Репетиция вечерней программы подходила к концу, когда я увидела Игоря. Он прошел к бару, сел на высокий стул лицом к эстраде и помахал мне рукой. Потом заговорил с барменом, наводившим порядок в своем хозяйстве.
Чего это он заявился в такое время? Бармен Сева поставил перед ним высокий стакан со льдом и налил чего-то. Ну да, Игорек, давнишний и постоянный клиент, пользуется тут особым расположением, нежели просто посетитель. «Простого» Сева обслуживать бы не стал — бар закрыт, и тема обслуживания закрыта тоже.
Минут через двадцать Леонид хлопнул в ладоши и объявил конец репетиции. Ребята устало потянулись за кулисы, а я спрыгнула в зал, подошла к неурочному клиенту.
— Что у тебя там? — я взяла его запотевший стакан. — Во рту пересохло.
— Кола. Только ты поосторожней, она ледяная!
— Я чу-чуточку.
Было приятно, откинувшись на спинку стула, чувствовать во всем теле истому усталости и сидеть неподвижно. Коротко глянув на Игорька, я сказала:
— Чего взъерошенный такой?
— В смысле? — он провёл рукой по волосам.
— В смысле чувств.
Он рассмеялся:
— Ты опасная женщина, Анна. Еще немного и ты будешь читать мои мысли.
— Ну уж нет, только не это! Так чего ты явился, рассказывай.
— Я с сюрпризом! Встретил вчера своего сокурсника. Он теперь в Турции живёт, представляешь?! Весь из себя коммерсант! Так вот он весь вечер уговаривал меня, чтобы мы поехали к нему в гости.
— Мы? — я насмешливо подняла брови.
— Да, мы. Ты же мне всё равно, что жена.
— Ну, положим, не всё равно… И ты что, всерьёз собираешься махнуть в Турцию?
— Анют, ты погоди. Ты подумай, прежде чем критиковать. Тебе отпуск положен уже? Положен. Я и так собирался предложить тебе поехать куда-нибудь к морю. А Турция — и море, и экзотика, и фруктов навалом. Ну давай хоть раз отдохнем как белые человеки. К тому же никакого отеля не надо — Димка зовёт пожить у него и обещает повозить, показать Турцию.
— Да с чего все это? Он что, твой лучший друг?
— Не то чтобы лучший… Да какая разница!
— А такая. С какой стати такое радушие, если он просто знакомый?
— Ну хочется человеку перед кем-нибудь достижениями своими похвалиться, не понятно что ли? Ну, Анют? Скажи, что я хорошо придумал?
— Вот уж не знаю. Так, с бухты-барахты…
— Не усложняй. Анют, я предлагаю заявления на загранпаспорта подать прямо сегодня. А потом решим, принимаем Димкино приглашение или нет. Не захотим ехать — не поедем, делов-то.
— А как насчет денег?
— А это главный самый секрет: у меня лежит неприкосновенный запас к твоему отпуску.
— Ох, что-то ты мне голову морочишь, Игорёк. У тебя — и запас? Да брось ты! Играл?
— Ань, кончай унижать, а? Деньги — дело мужское. Мужчина я или нет?
— Так играл, значит?
— Нет! Нет, — нажал он голосом, — понимаешь? Короче, у тебя сейчас время есть? Поехали к тебе за паспортом, и по дороге заскочим, сделаем фотографии. Поехали?
— Ладно, заявление на паспорта подадим, но это ничего не значит. Я хочу сначала на твоего приятеля посмотреть.
— Да ради бога! Я его сегодня же вечером приведу сюда!
— И кого кому ты здесь собрался показывать? Полагаешь, вон оттуда я всю его подноготную разгляжу? — кивнула я на сцену
— Ну, не хочешь, не приведу.
— Ох, Игорь, ну когда ты перестанешь таким тюхтей быть? Слово мужчины должно быть твёрдым!
— Что уж, мужчина передумать не может? — обидчиво проговорил Игорь.
— Может, не переживай так, — вздохнула я. — Только лучше бы ты думал, а не передумывал.
— Делать хорошее и слышать в ответ дурное — удел царей! — изрёк Игорь.
— Ох, вот так, да? — сия мудрая мысль в устах Игоря рассмешила меня.
И он без тени обиды весело присоединился ко мне.
Я жила в этом городе уже пять лет. Если случалось уехать куда-то, скучала по нему: по моей маленькой уютной квартирке, по шумным улицам и просторным площадям, по ветреной набережной.
