Положение углового твердо обеспечивало Кириллу «экстерриториальность». Не вмешивайся, не лезь куда не надо — единственное, что он него требовалось. Даже притом, что он отказался от предложения Куприянова, это еще не означало, что он нажил смертельного врага в лице главвора зоны. Ведь сделал он это достаточно деликатно, выказав уважение к своим собственным принципам, но и к вору с уважением подошел.
К тому же, уважали в зоне, кто был способен постоять за себя и любому дать отпор. А что Кирилл на это способен, в этом никто не сомневался. И едва ли нашелся бы желающий нарваться на его кулак.
Да, по понятиям зоны, Кирилл мог рассчитывать на то, что беспечально отсидит свой трешник, безо всякого ущерба для здоровья. Али Седулов, например, так и делал — предпочитал сидеть тихо и не высовываться. Впрочем, кроме заботы о собственном здоровье у Али была еще причина не привлекать к себе внимание. И теперь он присматривался к Кириллу, с которым оказался в одной связке волей случая или судьбы. Какого черта Кира лезет на рожон? Натура не позволяет безучастно смотреть на то, что творится вокруг? Вроде того, — а как же мое собственное достоинство, как потом уважать себя?.. И какого черта он, Али, светится рядом с этим дуроломом? А может, дурила этот не соображает, чего творит? Нет, дураком-то его никак не назовешь… Тогда что?
Минул день и другой, — ничего особенного не происходило. Чекулин все еще отдыхал на белых простынях в лагерной больничке, Гоги о ночном инциденте не вспоминал и даже как будто присмирел. Жизнь в бараке текла на удивление спокойно.
— Кира, а ты женат? — спросил Али. Прежде как-то не заходил разговор об этом.
— Женат.
— И дети есть?
— Артем и Санек. Близняшки.
— Ишь ты… А я почему-то думал, нет у тебя никого. Как я — сам себе хозяин.
— Почему так решил?
— Как тебя сказать… Ну, ты письма еще ни одного не получил. А главное, в глазах у тебя иной раз такое… ну, как будто все равно тебе, как и что с тобой будет. Семейный человек осторожный, бережет себя, ему к семье вернуться надо.
— Хмм… А у меня, выходит, как бы не надо, так?
— Точно так и выходит. Вроде как наплевать тебе на себя.
— Может, я возвращаться не хочу? — Седому показалось, что Кирилл задал этот вопрос себе самому.
Короткий разговор заставил Кирилла понять вдруг, что он ни разу не подумал: «Вот пройдут эти три года…» Он и впрямь, будто не собирался возвращаться, как будто вот тут все и кончится, а там, после трех лет зоны ничего нет, пустота. Кирилл не догадывался, что в эту пустоту заглянул Гоги, и именно это заставило его стушеваться, воровато отвести глаза. Гоги ни за что не смог бы объяснить этого своего чувства и откуда оно взялось. Отчаянность нового углового почувствовал? Бесстрашие? Все не то, не точно. А слово «равнодушие» не пришло бы ему на ум.
Именно равнодушие — при всем презрении, злости, ярости даже, что открыто светилась в глазах Кирилла. Глубже за ними лежало равнодушие к собственной участи и собственному будущему. Он не боялся смерти. Его ничто в этой жизни не держало, ему нечего было терять. Вот что жило в глубине души Кирилла. И это интуитивно угадывал Али, и прочие, кто оказался сейчас рядом с Кириллом.
Главным рычагом управления людьми на зоне был страх. Страхов было много: быть наказанным, попасть в чушки, страх издевательств и насилия… Но по сути все эти страхи сводились к немногим: быть избитым, покалеченным, убитым. На Кирилла этот рычаг не действовал. Он не боялся драки — был уверен в себе. Он не дорожил жизнью. Для кого ее беречь? Для себя? Так он ей, как оказалось, не хозяин. Как захотели, так и распорядились ею — окрутили с нелюбимой, теперь вот в тюрьму засадили… Для Аллы что ли? Для Даши?..
Три года, это целая вечность. У Даши теперь целая вечность, чтоб примириться с тем, что имеет, и начать просто жить. Через три года у них с Костей наверняка уже будет ребенок… Сколько, интересно, ему будет? К Даше возвращаться Кирилл не хотел… не надо ему снова появляться около Даши, опять вносить смуту в ее мысли. Нет, Дашуня, эти три года, они отделят, отрубят все, что было. И хорошо. Для тебя это хорошо.
Мальчишки… сердце щемит. Целых три года они в полной зависимости от Аллы и Галины. Маленькие еще, чтоб долго помнить… Они его забудут. Им будет все равно — вернется он или нет. Сердце щемит… Ну вернется, и что? Опять с Алкой под одну крышу? А если нет, то как с мальчишками быть? Каково им будет оказаться в центре раздора?.. Надо ли туда возвращаться? Кириллу казалось — он лишний везде.
Нет, не видел он своей жизни через три года, не ждал ничего для себя. А когда нет будущего, когда все концы уже обрублены… За что любить свою жизнь? За что цепляться? Да плевать! Будь, что будет!