Гард
Гард не любил людей. Всех. За единственным исключением — Учитель. Для остальных у него было всего два чувства: одним ненависть, другим презрение.
Сегодня он снова пойдёт развлекать их. Будет видеть восхищение в глазах мужчин, туман желания в глазах их женщин, самодовольную кичливость хозяина. Как будто достоинства раба придают значимости его господину. Гард слегка дёрнул губами. Он будет дарить им улыбки. Будет слушать слова восторженной похвалы. И кто-то опять расскажет, что слава юного танцора, раба владыки Саидхаруна бен-Яира, разлетелась далеко за пределы Арастана.
Те, кто видел его в танце, не подозревали, что отныне и вовеки покорены этим юношей. А он будет склонять перед ними голову в знак благодарности и покорности, перед ними, очарованными магнетической притягательностью и надменной грациозностью. Знаки — это ему не трудно.
Он вышел в пиршественный зал не привлекая к себе внимания, шаги его были легки и беззвучны. Он не старался ступать неслышно, в нём жила эта кошачья вкрадчивость и мягкость.
Он прислонился к колонне поодаль от возвышения, на котором восседал Саидхарун бен-Яир, окружённый цветником из самых юных наложниц. Интерьер и устройство этого просторного зала были решены в старинных традициях. Сюда надо было являться в нарядах ушедших эпох, чтобы платье не стесняло, когда гости сидели на коврах и подушках. Гостям, прибывшим ко двору на шикарных авто, нравилось окунуться в прошлое из дня сегодняшнего.
Одет был Гард в чёрное: широкие штаны-шаровары из тонкого шёлка, короткая жилетка и широкий кожаный пояс низко на бёдрах. Голову он повязал чёрной же банданой. Теперь уже не расшивают его одежду золотыми и серебряными нитями, россыпью блёсток и камней. Сколько раз сдирал он всю эту мишуру, за что был жестоко наказан. Но в следующий раз опять срывал все украшения до одного, рвал искусные вышивки. Он не помнил сколько раз, прежде чем новый костюм для танца оказался безо всякого намёка на украшательство. Дерзость мальчишки и странное равнодушие к наказанию раздражало, потому наказан он бывал часто. Ломали его дерзкую натуру, непокорность. Плакал он лишь в детстве, но всё реже и реже, лишь в глазах разгоралось чёрное пламя. А дерзить всё-таки стал меньше и покорности прибавлялось, как замечал Саидхарун бен-Яир. Мальчишке пришлось смирился с тем, что он раб.
В свои девятнадцать он уже почти утратил юношескую нежность черт, сияние и бархатистость кожи. Глаза уже утратили тот особый блеск, которым светятся в радостной открытости и любопытстве к миру. Тело его было подтянуто, в меру мускулисто и жёстко. Загорелая кожа, много раз дублёная плетью, носила её следы. Глаза, соответственно образу, казалось, должны быть тёмные, непроницаемые. Но они удивляли яркой чистой голубизной. И волосы были очень светлые. Коротко стриженные, они почти полностью скрывались под банданой.
Эти короткие волосы тоже были камнем преткновения. Шевелюра у мальчика была густая и, чуть только отрастала, красиво ложилась локонами цвета белого золота. Бен-Яиру это очень нравилось, но строптивый мальчишка не позволял волосам отрастать и портил их. Когда придворный парикмахер отказывался его стричь, следуя приказу Саидхаруна, он просто выстригал клочья, срезал ножом или бритвой. И, конечно, был за это бит. Но потом всё-таки коротко подстрижен в исправление того, что натворил. Через недолгое время всё повторялось. И отстоял-таки Гард своё желание носить короткие волосы.
Он старательно и последовательно вытравливал из себя малейшие черты нежности, женственности после того, как принуждён был стать придворным танцором шераха, танца обольщения и соблазна. Женского танца. Нет, мужчины его тоже танцевали, раньше, столетие-два назад. И носили женскую одежду.
Гард танцевал шерах так, что именитые гости приезжали к бен-Яиру издалека, чтобы посмотреть на его раба, чудо-танцора. Гард танцевал шерах, и это было его оружие, в прямом и переносном смысле.
Он стоял, небрежно прислонившись к мраморной колонне. Его бедра были чуть-чуть выдвинуты вперёд, а ноги слегка раздвинуты.
Большие пальцы он просунул за пояс, остальные оказались направлены вниз слегка навстречу друг другу, превращаясь на чёрном шёлке в выразительно указующую стрелу. Вполне естественная поза… грубый и откровенный сигнал агрессивной сексуальности. Ох, как хорошо понимали женщины это безмолвное послание. Тоже вполне естественным образом, на уровне подсознания.
Его почти сразу заметили. Их глаза касались его, скользили по телу, уходили, но возвращались опять, отвлекая внимание от неспешной беседы и трапезы. Вот уже не осталось ни одного человека, кто не заметил бы его присутствия, ненавязчивого, в стороне. Наконец и Саидхарун обернулся, повёл раскрытой ладонью, молча повелевая выйти в центр.
Гард владел языком тела и использовал его идеальным образом. Он обладал грациозностью, надменной грациозностью, которая вызывает зависть у мужчин и покоряет женщин. Каждой позой, каждым шагом он повторял и подтверждал своё сексуальное послание и «замыкал» зрителя на себя.
Он вышел в перекрестье их взглядов, наполненных ожиданием.
Он — красивый, страстный, великолепный, стоял неподвижно с опущенными лопатками, с гордо откинутыми плечами. Позволял им любоваться полуобнажённым торсом, красивым телом.
Раздались чувственные пульсирующие ритмы дарбуки.