А первое время город меня пугал. Я путалась в лабиринтах незнакомых улиц, уставала от сутолоки гигантского человеческого муравейника, от беспрестанного мельтешения транспорта.
Но иначе и не могло быть после маленького сибирского городка, в котором я жила от самого рождения. Мне ни раз доводилось слышать в свой адрес: «Городская!» Но только оказавшись в этом огромном городе, я поняла, что родной мой городок — деревня деревней, а во мне самой мало что от городской жительницы.
Я бы, наверно, так и осталась в этом благодатном заблуждении, и прожила в своем захолустье всю жизнь, как мама, но в танцкласс при нашей городской музыкальной школе пришел преподавать хореографию один удивительный человек. И никто: ни он сам и ни я — девчушка-первоклашка — знать не знали, что это именно для меня судьба начала выстраивать, подгонять кусочки мозаики так, чтобы у меня появился шанс все в своей жизни изменить. Я так и не знаю, почему он, с его талантом, уехал из огромного города, и один-одинешенек оказался в бесперспективном сибирском городке, где жизнь едва-едва теплилась. В таком своем существовании он нашел стержень — детей, своих учеников. Это стало смыслом его жизни, и мне ли не знать, сколько души вкладывал учитель в каждого из нас! Он не ждал, когда детей приведут к нему, сам ходил на всевозможные утренники и детские праздники. И меня он увидел на одном из утренников, сам пришел к нам домой, убедил маму отдать меня в танцевальный класс.
Очень скоро танец стал для меня любимейшим делом и я не понимала, как я жила без этого раньше. На уроки я летела, как на крыльях. Набитые на занятиях синяки и шишки воспринимались как побочное явление. Они не имели никакого отношения к восхитительному ощущению совершенства тела, абсолютного владения им. А труд, пот, боль, усталость — это были просто камешки, кочки и колдобины на дороге, которую необходимо пройти, чтобы окунуться в то сияние впереди… Танец стал для меня новым, восхитительным средством общения с миром и людьми. Не всем было доступно говорить на языке тела, но понимали его все без исключения. Случалось, что я забывала обо всем, в целом мире для меня оставались только танец, музыка и что-то свое — ощущение, настроение, состояние, которые я хотела рассказать языком пластики. Я любила репетиции — учитель давал мне полную свободу для импровизаций. И не любила «ответственные» выступления на сцене — учитель просил меня не слишком своевольничать.
Более десяти лет я была рядом с этим человеком, моим Учителем, а потом он мне сказал, что пришло время самостоятельного полета.
К тому времени я закончила школу и пыталась поступить в институт, но не прошла по баллам. Вернулась домой, устроилась работать в городскую библиотеку, временно, на год. Работа была не тяжелая, интересная, и давала возможность готовиться к следующим вступительным экзаменам. Библиотечная зарплата, конечно, оставляла желать лучшего. Но даже эти небольшие деньги стали существенной помощью для мамы, она растила нас с братишкой одна. Я приносила домой зарплату, а у мамы едва ли слезы на глаза не наворачивались, а с какой трепетной гордостью она называла меня «моя помощница», это надо было слышать! В общем, когда на следующий год начались вступительные экзамены, я не поехала. Не могла я опять сесть маме на шею, хотя она сердилась, снова и снова заводила разговор на эту тему, надеялась уговорить меня не делать такую глупость.
— Мамуленька, да не переживай ты! — успокаивала я. — В этом году я хочу остаться с вами. Подумай, у Ромки будет переломный момент — из школы в училище, за ним глаз да глаз нужен. У нас двоих он по струнке ходить будет! А я что? В армию заберут что ли? Прекрасно на следующий год поступлю, и у Ромки уже все стабильно будет! Я тебе клянусь — поступлю! Ну мамуленька, ну не переживай ты о чем не надо!
Конечно, я слегка спекулировала ситуаций. Действительно, брат решил вместо десятого класса идти учиться профессии. Но Ромка был парень спокойный, разумный, не нуждался, чтобы его по струнке строили, только мама-то все равно переживала из-за грядущих перемен в его жизни. И я знала, что в душе она хочет, чтоб в это время я была с ними. Она знала, что для Ромки я непререкаемый авторитет, не смотря на то, что он давно меня перерос и смотрел на сестрицу сверху вниз. В общем, поступать я не поехала, продолжала работать и, разумеется, продолжала танцевать. Не подозревая, что переломный момент наступает в моей собственной жизни.
