Темный Джо

Часть первая

Темный Джо

Томи мог быть счастливым человеком, если бы ни платяной шкаф в его комнате. А ведь Томи так радовался, когда они переезжали в этот красивый, весёлый новый дом! Но в одну из ближайших ночей, кое-что случилось — ночью пришёл страх.

Раньше он не знал, что такое — настоящий страх, когда тело цепенеет, мурашки стягивают кожу, а волосы на голове шевелятся, и весь ты как будто спелёнут этим липким, вязким страхом.

Томи лежал ни живой и не мёртвый, онемевший, охваченный жутью… Он не знал, что порождало страх и не помнил, когда и как это прекратилось, может, он внезапно уснул, а может, даже потерял сознание от страха…

Наутро Томи даже не был уверен, что всё случилось не во сне.

День принёс много хорошего, и главное — он познакомился с Эдом. Эд был младше Томи, но весь такой… ну, сразу видно, что очень хороший, и почти весь день они провели вместе. В общем, про ночные страхи Томи забыл.

А через день всё повторилось.

Ужас накатывался мощной волной, и Томи тонул в нём, не в силах и пальцем шевельнуть, чтобы вырваться на поверхность за глотком воздуха. Страх рождался из ощущения, что в комнате кто-то есть. Но лампу он теперь не выключал, и ни разу никого не увидел. Однажды он решился встать и обойти комнату.

Легко сказать — решился. Он лежал, холодея от мысли, что рядом все же есть Нечто. Стоит ему шелохнуться, Нечто обнаружит его, набросится… и Томи просто умрёт от страха. Как хотелось ему пулей помчаться к папе с мамой, впрыгнуть к ним под одеяло. Вот где спокойно и безопасно. Но это можно маленьким. Папа говорит — мужчина должен быть сильным. Это не значит, как Шварценеггер, это мужество, стойкость и присутствие духа в любой ситуации. Быть сильным, значит быть мужчиной. Ну да, он ещё мальчик, но ведь нельзя сказать, мол сегодня я еще ребёнок, и характер у меня детский, а вот с завтрашнего дня начнётся мужской характер.

Томи медленно опустил ноги, сжимая в руке бейсбольную биту — он с вечера положил её рядом. Спрятаться здесь было негде. Разве что в платяном шкафу. Томи посмотрел на него и понял, что скорее умрёт, чем откроет дверцу и заглянет внутрь, он даже не подойдёт к этому проклятому шкафу. Страх волнами катился на него оттуда, из шкафа.

Когда Томи пришёл в себя, он весь был в холодной испарине. Пальцы побелели, и он едва разжал их, но они остались скрюченными, не сразу отходя от страшного напряжения. Жуть куда-то ушла, как уходит вода прилива. Теперь Томи чувствовал лишь опустошающую усталость. Он доплелся до кровати и пока не заснул, не спускал глаз со шкафа.

Днём он решил всё рассказать маме. И сам почувствовал, как глуп и смешон его рассказ. Был ясный день, пели птицы, а он рассказывал про жуть из шкафа.

— Ой, какой ты ещё малыш! — рассмеялась мама. — Ещё веришь в Тёмного Джо, что сидит в шкафу и пугает плохих детей?

— Наверное, мне всё приснилось, — вяло согласился Томи.

Томи не обиделся на маму, он бы сам на её месте не поверил. Только было стыдно и досадно — не сумел рассказать как надо.

Дни стояли солнечные, и Томи мало бывал у себя. До обеда — в школе. А после — с Эдом, с которым сдружился по-настоящему. Но вот погода переменилась, из серой низкой хмари сеялся дождик. Томи решил закончить полусобранную модель самолёта. Он увлечённо склеивал детали, когда руки замерли, окаменев, по спине поползли мурашки. Томи рванулся из-за стола, на пол посыпались детали. Глаза его были прикованы к шкафу — оттуда сквозь щели полз страх. Потом он как будто втянулся назад, исчез…

После этого случая Томи всё рассказал Эду. Ну и что, что Эд младше? Порой Томи завидовал спокойному хладнокровию младшего товарища. Эд был настоящим человеком, настоящим другом.

Начать было трудно, Томи боялся, что Эд не поверит, но он слушал так внимательно и серьёзно, что Томи сделалось легко на душе.