— Дун! — низкий открытый удар в центр мембраны, длинный и гудящий.
— Тэк! — высокий и звонкий, по краю.
— Бак! — закрытый взрывной удар ладонью-лодочкой.
Дарбука то вскрикивает звонко и дробно, то издает длинный и тягучий тяжёлый звук, то мягкий, шуршащий, извлечённый упавшими на мембрану расслабленными ленивыми пальцами.
Дун-тэк-ка-дун! Тэк-тэк-тэка-дун! Дун-тэка-тэка-дун! — сплетается ритмический узор.
Он волнует, подчиняет ритм пульса и биение сердец. Рождаются не просто звуки, это особые частоты. Их начинают слышать кожей — она невольно резонирует с мембраной дарбуки. Барабанные ритмы возбуждают, пробуждают инстинкты. Ожидание оборачивается нетерпением: почему он заставляет так долго ждать?! Но неожиданно обнаруживается — будто бы неподвижное тело юноши охвачено дрожью от плеч до кончиков пальцев, до самых стоп. Он похож на горячего, породистого жеребца, которого сдерживают удилами. Лёгкие волны прокатываются по мышцам живота вниз снова и снова.
— Тэк-тэка-дун-бак!
Танцор застывает на мгновение, кажущееся долгим, и вдруг резкое движение бедром вверх, как удар. В его крови огонь, и рвутся удила — тело взрывается быстрым, стремительным, маневренным, невероятно пластичным вихрем, потрясающим тех, кто видит его впервые. В его шерахе — танце обольщения и соблазна — нет и намёка на женственность. Он, злой и стремительный, танцует жёстко, создаёт уникальное сочетание пластики, красоты и мужской силы. Повтор ритмичных движений будоражит кровь. У зрителей учащается стук сердец, по коже бегут мурашки.
Взрывной выплеск энергетики затихает, замедляется ритм — основа основ, сердцебиение танца. Вплетаются звуки нежной спокойной музыки и низкий мужской голос.
Его тело наполняется изменчивой природой чистых звуков и само становится музыкой. Оно показывает музыку потрясающими связками танцевальных движений и поз, струится в потоке мелодии.
Тело извивается змеёй, волнами, маятниками, один элемент плавно и незаметно перетекает в другой. Плавные, с оттяжкой, повороты корпуса, плеч и рук. Наполнена чувственностью гибкая тягучесть поз, он порочно расслаблен и абсолютно раскрепощён. Расслабленность тела даёт ощущение неги, лёгкости, томления. Тело Гарда — ось покоя, вокруг которого разворачивается магическое действо танца.
Но грудь танцора начинает блестеть от пота. Вот что скрывается за лёгкостью и изяществом — огромные физические затраты и выносливость. Гард выплескивает огромную энергию, которая возмущает пространство вокруг него. Он вырвал объём пространства и создал в нём особое энергетическое поле.
Гард не танцует для них, он подчиняет их себе и заставляет испытывать перед ним подсознательный трепет. Он замкнул на себе их взгляды, мысли, желания и знал, что сможет держать столько, сколько захочет. Гард выбирает глазами то одного, то другого — они чувствуют себя избранными, они ловят его послание. Без единого звука он рисует танцем каждое слово. Каждое его движение несёт смысловую нагрузку — код. Расшифровка его происходит на уровне чувств, приобретает телесный, инстинктивный характер, а это гораздо сильнее разумного восприятие. Танец минует рациональный уровень, воздействует на глубинные слои человеческой психики. Танец Гарда богат кодами, он весь — послание.
Гард ловит взгляд Саидхаруна — глаза указывают цель. Или жертву. Гард никогда не знает, для чего эти жертвы нужны хозяину. Может быть, замешаны политические или меркантильные интересы. Да ему это абсолютно всё равно. Ни одна его жертва ни разу не вызвала в нём ничего, кроме презрения.
Движение плеч — и короткий жилет падает на пол. Раскинутые в стороны руки превращаются в тело змеи, лежащей на плечах юноши. Его торс, плечи неподвижны, а руки изгибаются в змеиной тягучей медлительности. Мягкие руки, четкие движения бедер… Гард танцует только для этой женщины. Гипнотический танец удава перед жертвой. Плотно сжатые вытянутые пальцы с поджатым большим пальцем — кисть руки превращается в змеиную голову, кажется, вот-вот метнётся длинный раздвоенный язык…
К рукам приковано внимание женщины, но движения бёдер диктуют свой код. На уровне живота, чуть выше пояса, лежащего на бедрах Гарда, скрыта шестая чакра. Движение живота, ритмичные и плавные удары бёдер стимулируют её, высвобождая чистую сексуальную энергию. Сейчас она направлена на ту единственную, для кого танцует Гард, он делится с ней этой энергией, инициирует её желание. Он знает — результат всегда неизменен.
Гард делает резкий выпад, и зрители отшатываются, будто и впрямь от броска змеи. Женщина вскрикивает. Лицо её пылает, дыхание неспокойно. Ночью она придёт.
И снова дарбука взрывается вихрем ритмов. И снова сила рвётся сквозь вкрадчивую пластику. Динамика и резкая смена движений. Он кошка. Но не та, которую хочется погладить. Злая, опасная, хищная кошка, в диких глазах которой можно увидеть собственную смерть. Но как же завораживает вкрадчивая кошачья грация! Хочется без конца любоваться великолепной осанкой юноши, его фантастической пластикой — будто в нём нет костей, и отточенностью каждого движения.
Его не берёт усталость, бешеная энергия не убывает и всё так же пробирает до мурашек. Или он впрямь умеет находить в танце покой и отдых.