Стамбул встретил горячим солнцем, незнакомым говором и шумной суетой. Все это нисколько не развлекало и не занимало — тяготило. Паспортный контроль прошли быстро, мне и делать ничего не надо было, я просто шла за Дмитрием. Он взял мой паспорт и вместе со своим подал таможеннику, сидевшему за стеклянной загородкой. Тот небрежно их полистал, и равнодушно дважды клацнул штемпелем. Потом мы спустились в прохладный многоярусный гараж за машиной Дмитрия, которую он оставил здесь более месяца назад.
Ехали довольно долго. За границей я не была ни разу, и теперь на всем окружающем лежал оттенок нереальности — не верилось, что вокруг меня Турция. Неужели вот это она и есть — таинственная, чудесная, непонятная, страна из сказок?.. Моё перемещение произошло так стремительно, я как-то еще не привыкла к мысли, что да, я — в Турции. Но глаза уже замечали чужеземность пейзажа, непривычные одежды. Из радиоприемника лились мелодии, напоминающие об индийских фильмах. От крупных апельсинов, похожих на оранжевые фонари, гнулись ветки, и видеть это мне, сибирячке, было так же удивительно, как восточные — киношные какие-то — наряды на женщинах. У меня в репертуаре был восточный танец, и к нему соответствующий наряд — и вот теперь вид женщин, одетых по обычаям страны, вызывал во мне ощущение приподнятости, праздника, карнавала, может быть. Все это начало захватывать меня, отвлекая от «вчерашних» мыслей.
Я не сомневалась, что едем мы к Дмитрию, но он повернул на стоянку перед отелем, припарковал автомобиль и выключил зажигание.
— Ко мне завтра поедем, — пояснил он, заметив мое недоумение. — Игоря встретим, и вместе поедем.
— Но разве нельзя было остаться в Стамбуле? Зачем мы так далеко уехали?
— Далеко? Да что ты, Анечка! Разве это расстояние? Мне хотелось, чтобы ты перестала грустить, немножко развлеклась. Вот я и привез тебя к морю. Ну улыбнись, Анют. Завтра утром позвоним в аэропорт, узнаем, когда будет наш самолет, и поедем встречать твоего ненаглядного Игорька. Ни о чем не переживай и не тревожься — ты у меня в гостях, и обо всем заботиться буду я.
Дмитрий снял для нас два маленьких номера. Пока длилась процедура оформления — собственно, никакой процедуры и не было, все сделали очень быстро, — но за эти минуты мой багаж успели поднять в номер. Более того, я обнаружила, что чемодан мой распакован, вещи аккуратно лежат на полках, платья висят в шкафу на плечиках. Я только развела руками, стоя перед шкафом с раскрытыми дверцами — такой вид сервиса озадачивал, я не могла понять, нравится мне это или нет.
— М-мда… — сказала я и пошла умыться.
Здесь я увидела свои туалетные принадлежности. Ванная сияла кафелем, на полочке под зеркалом я обнаружила подарок отеля — миниатюрную упаковку туалетного мыла. Оно называлось так же, как отель, и даже написано название было точно так же, как большая вывеска над зданием.
Тут я услышала звонок телефона и, удивляясь — кто мог мне звонить? — заторопилась в комнату.
— Анюта, через двадцать минут встречаемся, пойдем обедать. Ок?
— Какой у тебя номер комнаты?
— Да я сам зайду за тобой.
— Дим… — я хотела сказать, чтоб он захватил мой паспорт, но не успела, он положил трубку.
Через двадцать минут в дверь постучали.
— Ты не догадался захватить мой паспорт?
— А я тебе не отдал что ли? Да, в самом деле… После обеда принесу, идет?
Обедали мы в ресторан при отеле. Дмитрий сделал заказ. Еда здесь была вполне приличная. Только вино, на мой взгляд, было лишним. К тому же, удивительный аромат и нежный вкус успешно маскировали его крепость.