— Позови меня, когда это случится снова, — предложил вдруг Эд.

— Но оно ночью…

— Позови ночью.

— Ладно! — воодушевился Томи. — А как? По телефону — родители услышат.

Друзья стали придумывать способ подачи сигнала и не заметили, что сзади давно идёт какой-то мальчишка.

Ночью ничего не случилось. А вот на следующий день после школы…

Томи шёл один. Мальчишек впереди он видел, но не придал значения, шёл себе и шёл. И вдруг оказался в кольце. Он не испугался, только удивился, и тут услышал:

— Как поживает твой шкаф, Томи?

Он затравленно озирался, видел ухмыляющиеся лица, шевелящиеся губы. Одна только мысль билась отчаянно, как рыбка, выброшенная на берег:"Эд им рассказал!"

Томи нёсся домой и плакал из-за улюлюкающих сзади мальчишек, из-за страха, что преследовал его днём и ночью, из-за предательства…

Он влетел в дом, дверь хлопнула, отсекая его от преследователей, но тут же опять распахнулась, и мальчишки ворвались следом. Толи они увлеклись травлей-погоней, толи что, но Томи оказался с ними лицом к лицу, и рядом никого, кто пришёл бы на помощь.

Он пятился по лестнице, там, наверху была его комната.

— Покажи нам свой шкафик, Томи! Кого ты в нем прячешь?

Тут ему пришло в голову, что в дверях есть замок! Хотя мало приятного самому оказаться запертым в комнате, которую он теперь так не любил. Но есть же окно, подумаешь — второй этаж! Томи стремительно рванул наверх, мальчишки промедлили ровно на столько, чтобы он мог захлопнуть за собой двери. Но он не сделал этого, потому что едва распахнул дверь, с лицо ударил страх. Томи отшатнулся, но в спину сильно толкнули.

Он стоял бледный, растрепанный и огромными глазами глядел на мальчишек. «Ну. Вот. Вы не верили», — мог сказать он, но всё и так было ясно.

Мальчишки входили, ухмыляясь. Томи смотрел на них и думал, что сходит с ума. В шкафу было Нечто, жуть вытекала из шкафа и наполняла комнату, как клубы ядовитого дыма. Они охватывали всех, кто был в комнате, но мальчишки их не чувствовали!

— Ага! — проговорил один. — Вот он, твой шкафик! — И тут ему пришла в голову идея: — Эй, а давайте мы его туда засунем!

Томи дрался отчаянно. Он кусался, царапался, пинался — отбивался так, будто спасал свою жизнь. И тут услышал голос Эда, который легко перекрыл шум и возню.

— Эй, вы, а ну отпустите его!

Подействовали, наверно, не слова, а голос, звенящий, как натянутая стальная нить. Эд стоял в дверях, потом прошел в комнату. Теперь он стоял перед ними, а за спиной его был шкаф.

— Толпой на одного, да? — так же звонко сказал он.

— Труса учить надо, — сказал заводила.

— Сами вы трусы, — толпой на одного.

— Эд, — сипло выдавил Томи. — Отойди. ОНО ТАМ.

— Сейчас? — удивленно посмотрел Эд, прислушался и виновато сказал: — Ничего нет, Томи.

— А мы про что? — хмыкнул мальчишка. — Пусть бы сам поглядел, что никого там нет.

— Ты дурак, Лоренс Трефен, — сказал Эд. — Так нельзя.

— Давай, умник, покажи, как надо. Зайди в этот чертов шкаф и выйди, пусть он посмотрит.

— Нет! — что есть силы закричал Томи и рванулся к другу, но в него вцепилось несколько рук.

— Томи, не бойся, — сказал Эд. — Там и вправду нет ничего. Вот смотри.

Томи показалось, что кто-то сжал ему горло и не мог издать ни звука. Он только глядел остановившимися глазами, как Эд подходит к шкафу. Томи ожидал увидеть нечто невыразимо страшное, на что нельзя смотреть, но увидел обычное — одежду на плечиках, коробки с ботинками. Эд подвигал одежду туда-сюда, чтоб показать:"Никого нет". Потом шагнул в шкаф и закрыл за собой дверцу. Томи громко сглотнул, а мальчишки засмеялись, правда, уже не так гнусно. Страх начал разжимать ледяные когти. «Может, правда, надо было, чтоб мне показали…» — мелькнула мысль. И тут вошла мама.

