История первая
Гонец нашел меня в лабораториях Университета, где Гай Листерид намеревался на уроке химии провести с учениками практическое занятие, и пригласил меня наблюдателем. Вам, конечно, ни хуже меня известно, какой осторожности требуют опыты по трансмутации металлов. Истинные знания — это, само собой, необходимая компонента, но столь же надобны навыки практической работы, интуитивность, достигаемая лишь долгим опытом. Ведь знания уступают свое первостепенство, когда трудно уловимый оттенок кипящего состава или его запах, или неприметное изменение скорости течения реакции подскажут дальнейшие действия, и, может статься, безотлагательные — очень немного надо, чтобы процесс трансмутации вырвался из власти неумелого и слишком самонадеянного и наделал бед. А как можно научить этой чуткости? Слова тут бессильны. Да не всегда можно рассказать словами об тонкостях дела. Даже сам учитель Листерид еще не рискует в полной мере надеяться на себя, вот и приглашает меня наблюдателем.
Мне нравится бывать на школьных занятиях, нравится смотреть на лица учеников. На них появляется выражение, близкое к священнодействию. С каким благоговейным трепетом они берут компоненты мерной ложечкой или серебряным зажимом, тщательно взвешивают на чашках весов, коротким фарфоровым пестиком растирают в мисках, а затем перемешивают с трогательной осторожностью… Разумеется, они знают результат, к которому приведут все эти действия, но каким восторгом совершенного открытия засветятся их глаза, когда результат ляжет перед ними в виде крохотного золотого или серебряного слитка. В такие минуты у меня возникает сожаление, что я не посвятила свою жизнь благородному и благодарному труду учителя…
Сторож, которого мы оставили перед дверью лаборатории, воспрепятствовал посланцу войти к нам — для того он и был поставлен со строжайшим наказом никого не пускать. Любой громкий звук мог неправильно осадить раствор, а даже самое малое движение воздуха создать дополнительную тягу в миниатюрных тиглях и — свести на нет все усилия учеников. Надобно сказать, что это мог бы быть еще самый малый вред из вероятных.
Узнав о важности поручения, с которым явился гонец, сторож подал условленный знак — короткий и негромкий стук ладонью. Я вышла к ним, когда нашла это возможным — им пришлось подождать несколько минут, и гонец с почтительным поклоном вручил мне послание. Ему не было необходимости объявлять, от кого он явился — красный сургуч запечатывал концы шнурка, обвязывающего свиток, и на сургуче я увидела императорскую печать.
Я развернула тонкий металлический лист и в письменах, нанесенных на его белой матовой поверхности, напоминающей не облитый фарфор, узнала руку самого Императора — он сообщал о своем желании видеть меня по возможности скорее.
Жестом я отпустила посланца и вернулась в лабораторию. Лишь убедившись, что все ученики благополучно завершают опыт, и в тиглях уже пузырится конечный продукт, я с немалым сожалением оставила их.
Я сняла большой кожаный передник, тщательно вымыла лицо и руки в чаше с проточной водой. Чаша имела форму большой раковины, а вода постоянно подавалась в нее через отверстия внизу. Эти струи упруго били снизу, слегка вспучивая поверхность.
Я придирчиво оглядела себя в большом овальном зеркале и сочла, что в таком виде вполне достойно явиться к Императору.
Не знаю, ты, читающий эти строки, принадлежишь ли к моему народу, но даже если ты чужеземец, все же не мог не слышать о Городе Золотых Врат. А уж если довелось бывать в этом сердце Атлантиды, уж верно ты никогда не забудешь чудо-город у моря, что раскинулся по склонам большого холма. Или, скорее, это даже не холм, а пологая, живописная гора со сглаженной вершиной. А лежит мой великолепный город на просторных рукотворных террасах, которые обнимают гору четырьмя концентрическими плоскими кольцами.