Хотя, вероятно, момент этот наступил, когда я не дала маме уговорить себя. Если бы я уехала… Никому не дано знать, как сложилась бы жизнь, выбери он в один из дней другую тропинку… Хорошо было сказочным витязям на перепутье, а мне никто не писал: «Направо пойдешь — коня потеряешь…» Тычемся вслепую по своим тропинкам. Я со слепу попала на ту, на указателе которой должна бы быть надпись: «Себя потеряешь».
…Каждой весной в нашем городе проходил смотр-конкурс художественных коллективов. Я давно уже выступала вне конкурса, просто так, до кучи. Поэтому меня как-то не особенно волновала небывальщина, взбудоражившая всех — невесть откуда появился в городке большой человек, танцор аж из с_а_мого… Его уговорили посидеть в жюри в качестве «свадебного генерала». Я тогда знать не знала, и ведать не ведала, что это был давнишний знакомый моего учителя, и учитель попросил его с особым вниманием посмотреть именно меня. Гость не только посмотрел, он захватил с собой видео-кассету с записью моего выступления. И через некоторое время мне пришло письмо, в которое был вложен текст договора. Меня приглашали работать в труппу крупного варьете.
Разумеется, я ничего не поняла. Кто? Откуда? Почему? И полетела с письмом к учителю. «Это твой шанс, девочка. Не упускай его. И храни тебя Бог», — сказал он. Эти слова все определили. Уже ни сомнения мамы, ни отговоры подружек не могли ничего поменять — гипотетическую учебу в институте я поменяла на неизвестность, о которой Учитель сказал: это твой шанс, не упусти.
Решение я приняла твердое, но храбрости оно мне ничуть не прибавило. Я впервые отрывалась от мамы, от любимого братишки, от всего, что было с детства знакомо и привычно. Нет, были раньше какие-то короткие поездки, но я всегда знала, что вернусь назад, домой. А теперь поезд уносил меня в ужасную даль, и так надолго, что это звучало почти как «насовсем».
Поезд шел трое с лишним суток. Я лежала на своей верхней полке и думала все об одном и том же: о том, что оставляю позади — и тогда в подушку падали слезинки-горошины; и пыталась представить, что ждет меня впереди.
Но всё сложилось на удивление гладко. Варьете мне разыскивать не пришлось — такси подвезло к самым дверям. Это мама строго-настрого наказала, чтоб я взяла от вокзала такси: «Иначе заблудишься, я твои способности знаю». В самом варьете первый же встречный отвел меня прямо к директору, я показала письмо, и не прошло, наверно, и получаса, мой договор был подписан. Я тогда мало соображала в этих договорах, но еще дома учитель его просмотрел и научил, какие условия мне выгодны, какие нет, что говорить и как.
Потом директор позвонил бухгалтеру насчет аванса, а тому самому «первому встречному» (потом я узнала, что это был Саша, осветитель сцены) велел все показать, объяснить и отвезти на квартиру, где я должна была жить.
— Осваивайтесь, Анна, обживайтесь. Работать начнете завтра. Приезжайте к десяти утра, познакомитесь с Леонидом, вашим руководителем. А сегодня — отдыхайте с дороги.
И вот так все стало образовываться само собой, мне даже удивительно было.
Ребята в коллективе приняли меня прекрасно. В статистах я проходила очень недолго — ровно столько, сколько нужно было мне самой, чтобы оглядеться, приглядеться, познакомиться с людьми. Потом Леонид сразу начал готовить меня к сольному выступлению, сказал, что в ансамбль меня ставить бесполезно — не умею работать стандарт, усредненность.
Леонид на репетициях гонял нас до седьмого пота, но мужик был что надо. К нему с любой проблемой можно было подойти, обязательно находил решение и возможность помочь, если не сам, то рекомендовал нужному человеку.
Месяца через два именно он остановил меня после репетиции, и сказал, что есть возможность подработать. Его знакомый, преподаватель в художественной школе, видел меня на сцене и попросил Леонида уговорить меня позировать студентам на его занятиях.
— У него глаз профессиональный, он сразу разглядел твою уникальную пластику.
— Ох, Леонид, я не знаю…
— Попробуй. Мой приятель потому и не подошел к тебе сам, спугнуть боялся, — засмеялся он. — Ты не бойся, обнажаться не придется. Я его предупредил, что ты у нас скромница. Будешь позировать в тунике. Натурщикам, правда, копейки платят, но этот вопрос я сразу прояснил, сказал, что задаром утомлять тебя не дам. Приятель обещал про расценки забыть, так как ты — натура чрезвычайно редкая, — улыбнулся Леонид.