— Что происходит? — удивлённо спросила она. — Вы что такие взъерошенные?

Мальчишки замялись, но вожак на то и вожак, чтоб не теряться.

— Нам Томи про шкаф рассказал, мы пришли посмотреть.

— Да? — недоверчиво спросила мама. — Ну, хорошо. А теперь по домам.

— Эд, выходи, — позвал Лоренс.

Ни звука, ни шороха.

— Что такое?

— Там Эд, мама, — у Томи нехорошо заныло сердце.

На плечиках висела одежда, стояли коробки с ботинками. Эда не было.

— Вы пошутили? — спросила мама и умолкла. Она тоже увидела горку одежды на дне шкафа.

Полицейские вытащили из шкафа даже полки.

— Вспомните еще раз, что вы заметили, подъезжая к дому? Может, мелькнул мальчишка, а вы значения не придали, — полицейский задавал эти вопросы уже в который раз. Перед ним лежала одежда Эда.

Мама покачала головой.

— Нет, никого не было.

— Да говорю я вам, мы все глаз не спускали со шкафа, когда он туда вошел, — пробормотал Лоренс.

— Эд не выходил, — тихо сказал Томи. — Вы не понимаете? Его забрали.

— Кто?

— Я не знаю.

Эд стоял на склоне, заросшем ромашками. Отсюда ему была видна их улица, и дом Томи, и их дом. Эд рассмеялся — вот забавно! Зайти в шкаф, а выйти из него за городом. Надо поскорее рассказать Томи! И он побежал вниз.

Головки ромашек мягко бились о его ноги.

Если бы вниманием Эда не завладел городок, он наверняка увидел бы странность этих ромашек — серединки у них были не жёлтые, а голубые. И трава под ногами была странной, как зелёная шкура исполинского зверя. А на ели неподалёку висели крупные фиолетовые шишки. Впрочем, он не заметил даже того, что на нём другая одежда.

За мальчиком летела бабочка и думала: «Человек. Забавно, он не слышит меня. Что ж, поболтаем в другой раз, когда научится», — и она опустилась на голубое ромашковое блюдечко.

Часть вторая

ХОРОШО ИМЕТЬ ЗНАКОМОГО ДРАКОНА

Обняв коленки, Эд сидел перед маленьким костром, слегка отгонявшим ночь. Он думал о том, что утратил внезапно и потрясающе просто. Ах, если бы можно было вернуть все с такой же легкостью, с какой мысли возвращали его домой, к папе и маме, к Томи, в день, который казался самым обычным, пока Эд не сделал тот, последний шаг… И в тысячный раз Эда казнили вопросы: «Почему ты не поверил Тому?! Почему его страх не остановил тебя?!» Один только шаг, всего один опрометчивый шаг сделал Эд! Теперь он открыл для себя очень простую истину — за каждый свой шаг и поступок надо отвечать, ведь может случиться, что отменить его или переходить заново будет нельзя, некуда.

Эд так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, когда из ночи кто-то вышел на свет костра и в нерешительности остановился по другую сторону. Кажется, этот кто-то был очень озадачен, что появление его осталось незамеченным, и теперь соображал, как бы поделикатнее объявиться. Ничего не придумав, нежданный гость огорченно вздохнул. От этого вздоха затрепетали языки пламени и, как порывом ветра, взъерошило Эду волосы. Он поднял глаза и отпрянул, упав на локти.

— Ой! — сказал он, ошарашено глядя вверх. — Вы… кто?..

— Я, простите… в некотором роде, дракон… — прозвучал сверху печальный голос. — Простите, что помешал вашим размышлениям, но мне было так одиноко… Нельзя ли остаться у вашего костра? Впрочем, если нельзя, вы непременно скажите, я сразу уйду, — он топтался в нерешительности там, куда свет костра едва-едва доставал.

— Можно, конечно, — слегка заикаясь, проговорил Эд. — Вы располагайтесь как вам удобно, садитесь.

— Можно, правда?! — обрадовался дракон. — Тогда, с вашего позволения, я лучше прилягу!

— Да-да, пожалуйста…

Дракон улегся головой к костру, подперев щеки коротенькими передними лапами. Огромное туловище-гора теперь едва угадывалось в темноте. «Одиноко… Вот если бы я был дома, мне никогда не было бы одиноко», — с горечью подумал Эд.