Я так люблю мой город, что не могу отказать себе в удовольствии приостановиться хоть на минуточку, полюбоваться им, как бы ни торопили меня дела. Вот и теперь я не устояла перед искушением усладить свой взгляд созерцанием настоящего чуда, коим безусловно и был Город Золотых Врат.
Надобно сказать, что Университет, который я только что покинула, как и все прочие общественные и государственные учреждения, располагается на второй террасе от вершины. Ах, да если ты был гостем имперской столицы хоть единожды, то, как всякий иностранец, поселялся во дворце, выстроенном именно для чужестранцев. А гостевой дворец вот он, от меня по правую руку. И я вижу там, в тенистых аллеях людей в причудливых одеждах.
Так коль был ты принят в покоях гостевого дворца, то никак не мог не заметить по соседству величественное здание Университета. К тому же, оно примечательно круглой башней, что возвышается в его западной части и привлекает всеобщее внимание. Тебе наверняка объяснили, что в ней располагается университетская обсерватория. Впрочем, башнями-обсерваториями оснащено почти каждое здание в Городе Золотых Врат, но в университете она особенно высока и просторна — она ведь предназначена не только для наблюдений за небесными телами, но и для занятий с учениками.
Таким образом, сейчас выше меня находилась лишь одна терраса — обширную плоская вершина холма, на которой высился блистательный императорский дворец. Я не могла видеть здания дворцового комплекса за изобильной зеленью дворцового сада, зато я слышала радостный шум вод. Гости столицы не сразу верили, что чистый поток, стремящийся через сад, не рождается здесь же, из природный источников. Вода эта идет к столице по водопроводу с далеких гор, от ледников и вечных снегов и наполняет многочисленные дворцовые фонтаны, каскадами низвергается в канал, кольцом окружавший всю территорию дворца. Эта голубая граница отделяет дворец от города, расположенного на нижних террасах. В свою очередь, каждую следующую террасу окружает собственный кольцевой канал. Они делят город на концентрические пояса и доставляют воду горожанам для разнообразных нужд.
Окинув взглядом цветущие сады внизу и виднеющиеся в их зелени прекрасные виллы, изукрашенные фантазией талантливых зодчих, я повернулась и пошла по неширокой улице, выложенной зелеными и голубыми керамическими плитами.
У входа в главное здание дворцового комплекса меня встретил придворный.
— Император ждет вас, прекрасная Лолия, да прольется в века свет вашей мудрости, — проговорил он, склоняясь в глубоком поклоне.
— Проводи меня к Солнцеликому.
Император пребывал в своей любимой комнате, расположенной на самом верхнем уровне здания. Выше была только центральная башня с остроконечным куполом. Как раз под этой башней комната и располагалась (из нее наверх вела винтовая лестница), и служила Императору малой дворцовой обсерваторией. Но Император любил работать в ней в любое время, даже если не вел никаких астрономических или астрологических наблюдений. Когда какое-то дело требовало глубоких размышлений и особой предусмотрительности в принятии решения, Императора почти наверняка можно было найти именно здесь.
Комната отличалась от прочих помещений дворца. Как я уже сказала, прямо над нею находился купол, увенчанный четырехгранным шпилем. Шпиль притягивал из эфира магнетизм особого, благотворящего вида, а сам купол башни как бы накапливал его, не допускал вновь рассеяться в пространстве. Одновременно внутренняя поверхность купола — вогнутая линза свода — служила подобием отражающего экрана. И получалось, что вниз, в пространство комнаты-обсерватории постоянно излучался широкий луч целительного эфира. Благотворное воздействие его ощущалось очень явно. Здесь разум приобретал особую ясность и остроту, быстро проходила усталость или, к примеру, раздражение, и к человеку возвращалось доброе расположение духа.
Однако на этот раз, едва придворный растворил передо мной дверь, одного взгляда на моего властелина мне было довольно, чтобы увидеть — он чем-то глубоко опечален.
Император поднял голову, порывисто встал и пошел мне навстречу.
— Как же долго ты шла! — жестом он отпустил моего проводника.
