сияния ваших глаз я согласился бы повторить всё опять.
— О, нет! Ради Бога, не говорите так! — с лихорадочной поспешностью воскликнула Гретхен. — Лучше повторите, что всё закончилось! Кажется, я скорее соглашусь умереть, чем обречь вас опять на нечто подобное!
— Я вовсе не хотел вас испугать, — виновато проговорил Ларт, взял руку Гретхен, прикоснулся к ней губами. — Сказал что-то неуклюжее. Простите.
Гретхен поспешно смахнула слезинки, улыбнулась смущенно:
— Странно… раньше я не была такой плаксой…
Ларт медленно провёл пальцем по её щеке, стёр влажную дорожку.
— Сердце ваше становится чутким, как музыкальная струна чувствует и отзывается на малейшее прикосновение. Рушатся каменные барьеры, которые вы возвели вокруг него, чтобы не разорвалось от боли. Всё будет хорошо, Грет. Вы верите мне?
— О, да! Теперь я скорее поверю вашим словам, чем своим глазам или ушам!
Ларт рассмеялся:
— Не искушайте! Человек слаб.
— Только не вы, Ларт!
Скоро их позвали к обеду, и у Гретхен опять нашёлся повод для восхищения и удивления — она никак не ожидала найти на судне столь изысканную кухню. Блюда, поданные на стол, были ей по большей части незнакомы. С интересом прислушиваясь к своими вкусовым ощущениям, Гретхен нашла их изумительными.
— Неужели и завтра вы приготовите такое же? — не удержавшись, спросила она у кока, который обслуживал их вместе с двумя своими помощниками.
— Сударыня, разумеется, завтра я приготовлю другое, — слегка обиделся хозяин камбуза. — Сегодня у меня было слишком мало времени. А вот завтра я подам вам кое-что особенное.
— Ох, нет! — Гретхен как будто даже испугалась.
— Почему же нет, моя госпожа? — удивился кок.
— Да разве может быть ещё что-то, вкуснее вот этого?!
Кок от удовольствия зарделся и широко разулыбался, довольный достойной оценкой своего кухарского вдохновения.
От сытного обеда и бокала вина глаза Гретхен посоловели, и она с удовольствием приняла совет Ларта устроить послеобеденную сиесту. Правда, предварительно ему пришлось разъяснить, что такое сиеста и проделать небольшое устное путешествие в иные земли, в которых ему приходилось бывать.
Под плеск волн о борт шхуны Гретхен сладко и крепко проспала чуть ни до вечера. А проснулась от неприятного сна. Ей снилось море. Она радостно шла к нему, вот уже волны подкатились к самым ногам, и Гретхен наклоняется, погружает руки в волну. Море отбегает назад, а руки окрашиваются красным и красные густые капли стекают с пальцев. Гретхен испуганно смотрит на море и видит, что на неё накатывается высокая кровавая волна. И Гретхен слышит жуткий, отчаянный крик, и понимает, что кричит она сама, и просыпается от этого крика…
Гретхен вскинулась ото сна, сидела с колотящимся сердцем и ещё слышала свой собственный крик. Во рту было сухо. Она встала, налила из графина бокал воды и с жадностью выпила. Раньше её часто мучили кошмары, и она привыкла не обращать на них внимания. Но они прекратились давно, остались в прежней жизни. «Это только отголосок недавних страхов» — сказала себе Гретхен, но это мало помогло. И лишь когда она побывала в своей туалетной комнате, хорошенько умылась, причесалась, поудивлялась на всевозможные хитроумные приспособления и забавные пустячки, неприятный сон отошёл куда-то на задворки сознания, где ему и надлежало быть.
Когда Гретхен снова поднялась наверх, солнце уже давным-давно перевалило точку зенита. Она прошла по палубе, отвечая на улыбки и приветствия моряков. Ларта она увидела беседующим с капитаном у борта. Он обернулся, услыхав её голос, и, кивнув собеседнику, пошёл ей навстречу.
— Ох! Что это, Ларт?! — Гретхен уставилась на перевязь из косынки, в которой покоилась рука Ларта. — Вам стало хуже?!
— Да нет же, Грет, ничуть не хуже. Просто на судне есть доктор, он и приказал мне носить эту повязку.
— Настоящий доктор? Как это замечательно! Но что он сказал? Нашёл рану плохой, запущенной?
— Ах, Гретти, не ищите поводов для тревог. Он нашёл, что от этой царапины вскоре и следа не останется. — Помедлив, он спросил: — Почему вы так смотрите на меня?
— Ларт, вы избавили меня от стольких бед, вернули саму жизнь… А со мной не хотите поделиться и малой толикой собственной боли. Почему?
Глаза его стали серьёзными, задумчивыми.
— Я хочу, чтобы вы были счастливы. Чтобы даже малая толика невзгод не омрачала вашего счастья. Мне хочется защитить вас, отвести от вас всякую боль.
— Разве счастливый человек глух к не своей боли? Разве он не может сопереживать страданию другого? Или я настолько чужая вам?
— О нет! Нет… Гретти… Я не смогу ответить. Не сердитесь.
— Сердиться? На вас? — Гретхен покачала головой. И перевела разговор на другое: — Сколько дней нам плыть?
— Довольно долго. Сейчас мы пойдём вблизи побережья — я должен выполнить ещё некоторые попутные поручения. Для этого мы дважды зайдём в порты. Вернее — будем на короткое время останавливаться на рейдах. Всё это займёт около месяца. Надеюсь, вам не наскучит.
— Меня это только радует. Я не могу насмотреться на море. А воздух! А эти великолепные запахи!
— Морские путешествия целебны. После нашего долгого пути и приключений оно очень кстати.