— Вы меня помните, Олег Евгеньевич? — спросила Даша, когда следователь Крылов вошел к ней в кабинет.
— Конечно, помню. Что за нужда у вас на этот раз?
— И Кирилла помните?
— Даша, как я могу не помнить вас обоих? И ваш визит. Такое, признаться, случается не часто, — он улыбнулся. — Но даже если б память у меня совсем дырявая была, события последних дней напомнили бы. Это ведь его жена так трагически погибла, Алла Тиханович. Постойте-ка, а вы — Бессонова. Так это ваш муж увел детей?
— Они и сейчас у нас. Вы раздевайтесь. Да, пиджак, рубашку снимайте. Вот сюда одежду. Садитесь, сначала я посмотрю. Где больно будет, вы скажИте.
Теплые пальцы пробежали по плечам, по шее, легко надавливая.
— Да, вот здесь… вот… — поморщился Крылов.
— Ложитесь на кушетку, расслабьтесь.
С минуту Даша молча разминала мышцы, потом заговорила:
— Я бы сама к вам пришла, помощи просить.
— Чем могу?
— Мне нужен адрес Кирилла. В селе ни у кого нет. Можете узнать, куда его отправили?
— Да не может быть, чтоб совсем никто не знал! Жена-то разве не писала ему? Ведь когда заключеного переводят в колонию, жене об этом сообщают, адрес его присылают.
— Нет, ни одного письма Алла ему не написала. Я узнавала на почте. Так вы поможете мне?
— Да… Да, конечно. О чем разговор. Я постараюсь узнать побыстрее.
Теперь и днем, и ночью мысли Даши были только об одном: Кирилл и дети. Костя ни о чем ее не спрашивал. Вообще сделался молчаливым. Только по вечерам увлеченно возился с близнецами, смеялся вместе с ними и дурачился. А с Дашей молчал. И все понимал. Она перехватывала его взгляд, когда тревожно вскидывалась от всякого стука, от звука машины, проезжающей по улице — боялась, что вот-вот придут забирать у нее малышей.
Следователь Крылов принес адрес Кирилла уже на второй день, когда пришел на второй сеанс лечебного массажа. Даша смотрела на строчки адреса, который выглядел странно, непривычно. Область, буквы, через знак дроби ряд цифр, номер отряда… Только имя было таким родным, до боли, до слез… Даша еще не знала, что она будет делать с этим адресом. Да, понятно, надо написать Кириллу, сообщить обо всем, что тут произошло… Ведь едва ли кто-то другой подумает это сделать. Но такое писать… доверять бесстрастной бумаге принести ТАКУЮ весть… Разве донесет бумажный листок теплоту ее сердца, разве обогреет? Да, она напишет. Но надо собраться, надо подумать, как написать… А пока… есть еще одно дело, в котором Даше надо было, наконец, поставить точку.
Однажды Даша обнаружила у себя черту характера, которая для окружающих могла показаться абсолютно несвойственной для нее. Обычно она отличалась большой терпимостью к людям, к их слабостям и недостаткам. Порой бывала даже слишком терпима, и там, где другая взвилась бы и устроила скандал, Даша умела пропустить чужие поступки мимо сердца, даже если они, вроде бы, должны были ее зацепить. Нет, Дашу они нисколько не задевали, осыпались шелухой, ничуть ее не марая.
Но оказалось, что и для Даши существует мера терпимости. И даже в таком случае она не скандалила, возмущения своего не демонстрировала громко, да вообще никак не выказывала. Просто человек, преступивший границу, определяемую Дашиными представлениями о порядочности, переставал для нее существовать.
Таким человеком стала Наталья из лаборатории. Та самая Наталья, которой Кирилл доверил единственное доказательство своей невиновности — сделать анализ крови, и «благодаря» которой доказательства этого не получил. Даша узнала об этом от самого Кирилла. Сказал он и о своем подозрении, что Наталью взяли в оборот и вынудили так поступить. В тот момент Даша как будто даже посочувствовала в душе — уж ей ли было не знать, что значит «взять в оборот» в исполнении Галины Елецкой…
Что за осадок лег тогда на душу, она и сама не знала. До тех пор не знала, пока ни встретилась с Натальей, придя за каким-то делом в лабораторию. Даша не вспомнила о ней, когда шла в лаботорию, и даже не знала, кто из лаборанток — она. Но увидела молодую женщину, избегающую на нее смотреть, и каким-то образом все поняла, вспомнила. Вот этот бегающий взгляд и сделал свое дело — Наталья поступила недостойно и хорошо это понимала сама. И теперь — бегающий перед Дашей взгляд… Мелко, противно… Если виноватой себя чувствуешь, ну повинись, в конце-то концов, облегчи душу…
Хорошо, что встречались они не часто, иначе отношения Даши и Натальи бросались бы в глаза. Но встречались они редко, их кабинеты находились в противоположных сторонах здания. К тому же, если Даша просто не замечала лаборантку, то для Натальи даже редкие встречи были болезненны, и потому она явно избегала Даши.
В тот день Наталья не ждала для себе никакой беды, когда подняла трубку телефона, назвала себя, как было заведено, и услышала:
— Это Дарья Бессонова. Приходи в мой кабинет после пяти. Мне надо с тобой поговорить.
— Приду, — только и смогла выговорить Наталья, и торопливо опустила трубку, как будто она раскалялась в ладони.