в которой Кренстон просит руки Гретхен, рассказывает о своём двойнике и ещё о многом
Гретхен пошатнулась, и сейчас же крепкая рука обвила её талию.
— Гретхен! Что с вами? — как будто из далёкого далека услышала она Кренстона.
— Всё в порядке, — Гретхен не была уверена, что это выговорила она — голос был чужой, не её. — Голова закружилась…
Органы чувств вели себя странно: она услышала вопрос Кренстона и даже ответила на него, но абсолютно не давала себе отчета, как оказалась сидящей на маленьком диванчике у окна. Кренстон толкнул створку, и поток свежего воздуха помог ей прийти в себя. Гретхен открыла глаза, и в этот момент её охватило ощущение, будто она обманута — не эти глаза должны были смотреть на неё с такой тревогой. «Боже… что со мной?.. Это безумие…» — растерянно подумала она.
— Что, Гретхен, милая? Вам плохо? Вы больны? — Кренстон в смятении искал ответ в её глазах.
— Нет-нет, — заторопилась она успокоить его, — это просто… закружилась голова. Уже прошло всё.
— Вы уверены!
— Разумеется!
Она попыталась встать, но Кренстон удержал:
— Не торопитесь, вы ещё бледны.
Гретхен не могла вырываться из его рук и безропотно уступила им. Кренстон молчал, почему-то это смущало Гретхен, и она подняла глаза, взглянула на него. Ей показалось, что он расстроен.
— Господин Кренстон, со мной, в самом деле, всё в порядке.
Он продолжал смотреть молча.
— Что случилось? — тихо спросила Гретхен.
— Я люблю вас. Я прошу вашей руки.
Гретхен показалось, что лицо у неё вытянулось. Как мало прошло времени с момента ее недавних горько-циничных размышлений о предсказуемости поступков Кренстона, о том, что вскоре он, вероятно, сделает предложение, и ей ничего не останется, как ответить согласием… но сейчас это абсолютно не помогло. И разумные мысли, и дар речи покинули Гретхен в миг, когда она в них более всего нуждалась. Она не сразу начала понимать, о чём ещё говорит сэр Тимотей.
— Я люблю вас с первой минуты нашей встречи… там, в лесу. И всё это время, каждый день, и сейчас тоже, меня преследует страх, что я вот-вот вас потеряю. Гретхен, могу ли я надеяться, что вы скажете мне «да»? Не сию минуту, не через неделю… Когда посчитаете возможным. Но позвольте мне надеяться, — помедлив, он заговорил снова: — Я знаю, вас беспокоит неопределённость вашего положения в моём доме. Позвольте объявить вас своей невестой, и всё встанет на свои места.
Сэр Тимотей взял её руку, прикоснулся к ней губами.
— Вы не готовы дать мне ответ?
— Нет… То есть да… — смешалась Гретхен, усилием воли взяла себя в руки и подняла глаза: — Я согласна, господин Кренстон.
На секунды лицо его сделалось счастливым, глаза ликующе просияли. Гретхен подумала, что сейчас он схватит её в объятия, и едва удержалась, чтоб не ступить шаг назад. Но Кренстон вдруг улыбнулся как-то виновато или неуверенно.
— С этой минуты моим единственным стремлением будет — чтобы вы никогда не пожалели о своём решении.
— Я не сомневаюсь, — слабо улыбнулась Гретхен. — Но, сэр Кренстон… Я очень прошу вас — не надо этих затей, — она повела рукой. — Я теперь знаю ваше доброе, благородное сердце, и мне не нужно никаких дополнительных подтверждений. Не сочтите меня неблагодарной — нет таких слов, чтобы выразить сколь благодарна я вам. Мне никогда не суметь отдать вам и сотой доли того, что я здесь получила. А вы всё увеличиваете и увеличиваете мой долг перед вами.
— Да как вы можете так говорить?! — с жаром прервал её сэр Тимотей. — Ведь это всё — только жалкая оправа, вас недостойная. Вы — главное сокровище! Я не устаю любоваться вами, Гретхен! Нет, не любоваться — восхищаться, немея от восторга… Непостижимая, всё время разная, как самородок с тысячью граней, и каждая — неповторима. Гретхен, любовь моя, вы вернули мне вкус к жизни, мне нравится тратить деньги, нравится придумывать что-то, лишь бы получить в награду от вас радостную, искреннюю улыбку — то, что дорого мне по-настоящему, и ради чего я готов истратить всё своё немалое состояние!
— Сэр Кренстон… разве вы не должны были отдать свои деньги церкви?
— Да, я и отдал всё, что имел. Но это было не так уж много — тогда ещё жива была моя матушка, она распоряжалась нашим фамильным состоянием. А я вступил в права наследования несколькими годами позже. К тому времени ни я, ни моё имущество церкви уже не принадлежали. И теперь я рад, что случилось именно так, и я могу баловать вас, не оглядываясь на стоимость моей причуды. Мы уедем отсюда, Гретхен! Куда угодно! Назовите любое место на земле, любой город, где вам хочется жить! Или — хотите? — мы будем путешествовать, узнавать мир, в нём есть столько диковинного.
— А как же ваши… друзья? — тихо спросила Гретхен. — Немой Пастор сможет покинуть их?
— Нет, — поколебавшись, ответил Кренстон. — Если кто-то захочет принести к нему свои жалобы и обиды, я думаю, он легко найдёт человека в сутане и маске.
— Ах… вот как!..
Кренстон усмехнулся:
— Я могу сказать вам больше — однажды я уже встречался со своим «двойником». Шайка негодяев занималась грабежом, а их жертвы рассказывали, что руководил разбойниками человек в чёрной маске, одетый как священник. Бесчинствовали они не долго, мы схватили их за очередным разбоем, той же ночью привезли в город и бросили связанными на площади, а главаря — в маске и сутане — выпороли и привязали к позорному столбу. Горожане так и нашли их утром. Больше ни разу ни у кого не возникало желания без моего ведома воспользоваться моим именем.
— Кренстон… почему вы избрали именно такой образ? Священника?
— Не знаю. Это само собой получилось. Может быть, к тому времени я ещё не отвык от платья священника. А может быть, — Кренстон улыбнулся смущённо-виновато, — это было символом Божией карающей десницы, но тогда, снова надевая сутану, я об этом не думал, — он усмехнулся, — я только сейчас это придумал.
Они коротко рассмеялись, а потом вдруг возникла молчаливая, какая-то неуютная пауза. И теперь Гретхен беспокоило, что сэр Тимотей стоит слишком близко от неё, и ей хотелось отойти, и она не смела. От этого тело сделалось будто деревянным, ей казалось, что она стоит в неестественной, неловкой позе… Кренстон медленно поднял руку и провёл тыльной стороной пальцев по её щеке, потом ладонь его спустилась на шею, под тёмную волну волос…
Гретхен не смела поднять на него глаза.
— Я всё понимаю, — тихо проговорил он. — Я знаю, что моё предложение не ко времени, но лишь в силу обстоятельств я проявил эту поспешность. Вы уходите в мир теней, он вам ближе, желаннее… Но вы живы, нельзя совместить несовместимое — жизнь и смерть. Придёт миг, когда и мы пойдём к ним, как все смертные. Но грех жить лишь ожиданием этого мига. Не бойтесь жить сегодня, Гретхен.