преддверие открытий
…Если бы Гретхен когда-то взбрела фантазия представить, что она будет чувствовать, проснувшись утром в постели Кренстона, причем оказавшись там вопреки своей воли… Она бы никогда не подумала, что чувствами этими станут покой и умиротворение. Не сознавая того, Гретхен хотела, чтобы её избавили от необходимости решать, делать выбор. Она так устала сопротивляться течению, которое всё тащит и тащит её куда-то, сопротивление давно превратилось в беспомощное, из последних сил барахтанье. «Вот и всё, — как будто говорило ей это раннее утро. — Больше ни о чём не надо тревожиться. С тобой рядом — твой муж, сильный, надёжный, любящий. И что с того, что сердце твоё не ликует и не трепещет? Тебе спокойно, а это так много».
Гретхен ни в чём не винила сэра Тимотея. Она знала из романов, что, порой физическое влечение подчиняет себе мужчину, берёт верх над рассудком, и в этой страсти глохнут предостережения разума. Теперь испытала, как это бывает. Но ещё она знает теперь, что власть тела всё же слабее силы любви — Кренстон был нежен с нею… Или — неистово нежен. И вместо негодования Гретхен преисполнилась тёплой благодарностью к нему.
Ощущения, которые он заставил её испытать, ошеломили Гретхен своей неизведанностью. Она имела очень мало опыта в интимной сфере. Ланнигана не заботили её ощущения даже в лучший период их семейной жизни. Таким образом, супруг не дал ей ничего кроме отвращения и страданий, и Гретхен представлялось это едва ли ни нормой. И теперь она вдруг поняла, что её ждёт масса открытий в стране, имя которой Любовь. И не забавно ли, что бывший священник станет ей проводником, даже он знает здесь больше, чем она, дама, три года прожившая с мужем!
Впрочем, что касается «священника», то Кренстон вовсе не был аскетом и святошей. Расставшись с обетами, он вёл образ жизни, естественный для молодого, сильного мужчины и не чурался плотских радостей. Его отношение к дамам высшего сословия осталось неизменным — презрительно-брезгливым. Кренстон полагал, что человека быстро развращает власть, богатство, доступность всевозможных удовольствий. Посему простые люди гораздо чище и искреннее. До недавнего времени в гациенде жила молодая женщина, открыто пользовавшаяся особой благосклонностью господина Кренстона на зависть многим. Она вернулась в село накануне того, как в Тополиной Обители появилась Гретхен.
Гретхен повернула голову и невесомо, чтобы не разбудить Кренстона, прикоснулась щекой к его руке, лежащей на её плече. Он открыл глаза, и взгляды их встретились. Гретхен чуть улыбнулась, но он смотрел без улыбки.
— Что? — шепнула Гретхен. — Что вы мне скажете? О чём думаете?
— Что открыл в себе неожиданное и малоприятное. Вчера… я повёл себя не лучшим образом.
— То есть… Сегодня вы так не поступили бы? — чуть озадаченно проговорила Гретхен.
Кренстон медлил с ответом, но теперь взгляд его изменился, казалось, он вот-вот расхохочется. Гретхен вопросительно приподняла бровь.
— Разрешите моё сомнение, прелестное дитя. Ваш вопрос — очаровательная провокация?
Несколько мгновений смысл фразы не доходил до Гретхен, но вдруг она вспыхнула, щеки порозовели от смущения.
— О, нет! Я вовсе не это имела в виду! — поспешно заговорила она.
— Ох, как жаль! Да отчего же вы не это имели ввиду? — сэр Тимотей забавлялся её смущением.
— Я только хотела спросить… — пробормотала Гретхен. — Вчера была какая-то причина? Я видела, что-то случилось… что выбило вас из вашего обычного состояния. А вы не выслушали меня и смеётесь…
Кренстон по-прежнему улыбался, но теперь улыбка его показалась Гретхен застывшей, не живой.
— Причина?.. Я вам о ней не скажу.
— Не говорите, — покладисто согласилась Гретхен. — Наверное, вам нравится иметь тайны.
— Нет, — покачал Кренстон головой. — Я был бы счастлив, если бы мне удалось избавиться от них.
— Так что вам мешает?
— Избавиться, а не раскрыть.