— Мне бы тоже, будь я дома, — печально вздохнул дракон, едва не затушив костер.

Эд удивленно уставился на него, и дракон испуганно сказал:

— Ой, я подслушал ваши мысли, простите… Теперь вы меня прогоните?

Он выглядел таким расстроенным, что Эд невольно подумал: «Странный какой-то дракон. Неправильный». Хотя, вообще-то, откуда он мог знать, каким должен быть дракон, ведь он никогда в жизни с ними не встречался.

— Вы правы, — тяжелый вздох опять со свистом вырвался из драконьей пасти, — я совсем неправильный, драконы не должны быть такими.

— А какими они должны быть?

— Грозными, страшными, могучими.

— Но вы тоже…

— Грозный? — с надеждой посмотрел на Эда дракон.

— Нет, — не смог солгать Эд. — Но такой… большой.

— А толку-то? Я вечно попадаю впросак, я без спросу лезу в чужие мысли… А главное… я, простите, пою.

«Ну и что?» — едва не спросил Эд, но удержался, догадавшись, что, видимо, для дракона это очень неподходящее занятие, уж очень несчастный у него был вид. Кроме того, Эду не давал покоя другой вопрос:

— А почему вы сказали: «будь я дома»?

— Да потому, что этот мир не мой. Точно так же, как и не ваш.

Эд открыл рот, но столько мыслей толкалось в его голове, столько вопросов просилось на язык, перебивая друг друга, что он не издал ни звука. Впрочем, дракон, в самом деле, каким-то образом умел читать мысли, и спрашивать его не было необходимости.

— Да-да, — подтвердил дракон, — я тоже пришел из другого мира. Только я вижу — вашему переходу предшествовал благородный и смелый поступок. Вы герой, не побоялись вступиться за друга, и даже в этот ужасный шкаф вошли…

— Ой, да это же все не так было! — с горечью возразил Эд. — Я же не знал!..

— Нет-нет, я-то знаю. И я бы гордился. Но у меня… как у всех неудачников… стыд один. Я обиделся. Надо мной смеялись, дружить не хотели. А папа с мамой… любили, конечно… но они были бы счастливее, будь я другим… Да, вы правильно подумали, я еще не взрослый, я драконий ребенок. Ну и вот, я решил уйти от них, раз такой плохой. Я слышал, про одну пещеру говорили, будто она нехорошая, в нее нельзя ходить, и подумал, что в ней-то мне самое место, и вот… оказался здесь.

— А назад вернуться вы не хотели?

— Еще как, — пригорюнившись, сказал дракон. — С тех пор я только и ищу выход. Но все Двери открываются только в одну сторону.

— И что? Нам никогда не вернуться домой? — спросил Эд, чувствуя, как больно сжимается сердце.

— Мне сказали, что помочь может Художник.

— Художник?! А кто это? Где он живет?

— Этого никто не знает, я всюду спрашивал. Говорят только: «Художник — он свободен. Ищи». Вот я и ищу.

— А можно мне с вами? — замирая, спросил Эд.

— Конечно! — обрадовался дракон. — Вдвоем гораздо лучше!

Проснулся Эд в странном гамаке, укрытый чем-то теплым, шелковисто-бархатным на ощупь. Удивленно подняв голову, он понял, что равномерно вздымающаяся гора рядом, это его новый знакомый, а уютный гамак — драконье крыло, в складках которого он устроился. Но когда и как это произошло — Эд не помнил, хоть убей. Теперь ему хотелось как можно скорее выбраться отсюда, он вовсе не был уверен, что дракону понравится использование его крыла в качестве гамака.

Но едва только Эд шевельнулся, дракон вздохнул и открыл глаза. Встретившись со взглядом мальчика, он широко улыбнулся и сказал:

— С добрым утром, Эд!

Теперь Эд мог рассмотреть своего неожиданного знакомого, и его красота удивила Эда. Не смотря на величину, дракон был изящен. Тело его покрывала плотная чешуя, и каждая чешуйка сияла, как зеркальная, и имела неповторимый рисунок, такой бывает на отшлифованных каменных срезах.