Вкус еды, ее оформление и приправы несли оттенок экзотики. Отведать этой экзотики было любопытно. Кроме еды я нашла себе еще одно развлечение — прислушивалась к разговорам и пыталась понять, на каком языке говорят и кто эти люди. Столики вокруг были заняты почти все. В трех молодых мужчинах я распознала французов. Супружеская чета с двумя детьми явно были немцы. Чуть поодаль от нас располагалась шумная компания, — мне показалось — итальянцы. Кого только тут не было! Но родной русской речи я пока еще не услышала, а ведь у новых русских стало модным ездить отдыхать в Турцию.
Мы уже почти закончили обедать, когда я неожиданно встретилась глазами с молодым, светловолосым мужчиной, стоявшим поодаль, у стойки бара. Он просто стоял, может быть, кого-то ждал. Мой взгляд уже почти скользнул мимо него, но вернулся — мужчина был очень похож на одного из «нанайцев».
Я так удивилась этой схожести, что указала на него Дмитрию.
— Это хозяин, — улыбнулся он, проследив за моим взглядом.
— Какой хозяин? Чего? — не поняла я.
— А вот этого ресторана и отеля.
— Ты его знаешь? — удивилась я.
— Да так… — неопределенно ответил Дмитрий. — Ну, доедай свой десерт, а я отойду на минутку, ладно?
Вернувшись, он предложил:
— Хочешь, пойдем на пляж?
— Конечно, хочу!
Мы вышли из зала ресторана, Дмитрий вынул из пачки сигарету, сунул руку в карман.
— Ох, зажигалку на столе оставил! Ты поднимайся к себе, Анют, и собирайся на пляж. Лифт там, в конце коридора, — и, не успела я и слова сказать, он повернулся и скрылся за дверями ресторана.
Я с неудовольствием глянула вдоль длинного коридора — мы пришли не отсюда, когда шли в ресторан, Дмитрий вывел меня через какие-то другие двери. Но не бежать же следом за ним! Ну-ка, где там лифт в конце коридора? Я прошла его весь, но ничего похожего на двери лифта не увидела. Вернее, дверей-то было достаточно, и за одними из них вполне мог находиться лифт… Что ж мне, во все соваться? Я медленно пошла назад, рассматривая эти самые двери повнимательнее и думая, если я вернусь сейчас в ресторан, Дмитрия застану там или он уже ушел? И как раз в это время из ресторана вышел тот самый блондин. Увидев меня, он разулыбался, как старой знакомой, и заговорил по-английски:
— Хай! Могу я вам помочь?
Я была ему искренне рада, потому что помощь пришла как нельзя более кстати, и спросила, как мне отсюда попасть на мой этаж.
— Я рад быть вам полезным и с удовольствием провожу, — он был сама доброжелательность. С радушной и слегка виноватой улыбкой он извинялся за сложную архитектуру здания и говорил, что я не первая, кого запутали лабиринты коридоров.
Лифт, действительно, оказался в самом конце, за одной из дверей, но чтобы в него попасть, надо было свернуть в еще один коридорчик! Я начала сердиться на Дмитрия — он не должен был вот так бросать меня! Занятая своими обидами, я и внимания не обратила, что поехали мы не вверх, а вниз, и когда лифт остановился, и дверь отъехала в сторону, я не могла сообразить, почему вместо светлого чистого коридора мы оказались в каком-то тамбуре, имевшем вид подсобного помещения.
— Это не мой этаж, — растерянно сообщила я своему провожатому, как будто это не было ясно и так.
— Разумеется, — кивнул он. — Но на этом лифте нельзя туда попасть. Сейчас вас проводят до вашего номера.
Он вынул из кармана сотовый телефон и позвонил, сказав в трубку всего два или три слова. Честно говоря, происходящее совсем уже перестало мне нравиться — все было как-то странно. Но блондин обезоруживающе улыбался, и что я могла сделать? Потребовать, чтоб он немедленно довез меня куда надо? Так именно это он и обещал. Мне оставалось только злиться на Димку.