— Ну, ладно… я попробую.
— Ты ничего не потеряешь. Я на всякий случай условие поставил, чтоб никаких договоров: отсидела час-два — денежки в карман. Завтра в это время он за тобой приедет.
Этим дело не кончилось. Безо всяких усилий с моей стороны, постоянно находилась возможность подработать помимо труппы. С легкой руки того художника я стала чуть ли ни профессиональной натурщицей, меня «перекупали» друг у друга, обижались, если кто-то оказывался проворней, ну и при таких делах платили мне, конечно, по особому тарифу. А то вдруг, ни с того ни с сего, мне предлагали вести школьный танцевальный кружок! Потом что-то еще, еще… Уговаривали, шли на всевозможные уступки, подстраивались под моё свободное время… Я считала за грех пренебрегать таким расположением судьбы, полагая, что фортуна все ж не постоянна. Правда, я всякий раз советовалась с Леонидом. Он говорил:
— Работай, если сил на все хватает. Только имей в виду, я никаких скидок делать тебе не буду. Хоть раз придешь как выжатый лимон — в тот же день забудешь все свои приработки.
При этом выглядел он таким грозным, ух! Но я-то видела, как он ко мне относится: и жалел, и прощал, и где другому устроил бы головомойку, я его недовольство только угадывала. Меня грело это его особое отношение, но злоупотреблять им — ни-ни! и в голову не приходило.
И как же радостно было мне каждый месяц переводить на мамину сберкнижку больше, чем она получала на своей работе!
Вот только времени катастрофически не хватало. И тогда я обзавелась «транспортным средством» — приобрела мотоцикл! Был он далеко не новый, но вид имел внушительный. Вот где пригодилось мое увлечение, которое многим когда-то казалось просто нелепым!
Классе в девятом мальчишки с нашей улицы поголовно «заболели» мотоциклами. То есть все мои друзья-приятели подались в рокеры. Ремонтировали допотопный утиль, собирали из запчастей, чтобы хоть разок промчаться на ревущей машине. Сколько труда мне стоило отмыться, когда я приходила с улицы по уши в машинном масле и солидоле. Я даже вместе с мальчишками — в качестве моральной поддержки — пошла сдавать экзамены, и, неожиданно для самой себя, сдала, и получила права. Мама и друзья-танцоры удивлялись, а кто и посмеивался. Я не обижалась, я их понимала — очень уж не вязалось это рокерство с характером строгой скромницы. Даже к хрупкой моей внешности рычащие железные монстры подходили мало.
После школы многое изменилось, распалась наша байкерская компания, и вот теперь увлечение юности вдруг обрело для меня вторую жизнь. Я была страшно довольна и даже горда своим собственным конем, а уж сколько удавалось теперь времени сэкономить — даже не верилось.
А потом в моей жизни появился Игорь — легкий, покладистый, не обременительный. Когда бывает не до него, мне легко так прямо и сказать ему об этом: «Игорек, исчезни. Не до тебя». Хотя обычно такие вещи даются мне чрезвычайно трудно. А Игорь не обижается, он вообще не претендует на приоритетное место в моей жизни, и всегда с большим пиететом относится к моей работе и занятости.
Теперь, после двух лет знакомства, он все настойчивее зовет меня в ЗАГС. Я всякий раз отшучиваюсь, с ним это выходит просто — свести разговор к шутке. Но почему я не говорю ему «нет», если от «да» что-то меня удерживает? А что — и сама не знаю. Просто вот чувствуется в нем что-то… Ненадежность, что ли. Мне кажется, я не была бы спокойна, случись мне положиться на него в серьезном деле. Хотя ведь он меня ни разу ни в чем не подводил. Знаю, подруги мои сказали бы: «Анютка, это твоя блажь, и больше ничего! Дурью не майся, а?»
Дурь? В самом деле? В нашем тандеме Игорек исполняет партию ведомого. Как приятель, он, может быть, и удобен с такой чертой характера. А как муж… Я не знаю, хочу ли создать семью с человеком, который всю жизнь будет ждать моего мнения как определяющего, и перекладывать на меня решение самых серьезных проблем. Я не жажду быть главой семьи и чувствовать себя сильнее, умнее, ответственнее. Да вот только одно смущает, — стоит ли ждать Мужчину С Большой Буквы? Есть ли такие, кому не очень-то и скажешь уменьшительно-пренебрежительное: Игорёк.