— Я прошу прощения у Солнцеликого, но моё присутствие было необходимо в классе Гая Листерида.
— Лолия, сегодня ночью Иерархи сообщили мне… нет, я не хочу говорить тебе, что именно они мне поведали. Я желаю, чтобы ты перепроверила это сообщение. Оно настолько серьезно, что я… я должен быть абсолютно уверен, что принял его неискаженным. Когда ты сможешь?
Никогда я не слышала в голосе Императора такого нетерпения и… нет, мне показалось, — мольба не могла звучать в его властном голосе!
Я хотела бы ответить «Сейчас же, немедленно», но…
— Сегодня это будет возможно лишь после захода солнца, мой Император, — чувствуя себя виноватой, сказала я. — Теперь же еще только утро.
— После захода… — потеряно повторил он, затем кивнул и взглянул на меня. — В таком случае, останься со мной до конца дня, не оставляй наедине с моими мыслями, заставь думать лишь о тебе. Где ты была, Лолия? Почему не шла так долго?
— Гаю Листериду нужна была моя помощь, — снова повторила я, уверенная теперь, что в первый раз он не услышал ни одного моего слова.
— Мне тоже. Мне тоже нужна твоя помощь, но ты предпочла Листерида своему императору, своевольная Лолия?!
Кажется, он хотел улыбнуться, но губы сложились в горькую гримасу. Как будто пряча лицо, он шагнул ко мне и быстро обнял, крепко прижал к себе.
— Что случилось? — помедлив, тихо спросила я.
— Ничего. Сейчас — ничего. Кроме одного только — я соскучился по тебе, моя Лолия.
— Мы виделись вчера.
— Разве? Я не видел тебя целую вечность.
Он чуть ослабил свои объятия, но не разомкнул их, и я могла только немного отстраниться, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Если бы ты знала, как хочу я, чтобы ты была со мной всегда, рядом! Чтобы я мог увидеть тебя в любую минуту! И когда народ Атлантиды чествует меня, называя солнцеподобным — мне не нужно столько почестей одному. Как был бы я счастлив разделить их с тобой.
— Мой император… возлюбленный мой… ты знаешь, какую плату возьмут Иерархи… Моя связь с сокровенной Иерархией ослабнет, а то и совсем порвется. Но ведь я нужна тебе такая как сейчас — советчица и помощница.
— Ты нужна мне всякая. И советчицей, и помощницей ты останешься всегда.
— Нет… Если Иерархи прервут связь, много ли тебе будет пользы от слепого и глухого поводыря?
— Порой ко мне невольно приходят мысли, что и ты сама на их стороне. Уже на протяжении немалого количества лет в высших школах ищут тех, кто мог бы стать твоим учеником и заменить со временем. Я приказал отсылать к тебе всякого, кто хоть сколько-нибудь незауряден в управлении психическими силами, лечении магнетизмом или с легкостью овладевает сокровенными знаниями. Согласись, велика была бы их череда, встань они сейчас здесь все. Неужели ни одна из девушек не прошла твоего испытания, Лолия? Или требования твои слишком высоки? Ведь ни одной из них ты даже не попыталась передать свои таланты.
Мне осталось только грустно улыбнуться на эти упреки.
— Мой император заподозрил меня в ревности? Ты решил, что я боюсь утратить должность Первого Медиума? А что стал бы ты думать, узнай ненароком, что ни одну из присланных ко мне я даже не допустила до испытаний?
— Вот как? — Я видела, император был неприятно удивлен. — И что стало тому причиной? Неужели все они были так бездарны?
— Причина единственная — я не получила одобрения Иерархов. Они не приняли ни одну, хотя приходили очень способные девушки. Я спрашивала о каждой. И вынуждена была всех передать в классы, где совершенствуют и развивают их природные способности, посвящают в знания о сокровенных особенностях растений, металлов, камней и стихий. Я слышала, некоторые из девушек чрезвычайно преуспели в целительстве. А у нескольких открылся совершенно редкий и удивительный дар: минуя науки, они успешно постигают тайные силы природы одним лишь наитием. Да они все талантливы.