Блондин открыл дверь в противоположной от лифта стене и галантным жестом предложил мне пройти первой. За дверью меня ждали. Едва я шагнула через порог, чьи-то руки грубо рванули меня в сторону, на губы тут же пришлепнули широкую ленту скотча, и на глаза упала непроницаемая черная завеса. Все это происходило одновременно и в какие-то короткие секунды. Я не успела даже вскрикнуть, а через мгновение уже была лишена возможности кричать и сопротивляться — запястья тоже мгновенно обернули скотчем. Без промедления меня оторвали от пола, куда-то втолкнули, и я начала беспомощно валиться вперед со связанными за спиной руками, ожидая удара, но упала опять в чьи-то руки. И снова меня бесцеремонно толкнули, и теперь я плюхнулась на упруго-мягкое. Я дернулась, пытаясь вскочить, но кто-то схватил меня сзади за плечи и вдавил в сиденье. В ту же секунду щелкнул замок тугого, неподатливого ремня безопасности. За все это время никто не проронил ни слова.
«Черт! Да что же это такое?! Меня похищают что ли?!» — принять всерьез это было трудно, настолько казалось невероятным, но я начала метаться, пытаясь вывернуться из-под ремня — твердые края его больно врезались в меня. Вырваться мне не дали, тут же приняли дополнительные «меры»: ремень натянулся еще туже, а сзади обхватили за шею и прижали к спинке сиденья. Душить меня вроде бы не собирались, но ладонь давила на горло так, что воздух проходил в легкие с трудом. Я задыхалась, и это было страшно.
Я потеряла ощущение времени, сколько мы ехали — не знаю, но показалось, что прошла вечность, пока, наконец, машина остановилась, и меня перестали держать за горло. Не смотря на то, что теперь я была уже сильно напугана всем происходящим, в те первые минуты я просто радовалась, что снова могу свободно дышать, и это показалось таким блаженством.
Меня вывели, держа за локти. Я по-прежнему ничего не видела, но по звуку шагов и смутному ощущению сузившегося пространства я определила, что мы в помещении. Вскоре локти мои отпустили, за спиной хлопнула дверь, щелкнув замком. Я стояла и настороженно слушала, что вокруг меня происходит. До слуха моего не доносилось ни звука, я поняла, что рядом никого нет, меня оставили одну. Первым делом я попыталась стряхнуть с головы черный мешок. Он был просторный, и мне легко удалось от него освободиться.
Комнатка была небольшая, без окон и с единственной дверью. Я потолкала ее и подергала ручку, повернувшись к ней спиной. Прок от этого был единственный — я убедилась, что сижу под замком.
Кроме кровати, стола и табуретки из мебели ничего не было. Имелась еще раковина с краном. Вся комната была как на ладони, исследовать, в смысле искать какой-то выход, было нечего. Руки высвободить не удалось — несколько витков широкого скотча плотно облепили запястья и ни разорвать, ни растянуть его мне не удалось. Я села на кровать, ошеломленная тем невероятным, что со мной происходило.
Не знаю, сколько прошло времени. На часы посмотреть я не могла, а внутренние растянули минуты в часы. Ожидание — самый лучший мастер по части растягивания времени…
Я едва не подпрыгнула, когда в двери щелкнул замок. Ручка повернулась, и вошел… тот человек, с чьим взглядом я встретилась в ресторане, кто предложил мне помощь в поисках лифта — хозяин отеля.
— Перепугали вас? — улыбнулся он.
Его обаятельная, беззаботная улыбка была таким контрастом к происходящему, что сбивала с толку. Как будто все было не всерьез, а какой-то игрой… Вот сейчас он скажет, кто и зачем придумал эту шутку, и это, в самом деле, окажется смешно…
— Вот идиоты, даже скотч не сняли! — беззлобно сказал он. — Давайте-ка я вас освобожу.