Но все это и в самом деле, могло быть пустой блажью и фантазиями, а вот одна черта Игоря, к сожалению, была явью: Игорь был азартным игроком. Он мог за вечер спустить все, чем располагал, и опомниться только на следующий день, и раскаиваться, и искренне зарекаться играть. А потом все повторялось. Выручал его, обычно, папа, владелец некой фирмы, занимавшейся электроникой. Игорь там и трудился — работником он был неплохим, знающим. Но бесхарактерность, азарт и авантюризм тоже были его — не откинешь. И одного этого, в общем-то было достаточно, чтобы я не спешила связывать с Игорем свою судьбу.
А вот теперь эта неожиданная поездка в Турцию. Меня смущала не сама поездка, но от всей этой истории с хлебосольным приятелем откровенно пахло авантюризмом. Не планировали мы никаких поездок, Игорь даже не заикался ни о чем таком, хотя очень любил помечтать вслух, хлебом не корми — дай прожекты посочинять! А уж откладывать целенаправленно деньги, молча готовить сюрприз — вот это уж категорически не в его духе.
Но прошел месяц, и первоначальное впечатление стерлось, запашок авантюризма улетучился. Игорь не переставая говорил о путешествии, притащил большую, подробную карту Турции, с упоением изучал ее, прокладывал маршруты и подробно рассказывал мне о них, путешествуя по карте пальцем. В конце концов я тоже невольно заразилась его ожиданиями, поддалась настроению.
Игорь, как и обещал, познакомил меня с приятелем. Дмитрий выглядел старше Игорька, солиднее. Но одновременно был по-мальчишечьи смешливым и просил не называть его Дмитрием.
— Анечка, милая, ну не так официально, прошу тебя! А то я чувствую себя не в отпуске, а в офисе. Давай, как Игорек вон.
Игорь называл его Димка. С ним было о чем поговорить. Даже после короткого общения стало понятно, что Дмитрий умен, начитан и эрудирован. Он много рассказывал о стране, в которой жил. Причем, рассказывал так увлекательно, что поневоле возникало желание собственными глазами увидеть все чудеса, о которых довелось услышать.
Иногда Дмитрий появлялся один, иногда — с девушкой. Это когда мы вчетвером уезжали на острова, в новую загородную зону отдыха. А в следующий раз мужчины устроили автопутешествие на Балтику с ночевкой у костра, в палатках. Дмитрий был обаятельным и остроумным, умел расположить к себе. С одинаковой готовностью он ухаживал за мной и за своей Ниной, проявляя потрясающую галантность.
Дольше всего смущала меня какая-то неуловимая настороженность в его глазах. Или осторожность. А иной раз скрывалась в глубине глаз едва уловимая насмешечка. Как будто тень других, неясных мыслей отражением мелькала на дне ясных глаз. И я невольно готовилась, что вот-вот приоткроется другой Димка, проявится в поступке, слове, жесте… Но частые встречи, во время которых Дмитрий оставался таким же безупречным, веселым, обаятельным парнем, разубеждали меня в истинности моих смутных ощущений.
За короткое время Дмитрий стал как бы неотъемлемой частью нашего с Игорем дуэта. Но никак не по причине своей навязчивости или надоедливости — этими качествами он не страдал. Просто, даже когда он отсутствовал, Игорь непременно то и дело упоминал о нем. Да и я сама нередко его вспоминала. То невольно сравнивала бесхребетность Игоря с самостоятельностью и уверенностью Дмитрия, то думала о его влиянии на Игорька, которое ощущалось слишком явно…
В аэропорту нас ждал малоприятный сюрприз — из-за какого-то там метеорологического «фронта» сбился график вылетов, залы были полны народу, даже присесть некуда. И мужчины предложили скоротать время в ресторане.
Игорька мы послали узнать о нашем рейсе. Вопреки нашим опасениям, там оказалось все в порядке, и к нам вернулось приподнятое настроение. Мы пили легкое вино, Игорь возбужденно хохмил, дурачился, на мой взгляд — даже с перебором. Наконец, объявили регистрацию билетов.
— Да не торопись! — Дмитрий удержал меня за руку, когда я собиралась встать. — Там сейчас знаешь какая очередь? Пусть она идет себе, а мы лучше тут посидим.
Я не очень любила откладывать все до последней минуты, но мужчины поднялись, лишь когда прозвучало: «Заканчивается регистрация билетов на рейс…»
— Вот, теперь самое время! — объявил Игорь. — Ребята, вперед!
Перед стойкой регистрации, действительно, никого уже не было. Дмитрий вынул из кармана билеты, подал в окошко.