А когда дракон раскинул крылья навстречу утреннему солнцу, Эд прямо замер от изумления. Солнечные, трепетные радуги возникли на кончиках крыльев, побежали по ним, скользнули на чешую, заиграли, расходясь то веером, то кругами, и весь дракон сиял так ослепительно, что почти растворился, купаясь в этом сиянии. Потом он сложил крылья, последние сполохи света пробежали по нему, затухая и разгораясь, с каждым разом все слабее.

— Ух ты! Красота какая! — выговорил, наконец, Эд. — Что это было?

— Что? А-а… Это мы так питаемся, набираемся силы от солнца.

— Пи… питаетесь? — переспросил Эд.

— Ага. А дома еще — от земли, от камней. Они дают крепость.

— Здорово! — восхищенно проговорил Эд. — И тебе больше не надо ничего есть?

— Не-а. А чем ты питаешься?

— А, — махнул рукой Эд, — ягоды какие-нибудь найду… Увидишь.

Эда мало беспокоило, что он будет есть — в этом мире он ни разу не почувствовал себя голодным. То и дело попадались ягодные поляны, заросли спелого орешника, яблони, чьи ветки гнулись от тяжести плодов, грушевые деревья.

Этот удивительный, сказочный мир был очень доброжелательным, как и его обитатели — разнообразные маленькие существа, как будто сбежавшие из магазина игрушек. Изумлению Эда не было предела, когда он научился понимать их и узнал, что все они умеют разговаривать. Здесь было еще много забавного и веселого, но Эду нестерпимо хотелось домой. Пусть мир его был не таким добрым, пусть там были обиды, и боль, и несправедливость, но Эд без раздумий променял бы эту сказку на ту, земную, привычную реальность.

И было одно качество у этого мира, которое Эд не считал добрым — он щедро дарил миражи. От них было очень больно, особенно первое время, когда Эд только о доме и думал. Он бродил по мохнатым зеленым лугам, потерянный, растерянный, плакал от отчаяния и страха. И вдруг, подняв голову, видел впереди свой дом, и улицу, и весь городок, вот он, рядом, только перебежать поляну! И Эд летел к нему как на крыльях, не чуя под собой ног, но в какой-то момент отводил глаза — толи под ноги глянет, толи просто моргнет и… все исчезало.

Потом Эд научился говорить себе в таких случаях: «Это только мираж». Шел к нему неторопясь, а сердце все равно колотилось, как сумасшедшее. Нет, ничего доброго не было в этих подарках. После них одиночество становилось только острее. Да, вокруг было полно разных существ, и они были любезные, вежливые, приветливые, но — какие-то не настоящие. И вот теперь у него появился такой удивительный попутчик, и их так много связывало — у них была одинаковая тоска по утраченному дому, отчаянное желание вернуться и оба надеялись на помощь неведомого Художника.

Часть третья

ХУДОЖНИК

Эд порой начинал думать, что Художник — просто легенда, миф, и не существует пути, который привел бы к мифу. Проходил день за днем, им уже счет потерялся. Кого только они не спрашивали о Художнике! Местные обитатели были полны сочувствия и желания помочь, но в итоге лишь озадаченно чесали затылки, виновато разводили лапками и пожимали плечами. И Эд с Дракошей шли дальше.

А с какой радостью и надеждой они начинали свою дорогу! Казалось, Художник где-то близко, вон за тем холмом или рощей, или на берегу озера, что голубеет вдали…

Один шаг Дракоши равнялся двум десяткам шагов Эда. Вначале Эду даже нравилось то быстро идти, то бежать вприпрыжку рядом с драконом, неторопливо переставляющим ноги — отчего земля слегка вздрагивала. Но скоро он запыхался и начал уставать. Тогда Дракоша стеснительно предложил:

— Извини, Эд, может быть, мы немножко полетим?

— Ты умеешь летать?!

— У меня же есть крылья.

Эд попытался представить, как эта тяжеленная гора с легкостью вспорхнет в небо…

— Давай, попробуем, — снова предложил Дракоша. — Забирайся на спину.

Он распустил крыло, и Эд, стараясь не думать о последствиях, шагнул на него. Драконье крыло осторожно поднялось, и Эд съехал на спину дракону, прямо в небольшое углубление у основания шеи. Дракоша обернулся, убедился, что Эд на месте, взмахнул широко развернутыми крыльями, и Эд вдруг понял, что они уже в воздухе. Это было так здорово, что он рассмеялся, а Дракоша издал неподражаемый клич, и вдруг засвистел так, что Эд восхищенно зажмурился и зажал уши ладонями.