Он осторожно подцепил краешек ленты, которой был заклеен мой рот.
— Не бойтесь, я тихонько.
Он отклеил ее, и несколько секунд смотрел на меня с едва заметной улыбкой. Потом вынул перочинный нож, выщелкнул лезвие:
— Повернитесь.
— Вы объясните, наконец, что происходит? — сердито спросила я.
— Разумеется, — улыбнулся он. — Для этого я и пришел. — И вдруг неожиданно заговорил на чистейшем русском: — Пора уже нам познакомиться. Меня зовут Никита.
— Вы… русский?! — ошеломленно пролепетала я.
Он прошелся по комнате и присел на край стола.
— Да ты садись, расслабься.
Теперь я не видела в нем никого доброжелательства. Я рассмотрела, что глаза у него были холодные, цепкие и с нехорошим прищуром.
— Что все это значит? — глядя на него в упор, спросила я.
Он неторопливо вынул сигарету из пачки, протянул пачку мне:
— Ты куришь?
Потом с той же неторопливостью щелкнул зажигалкой, закурил.
— А значит это вот что, Анюта. Твой Игорек играл, и его прокатили. Рассчитаться предложили папиной фирмой или тобой. Ну, правда, он мог еще застрелиться, например. Тебе понятно, что он выбрал?
— Ты же все врешь! — я засмеялась.
— Да брось! С какой бы стали мне врать? Дима работает на меня, с Игорем он, действительно, был когда-то немножко знаком. А о тебе он ни сном, ни духом сначала, просто собирался выставить Игоря на игру. Но когда увидел его подружку, планы кардинально поменялись. Ты, Анюта, ситуацию так драматически не принимай. Ты даже представить не можешь, сколько девушек сюда попадает по воле дорогих родственничков, продают все и всех. Обычное дело. А Игорька твоего приперли к стенке. Если тебе будет легче, могу сказать: он сначала и не подозревал ни о чем. Артист из него паршивый, он бы долго не продержался. Поэтому Дима «жалел» его, утешал с этим проигрышем, говорил, что поможет все уладить, и порекомендовал уехать пока куда подальше, с глаз долой. Игорек радостно верил каждому Диминому слову. А как же, Дима ведь даже отсрочку для него «выхлопотал» у плохих ребят. И только ночью накануне отлета ему поставили условие: полный расчет утром. А чтоб быстрее соображалось… Ты же знаешь, что Игорь обожает своего младшего братца?
Я и слышала, и не слышала слова, которые говорил этот человек. Передо мной стояли налитые слезами глаза Игоря.
…У меня долго никого не было. Знаю, в труппе удивлялись и судачили за спиной — как при таком количестве поклонников мне удается оставаться одной, даже в глаза называли «наша недотрога», а за глаза, может, чего похлеще говорили. Потом появился Игорь.
Сама не знаю, как он стал для меня не таким, как все другие. Он потом говорил о нашей первой встрече — как принес мне в гримерку цветы, но я этого так и не вспомнила, тогда лицо его затерялось среди многих. Но он все чаще оказывался поблизости — с какими-то незначительными, но нужными именно в этот момент услугами, с огромным букетом цветов после выступления, а то и с какой-нибудь сумасшедшей выходкой, типа оркестра и серенады под окном в день моего рождения.
На выдумки он был неистощим, но больше всего мне нравилась его чуткость. Он умел быть не только ярким, шумным, но и тихим, домашним. Как было приятно, когда далеко за полночь я выходила из варьете, спотыкалась от усталости и думала с тоской, что надо по холоду тащиться до стоянки такси, а сверху сыплется толи снег, толи дождь… И в эту минуту вдруг увидеть неподалеку автомобиль, и Игоря, который выходит из него и молча открывает для меня дверцу. А в салоне тепло, уютно, можно даже поспать… В общем, с ним было хорошо и не скучно…
— Ты не обратила внимания, — снова услышала я этот холодно-насмешливый голос, — мужчины стали в последнее время странно забывчивы, а? То билеты самым дурацким образом дома оставят, то зажигалка очень кстати на столе останется. Хотя билет он не забыл. Помахал тебе ручкой и пошел его сдавать. Чего деньгам пропадать?