— Игорь, давай свой, — протянул он руку. И тут случился второй сюрприз.
— Билет у тебя! — возразил Игорь.
— У меня два, вот — мой и Анны.
— А мой тогда где? — недовольно спросил его Игорь и принялся шарить в своих карманах.
— Ну посмотри хорошенько Дим, нету у меня, — уже заметно нервничая проговорил он.
— Погоди, ты не суетись, вспомни лучше. Мы в шутку распределяли места, — вспомнил? Я еще сказал, что с тобой сидеть не хочу, ты храпеть будешь.
— Вот! Вот! И все три билета были у тебя!
Что-то такой разворот событий начинал мне очень не нравиться. Но одновременно казалось, что Дмитрий сейчас что-то сделает такое, от чего все мы облегченно вздохнем. Между тем, Дмитрий медленно говорил, как будто растолковывал ребенку:
— Игорь, свой билет ты у меня забрал. Ты сказал, что меняться местами ни с кем не собираешься и демонстративно забрал.
Игорь застонал и хлопнул себя по лбу.
— Убейте меня! Я положил билет в брюки, в задний карман, а в последний момент решил лететь в джинсах.
— А брюки? В сумке?
— Нет… я их не взял… и там все…
— Ты что?.. — мне захотелось рассмеяться. — Дома билет оставил?
— И документы… они тоже там… с билетом…
— Ну, ты даешь!.. — присвистнул Дмитрий. — Ну знал я, что бы балбес, но не до такой же степени.
— Проблемы? — подала голос девушка за стойкой. Два билета она уже зарегистрировала и терпеливо ждала, когда мы закончим свои разборки.
— Мы никуда не летим, — сказала я.
Игорь в ответ только подавленно молчал.
— Стойте, стойте! — заговорил Дмитрий. — Ведь страшного ничего не случилось! Ну нагрел Игорь себя на стоимость нового билета, а туда ему и дорога, бестолочу. Короче, Игорь, ты вылетаешь следующим рейсом…
— Так может сейчас прям купить? — встрепенулся Игорь, но тут же сник: — А, документы же…
— Да не расстраивайтесь вы! Игорь, упадаешь с неба прямо в наши с Анной объятия, мы тебя встечать будем. Все нормально, ребята, что за траур?
— Ох, нет, я не хочу так… — несогласно замотала я головой.
— Ну, понятно, первый вариант был лучше! Но его больше нет, увы. Ты подумай, Анна, если ты сейчас останешься с Игорем, вам придется покупать заново два билета. Но я боюсь, вы просто передумаете лететь — а это уже совсем ни в какие ворота! Это просто не честно! Ну, Анна, решайся!
— В самом деле, девушка, — неожиданно поддержала его регистраторша. — Завтра такой же точно рейс будет. А вы, мужчина, если с билетом затруднения возникнут, подойдите ко мне. Вот моя фамилия, — подвинула она ближе пластиковую табличку на стойке. — В общем, если понадоблюсь — найдете.
— Спасибо вам, — искренне поблагодарил Дмитрий. — Анна, ну что? Летим, а? Ну пожалуйста!
— Ох, Игорь-Игорь… Что скажешь?
Он поднял голову, посмотрел виновато:
— Димка прав… Что я могу сказать?..
«Производится посадка на рейс…» — гулко разнеслось по залу.
— Пойдемте, провожу вас…
Таможенник вернул мне паспорт, я пошла вперед, потом обернулась. Игорь стоял в нескольких шагах от меня, но стал уже каким-то далеким. Я подумала сначала, что мне показалось, но потом поняла, что в глазах Игоря и, правда, стоят слезы.
— Игорь, ты что?! — я невольно шагнула назад. — Ты не хочешь, чтоб я летела?
— Эй, парень, кончай! — резко сказал Дмитрий. — Ты виноват или кто? Анечка, ты-то будь разумным человеком, — он крепко взял меня под локоть. — А ему только на пользу, поверь.
— Летите! — поднял руку Игорь, изобразив на лице нечто вроде улыбки. — Счастливо, Анютка!
На душе было как-то странно, неуютно. Между мной и Дмитрием как будто возникло пространство подавленности, оно было глухое и не находилось слов, чтобы его разрушить, да и не хотелось. Когда светлый бетон взлетного поля провалился вниз, я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Может быть оттого, что рядом, там, где должен был сидеть Игорь, было пустое место, у меня возникло острое ощущение потери. Дмитрий тоже сидел молча.