Весь тот первый день был беспрерывной надеждой. Когда стемнело, они остановились на ночлег. Дракоша дохнул на большую кучу хвороста, и она жарко вспыхнула. Все было так весело, удивительно, и уснули они уверенные — завтра обязательно найдут Художника. Сколько их потом было — надежд на завтра…

Неожиданные, и оттого странные звуки Дракоша услышал первым.

— Ты слышишь? — спросил он, распластав неподвижно крылья.

— Что?

— Это музыка?

Эд встал на колени и прислушался.

— Скрипка! — удивленно сказал он. И вдруг вскрикнул, указывая рукой: — Там человек!

Дракоша спланировал на холм, на вершине которой Эд увидел человека. Вот уже и смычок, взлетающий над скрипкой можно рассмотреть…

— Здравствуйте, — сказал Эд, глядя на незнакомца во все глаза. — Мы ищем Художника. Может быть, вы знаете, где он живет?

— Знаю, — улыбнулся скрипач. — Я — Художник.

— Но вы же музыкант…

— Так рисовать можно не только кистью. Танцор рисует движением, скульптор — резцом, писатель — словом. А мой инструмент — звуки. И все мы — Художники.

— Но мы ищем того, кто поможет нам вернуться домой, — растерянно проговорил Эд.

— Видите ли… мы случайно оказались в этом мире, — вступил в разговор Дракоша.

— Я знаю. Вижу. — Музыкант пристально посмотрел на него. — Мне кажется, я смогу помочь тебе, дракон. Спой мне про свой мир.

— Спеть? — ошеломленно переспросил Дракоша. — Я не хочу!

— Песню нельзя держать в неволе.

— Я не могу… не хочу… — жалобно пробормотал Дракоша.

— Пой на языке Драконов.

Маленький дракон опустил голову, и в глазах его было такое беспредельное страдание… Но потом что-то произошло. Не стало Дракоши. Эд увидел Дракона, гордого и прекрасного. Зарокотал отдаленный гром, и, поднимая голову в небо, Эд одновременно понял, что это не гром, это Дракон начал свою песню. Музыкант поднял скрипку, смычок коснулся струн… И началось чудо.

Сначала Эд еще слышал звуки странного языка, в музыку которого вплетался и свист, и рокот — им вторила скрипка. А потом будто тень тревоги закрыла солнце и упала на землю. Эд увидел как небо расцвело багровыми сполохами. И все стало другим. Вместо зеленых солнечных полян щетинились камни, острые скалы втыкались в небо, между ними свистел ветер, и где-то грохотали обвалы. Это был суровый мир, но и прекрасный. Он завораживал дикой своей мощью.

Музыкант опустил смычок, и дракон оборвал песню — Эд как будто очнулся, но все еще был потрясен увиденным.

— Смотри, — сказал скрипач дракону, указывая вдаль.

Там, за зелеными холмами, у самого горизонта небо было окрашено алым, и в него впечатывались черные силуэты скал.

— Это небо моей земли! — воскликнул Дракоша.

— Сейчас ты уйдешь, но прежде я должен кое-что сказать тебе. От всех Художников я приветствую тебя, наш маленький брат. Ты — один из нас. Только не запирай свою песню в темницу и увидишь какая сила дана тебе, маленький Художник. Она очень нужна сейчас народу Драконов.

— Там что-то случилось! — сказал дракон. — Я чувствую!

— К сожалению, это так. Трудные времена пришли на твою земле. Так бывает всегда, когда народ начинает пренебрегать своими Художниками. А уж если они уходят в чужие миры, жди потрясений и тяжелых испытаний. Иди, дракон, ты им нужен. Не бойся петь свои песни. Они будут смягчать сердца жестоких, в робких вселять отвагу, укреплять слабых. Лети!

— Но я не могу! — с отчаянием проговорил дракон. — Я не могу оставить друга! Мы должны найти его Художника!

— Не беспокойся, — улыбнулся скрипач, — о твоем друге я позабочусь. А ты сочинишь о нем песню, песню об отважном сердце и верной дружбе. Ее будут петь все.

— Драконы будут петь мою песню?!

— И не только драконы.

Дракоша повернулся к Эду.