— Ты врешь! Про это ты не знаешь!
— Ну, может и не пошел, — не стал он спорить. И мерзкая же у него была ухмылка! — Я предполагаю. А тебе все еще хочется выгородить его? Не хочется верить? — он вынул из заднего кармана книжечку в красной обложке, раскрыл и повернул разворотом ко мне. — Твое? Дима ничего не перепутал?
В этот момент стены вдруг утратили свою незыблемость и поплыли, в глазах стало быстро темнеть. Наверно, на несколько секунд я потеряла сознание, потому что когда в глазах посветлело, я сидела на кровати, а этот, Никита, сидел рядом и то ли обнимал меня за плечи, то ли держал, чтоб не упала.
— Послушай совет — не переживай чересчур. Здесь вполне можно жить. Теперь ты работаешь у меня, а я не зверь, можешь поверить. В моих интересах, чтобы ты была здоровая, сытая и веселая. Жить будешь с другими девушками, познакомишься, найдешь себе подружек. Ну случился в твоей жизни такой крутой поворот — подумаешь! Может, еще вырулишь, про будущее никто же не знает, может ты удачливая по жизни? — он провел пальцем по моей щеке, приподнял подбородок. — К тому же, ты вон какая очаровашка, мужики западают на таких малюток, спасу нет. Ты знаешь, что больших женщин бог создал для работы, а маленьких — для любви? Верь мне и будь умницей. Ты скоро поймешь, кроме меня о тебе здесь никто не позаботится, без меня ты пропадешь. И я уже сказал: мне ведь совсем не интересно, чтоб с тобой что-то случилось. Я заплатил за тебя очень приличные деньги, и, ясен пень, мне, по меньшей мере, хоть их надо вернуть, потому я тебя беречь буду, заботиться. Убедительно я про свои благие намерения изложил? Так что отношения лучше портить не будем, а давай наоборот, будем дружить, ок?
Я сидела и тупо смотрела перед собой. То, что со мной происходило, было так невероятно, немыслимо, невозможно, что я просто не могла воспринять этот бред, он отторгался, как инородное тело. Меня продали?! Как меня можно продать?! Продать можно вещь. И то, если она тебе принадлежит! Но меня?! Я никому не принадлежу!
— Хочешь, познакомимся поближе? — услышала я и с недоумением подняла голову.
Этот человек был из другого мира, и с моим он не мог иметь никаких точек пересечения. Мы находились рядом по странному недоразумению, которое должно обязательно каким-то образом разрешиться. И вдруг я увидела, что он начал расстегивать ремень брюк. Меня будто кипятком ошпарило. Вот мразь! Я медленно подняла глаза, уперлась в него ненавидящим взглядом.
— Пошел вон!.. Стервятник!..
Он рассмеялся и снова вдел конец ремня в шлицы.
— Дурочка!
И вышел. Закусив губу, я некоторое время не отрывала глаз от закрытой двери. Потом обвела взглядом голые стены. На глаза попался кран, и я теперь только почувствовала, что во рту, в горле совсем сухо. Вода потекла вялой струйкой. Я сполоснула пластиковый стаканчик, который стоял на раковине, набрала его полный и выпила. Вода была теплой и противной на вкус.
Потом села на кровать, сплела пальцы на холодной металлической спинке, положила на них голову. Через несколько минут потянуло в сон. Я начала ходить по комнате. Но она была такая маленькая, что скоро стало противно тыркаться от одной стены до другой. И я опять села на краешек кровати…