Когда Даша впервые за столько дней вышла на улицу, у нее закружилась голова. Да так, что пришлось остановиться, опереться о столб, поддерживающий карниз над главным входом. Приостановилась на полминутки, не больше. Некогда стоять да свежим воздухом дышать. Она заторопилась вниз по улице.
Сегодня Даша надолго заняла телефон. Катерина делала вид, что как ни в чем ни бывало хлопочет по дому, однако ходила едва ли ни на цыпочках, чтоб не мешать, старалась ничем ни стукнуть, ни брякнуть. Даша невесело рассказывала о состоянии Кирилла, о том, как сама устроилась. Катерина совсем уж было решила, что Даша говорит с матерью, когда та, закончив описывать здешнее положение, спросила:
— Олег, что мне делать?
«Брат, однако», — догадалась хозяйка, поглядывая на Дашу, как та молча слушает невидимого своего собеседника, то чуть кивает в ответ на его слова, то на лице вдруг сомнение появляется… роняет короткие «угу… понимаю… да…» Потом долго слушала молча, хмурила брови…
«Чего он ей там наговаривает… — с беспокойством подумала Катерина. — Поди-ка ругает… Ишь, ругатель еще! Тебя бы в ее шкуру, так ли запел бы?..»
— Вы считаете, он может это сделать?
Катерина оторопело встала, глядя на Дашу: «Не брат… Ишь ты!.. Что у нее за советчик?»
— Что, Даша, какие новости? — нетерпеливо спросила, едва та положила трубку.
— Новости? Откуда они там? Все мои новости здесь…
— А говорила ты с кем?
— Следователь, который Кирино дело вел.
— Хмм… — с сомнением протянула Катерина, — это что? Который его посадил, что ли?
— Там без следователя было кому сажать… и даже раньше суда все решили. А следователь… он лишнего на Киру не повесил. Все как было…
— Ну и что он тебе, — Катерина кивнула на телефон, — путнего сказал что?
Даша медленно кивнула, будучи мыслями уже где-то не здесь:
— Извини, Катя… Пойду я.
— Теперь назад? В больницу?
— Нет… еще нет… Мне кое-что важное надо сделать…
— …Освободите его! — Даша говорила почти спокойно, только побелели сцепленные под столом пальцы. — Ведь если бы не это происшествие, он, может быть, уже был бы свободен…
— Вы что, не понимаете, о чем просите? — недовольно перебил ее полковник Старцев. — В учреждении ЧП! А мы виновников условно-досрочно освобождаем! За какие такие заслуги?
— Во-первых, вы не хуже меня знаете, что Кирилл ни в чем не виноват! Он никогда не начал бы драку. А если участвовал, то его вынудили, выбора не оставили. Во-вторых… какие заслуги, говорите?.. А вина какая, чтоб наказывать? Или вы не наказываете — перевоспитываете? В чем его перевоспитывать? Не перевоспитаете. Убьете. И не заслуги его решат нашу с ним судьбу, а только ваше желание. Вы хозяин здесь. Как повернете, так и будет. И обосновать свое решение найдете чем, что в бумажку вписать, — подняла Даша лодошку, останавливая полковника. — Да что тут искать — его состояние. Попросите дать заключение — хоть главврач, хоть любая комиссии вам без натяжек напишут: «очень тяжелое, благоприятный прогноз сомнителен», — голос порвался, она переглотнула, заговорила опять: — За причиной дело не станет. Главное, вы — захотите отпустить его или нет. Не захотите, так любую, самую разуважительную причину в мусор кинете и скажите, что не видите абсолютно никаких оснований. А захотите спасти Кириллу жизнь… точно так же, любой повод повернете так, что за первых сорт пойдет.
— Вы кто? Адвокат? Юрист? Почему вы беретесь так уверенно судить, что я должен, что обязан? Придумали себе и считате, что так и есть! Думаете, вот так все просто — захочу, в тюрьме держу, захочу, на волю отпущу! Не разбираетесь же, а требуете, учите! — все более раздражаясь проговорил полковние Старцев.
— Вам назвать фамилию, у кого я консультировалась?
— Ну, назовите! — с вызовом потребовал Старцев.
Даша помолчала, тихо сказала:
— Не назову. Вы и так знаете, что я права. Я ничего не выдумываю про ваши возможности. Я в них уверена. Спасите Кирилла. Нет… дайте мне возможность его вытащить. Его надо увозить отсюда. В этой больнице… тут нет условий. Неужели я прошу вас о чуде? Одна только бумажка… несчастный клочок — и его жизнь. И вы отказываете мне в этой чертовой справке! Душа у вас останется спокойной, когда вам доложат, что он умер? Я не обманываю вас про состояние Кирилла. Вы ведь наверняка не в курсе, как и что — мол, в больнице, значит, порядок, пусть врачи лечат. А его не лечить, его спасать надо. Я смогу… но не здесь. Здесь я только смотрю, как он гаснет. А увезти не могу — вы… по рукам и ногам вяжете. Вы поймите — Кирилл жил надеждой, что ни сегодня-завтра будет комиссия и его освободят, он домой поедет. Сейчас он уверен, что никакого УДО ему не будет, а наоборот, сделают его виноватым, и засветит ему новый срок. Он потерял надежду… Позвоните сейчас Гармашу. Он не знает, что я здесь, мы ни о чем не сговаривались. Позвоните и спросите о Тихановиче. Гармаш скажет вам то же самое…
Даша замолчала. Повисла какая-то неловкая пауза. Старцев молча смотрел на нее. И Даша тихо, но твердо добавила:
— А если есть цена вашему согласию… назовите любую. Я хоть что заплачу… хоть чем. Кирилл должен жить. Если можно выкупить у вас его жизнь… для меня нет слишком высокой цены. Говорите.