Арвиду принесли поесть — впервые с тех пор, как он попал во владения Шерхана. Это был хороший знак, и качество обеда — или позднего завтрака — это лишь подтверждало. Наручники сняли, чтобы он мог поесть. Да и оставили так.

Мысленно Арвид неторопливо перебирал фразы недавнего разговора. Кажется, все было как надо. Естественно, он блефовал — правды в его слова было фифти-фифти. Но Шерхан не знал, где Арвид говорил правду, а где желаемое выдавал за действительное. Нигматуллин мог тоже перебирать фразу за фразой, искать слабые места в услышанном, но ему сильно должна была мешать мысль о детях. Поэтому едва ли он даст волю своим сомнениям — они так и останутся на уровне теоретического анализа: слишком много поставлено против этих колебаний, чтобы испытать их истинность практикой. К тому же, ставка Арвида на Людмилу должна сильно повысить его шансы: она не позволит мужу и малейшего риска для детей, для своей дочери.

О первой жене Нигматуллина Арвид узнал еще в городке. Она была русской, и долгое время оставалась единственной женой. Это потом, позже гораздо Шерхан завел себе гарем. Видимо, с согласия Людмилы, потому что она не ушла от него, не потребовала развода. Любила? Трезво взвесила все «за» и «против»? Впрочем, для супруга она до сих пор оставалась в своем роде единственной, была на особом положении. Он не считал для себя зазорным советоваться с этой женщиной, ценил ее трезвый ум, и высоко ставил мнение Людмилы. Ну, а что ее слово было решающим во всем, что касалось женщин Рустама и детей, это было совершенно ясно. И Арвид не грешил против истины, когда говорил, что Людмила для него главный гарант. Он был уверен, что никто не удержит Шерхана от рискованных предприятий лучше, чем его первая жена. Ведь действительно, речь шла о младшей дочери Людмилы.

Арвид сделал ход и теперь оставалось единственное — ждать.

Пришли за Арвидом только следующим утром, когда он управился с завтраком. Снова надели наручники, снова повели в дом Шерхана.

Когда за сопровождающими закрылась дверь, в замке повернулся ключ, и затихли шаги, прошелестев по ковровому покрытию коридора, Арвид осмотрелся. В маленькой комнате не было окон. Во всем остальном она едва ли уступала другим жилым помещениям дома. Богатые обои, угловой диван, столик перед ним. У стены — трехсекционный шкаф с книгами. Здесь же, в нише — большой телевизор и видеомагнитофон. На нижней полке — длинный ряд видеокассет… Арвид усмехнулся: только стальные браслеты мешали ему почувствовать себя желанным гостем в доме Нигматуллина. Да ещё хозяин, вопреки законам гостеприимства, не торопится самолично убедиться, что гость размещён наилучшим образом.

Наконец, из коридора опять донесся приглушенный звук шагов.

Нигматуллин вошел один. От дверей бросил цепкий взгляд на Арвида, лежащего на диване. Потом прошелся глазами по комнате.

— Здесь вам будет удобнее, чем в подвале.

— Да каземат у вас тоже первоклассный, все в едином стиле выдержано: тесно, промозгло. Но и здесь неплохо, — согласился Арвид, усаживаясь. — Одно только — крайне неудобно перелистывать страницы, когда руки сзади — он пошевелил плечами.

Шерхан усмехнулся и направился к Арвиду, вынимая из кармана маленький ключ. Дверь снова открылась, и девушка вкатила столик. Хозяин жестом отпустил ее, сам подкатил столик, переставил с него чайные чашки, ложки, чайник-термос…

— Я азиат, без чая ни отдыха, ни беседы. Присаживайтесь, Олег, берите чашку. Вам покрепче? Вот сахар. Хотите печенье?

Арвид сделал маленький глоток крепкого, ароматного напитка и вопросительно посмотрел на Нигматуллина.

— Я осведомлен о восточных традициях. Но оставим их до более подходящих времен. Давайте о деле.

— У меня накопилось много вопросов. Я думаю, что у вас есть ответы на них. Но захотите ли вы отвечать — этого я не знаю.

— Я вижу, что ваше отношение ко мне переменилось. Замечательно. Теперь перемените мое отношение к вам. У меня вопрос всего один. Если я получу на него убедительный ответ, готов со всей доброжелательностью внимать вашим. Итак, какое решение вы приняли?

Помолчав, Нигматуллин ответил:

— Я не могу связаться с моими людьми немедленно. Я не знаю, где они остановятся. Им предоставлена большая свобода, чем…

— …тому, кого вы послали вперед.

— Каким же образом он засыпался?

— Это один из ваших вопросов?

— Да.

— Послушайте, господин Нигматуллин. Я торопился предупредить действия ваших диверсантов, я пошел на большой риск, когда решился добраться до вас. Все потому, что нельзя терять времени. А теперь, когда действовать должны вы, у меня возникло ощущение, что я попал в липкую, тягучую паутину… Эти пустые разговоры. Дни проходят безрезультатно, мы с вами пьем чай и играем в вопросы-ответы. Вы не видите необходимости спешить?

— Честно говоря, Олег, я не вижу причины верить вам. Если человек обманул меня один раз, я говорю: «Это плохой человек». Если он обманул меня дважды, я говорю себе: «Это ты дурак».

— На какой лжи вы меня поймали?

— Мои сын и дочь без всяких проблем вылетели домой.

Арвид покачал головой:

— Выходит, не успели… Вам просто повезло.

— Выходит другое — ваш козырь оказался паршивой шестеркой. Если помните, я сразу усомнился, что вы могли так скоро кому-то что-то сообщить. Вы просто сыграли со мной в «Веришь-не веришь».

— В том доме, на вершине, был телефон. Я мог воспользоваться им, будь у меня такая необходимость.

— Передатчик? Покажите мне его, — Арвид усмехнулся. — Не хотите? Про тот телефон я думал, и про то, почему вы им не воспользовались. И допускаю, что у вас был передатчик. Поэтому я подстраховался — позвонил одному человеку, к которому парни могут обратиться, и оставил для них сообщение. Так что, Олег, я буду вам благодарен за предупреждение — мои люди будут осторожнее. Кроме того, мое отношение к вам, действительно, переменилось. Мне о вас известно сейчас гораздо больше, чем вчера. Я знаю о вашем демарше в городе, понял, что вы прибыли, практически ничего обо мне не зная. За считанные дни собрать информацию и добраться до меня… И еще — я видел вас в качестве бойца.

— И что? Вы пытаетесь перетянуть меня к себе?

— Пытаюсь. Для Глебовых вы сделали всё, что могли. И будь на моем месте кто-то другой, вам удалось бы его перехитрить. Я старый лис, Олег. И вы против меня — лисёнок.

Арвид молчал. Потом спросил:

— У вас конкретное предложение мне?

— Пока — нет. Пока я хочу только перестать быть вашим врагом. Мы будем пить чай, разговаривать…

— Ах, да. Вопросы-ответы.

— Верно. Мне бы хотелось задать вам некоторые вопросы.

— Что ж. Попробуйте.

Нигматуллин некоторое время молча смотрел на Арвида. Мимо внимания Шерхана не прошло то, что из его лица исчезла мягкость, глаза стали холодными. Другим стал стиль разговора: фразы короткие, четкие. И таким он нравился Шерхану больше, на его взгляд парень теперь был яснее, открытее.