— Я должен идти, — печально проговорил он.

— Конечно. Я никогда тебя не забуду. Вот, возьми, — Эд раскрыл ладонь — на ней лежало круглое выпуклое стеклышко. — Это подарил мне Томи, значит подарок и от него тоже.

— Спасибо, — растроганно сказал дракон. — А я могу дать только это, — он встряхнулся, и в землю у ног Эда воткнулись две чешуйки из драконьего панциря, а Дракоша смущенно сказал: — Вообще-то, это чаще достается нашим врагам.

— Ух ты! — Эд в восторге рассматривал подарок, чешуя дракона более всего походила на стрелы с грозными, зазубренными остриями.

Ветер, поднятый огромными крыльями, ударил ему в лицо, взъерошил волосы.

— Прощай, Эд! — услышал он сверху. — Прощайте, Художник! Спасибо вам!

— Со мной не прощайся, маленький брат, — запрокинув голову в небо, сказал скрипач. — Ведь мы одна семья.

Эд смотрел вслед дракону так долго, что глаза наполнились слезами.

— Не печалься, — скрипач положил руку ему на плечо. — Скоро он станет настоящим Художником, и для него исчезнут расстояния и границы. Художник рисует новые миры и легко путешествует по тем, что уже существуют. Возможно, вы еще встретитесь.

Скрипач тихонько вздохнул, потому что подумал: «Хотя… тому, за кем идут, опаснее всего — ведь он впереди. Знаменосцев берут на прицел одними из первых».

— К сожалению, я не могу открыть Двери в твой мир, Эд, — сказал музыкант. — Но я знаю, кто сможет, я отправлю тебя к нему.

Он опять поднял скрипку и взмахнул смычком. Теперь полилась другая мелодия, легкая и крылатая. От первых же звуков Эда охватило то чувство, которое он испытал в первом полете с Дракошей. Тот же восторг наполнил его воздушной легкостью, и Эду показалось, что волны волшебной музыки подняли его под облака. Когда музыка смолкла, выпустив Эда из чарующего плена, он увидел, что скрипача нет, и появился совсем другой человек. Не то чтобы совсем другой — он был тоже высоким и стройным, как скрипач, и длинные волосы так же лежали на плечах. Еще глаза были точь-в-точь такими же — будто прямо в сердце смотрели.

— Здравствуй, Эд, — сказал незнакомец. — Можешь ничего не рассказывать, я все знаю. Мой брат не ошибся, прислав тебя ко мне. — «Брат! Ну конечно, они похожи, как братья!» — подумал Эд и услышал: — Ты готов вернуться в свой мир?

Эд только и смог поспешно кивнуть головой. Человек подвел Эда к большому холсту, стоявшему на мольберте, протянул палитру и кисть:

— Нарисуй свой мир.

И тут Эд испугался. Это Дракоша сумел так спеть о своем доме, что он даже перед Эдом ракрылся. Но ведь для этого нужен талант, и сам скрипач назвал Дракошу братом. А что может он, Эд?

— Я не умею, — испуганно пролепетал он, — у меня не получится…

— Ты ведь еще не пытался, — по-доброму улыбнулся Художник. — Не бойся.

И Эд взял протянутую ему кисть, прикоснулся к белому полю холста. Рука Художника легла поверх его руки. Эд вел линии, наносил мазки, покрывая холст красками, почти не видя его — перед глазами вставали мама и папа, Томи, полка с любимыми книжками, его стол в классе…

— А ну-ка, взгляни, — услышал он голос Художника и отступил от холста, окидывая его взглядом.

И тут контуры холста стали расплываться, изображение на нем приобрело реальную глубину, а нарисованная улица опустилась вниз и легла прямо под ноги Эду. Теперь он стоял не на траве, а на пешеходной дорожке, выложенной серой плиткой.

— Иди, — к спине прикоснулась теплая ладонь.

Эд обернулся, но сзади никого не было, только те же знакомые дома, полисадники, улица.

— Эд!!! — услышал он и увидел, что к нему летит Томи на своем красном велосипеде. Спицы в колесах слились в два сияющих диска.

— Эд!!! — не переставал кричать Томи.

И Эд рассмеялся радостно, побежал навстречу другу, поверив окончательно: он вернулся, он — дома!

Иллюстрации художницы Т. Чижковой