— И тем не менее, Иерархи никого из них не хотят вместо тебя! Если бы Им были присущи человеческие слабости, я сказал бы, что это не более чем каприз. Несчетное число раз я просил Их открыть мне — в чем же смысл того испытания, на которое Они обрекли тебя и меня! И ни разу не получил ответа! Но может быть, осознавая причину, нам было бы легче принять эту необходимость и соблюдать ее. Может быть, она известна тебе?!
Я покачала головой и, помедлив, проговорила:
— Возлюбленный мой, Иерархи никогда не благословят наш союз, ты знаешь это так же хорошо, как я. И я давно перестала спрашивать — зачем это нужно Им. Я лишь всякий раз благодарю Их за то, что они оставили нам возможность, оставаясь порознь, быть все-таки вместе.
Да, Сокровенные никак не проявляли своего неудовольствия тем, что мы встречались, немало времени проводили вместе и дарили друг другу свою любовь. Они требовали только одно: никогда Император не объявит меня своей женой, и никогда венец Императрицы Атлантов не ляжет на мою голову. Мы не вместе. Мы только рядом. И каждый принадлежит своей собственной судьбе.
— Премудрая Лолия… сколь разумна ты… за нас двоих…
— Ты разумен не менее. Только позволил себе притвориться на короткое время, будто забыл об этом. Возможно, мы оба решились бы поступить вопреки повелению Сокровенных властителей, заведомо согласные оплатить это своеволие более тяжелой судьбой и грядущими страданиями. Если бы только мы были… не мы. Судьба Императора тесно сплетена с судьбой Атлантиды. А я… мои несчастья тоже не усидят в четырех стенах моего дома…
— Судьба Атлантиды…
— Да, возлюбленный мой, ты всегда знаешь и помнишь, что прежде меня стоит твой долг великого сына толтеков.
На губы его легла горькая усмешка. Я поднялась на цыпочки и легонько прикоснулась к ней своими губами, стирая эту горечь. И верно, когда я опять отстранилась, вместо усмешки была тихая печальная улыбка.
— Я соскучился по тебе, я ждал тебя весь день.
— Еще только утро, мой Император…
— Оно растянулось в вечность. Не прекословь мне сегодня.
— Слушаю и повинуюсь.
— Лукавая, если б всегда ты была столь покорна!
— Мой император, рабыня и женщина — не одно и то же. А уразумел ли мой Император, что я опрометчиво поторопилась на его зов прямо из класса Листерида? Уж наверняка я так не поступила бы, знай загодя, что накормить меня здесь никто не собирается.
И как будто в ответ на эти мои ехидные слова, раздался стук в двери, и придворный сообщил, что завтрак подан.
— Я не хотел завтракать без тебя, злоязыкая Лолия, и голоден ничуть не меньше. Прошу, — он церемонно поклонился, приглашая следовать за придворным. — Блюда из райских птиц не обещаю, но кусок хлеба и бокал лаитийского легкого вина сыщется и для гостьи.
О, Сокровенные, вам ли не ведомо, как люблю я этого мужчину, и улыбку, и всякий жест, и голос его и молчание! Как люблю я быть слабой и покорной ему, моему императору, моему возлюбленному. С какой готовностью я расстаюсь со своей премудростью. И даже ему, лучшему из мужей, возлюбленному моему, я не скажу, как тягостна мне ноша быть особенной, «приближенной» к вам, Иерархам. Не я взвалила на себя эту тягость, а от рождения «одарена» ею по ваше прихоти, Сокровенные. Одарена мудростью? О, нет! Лишь быть Вашими устами, слышать яснее других, и говорить атлантам Вашу волю. Я не знаю, кто вы? Может быть, души наших умерших, кому теперь открыта Книга Времен. Вы читаете в ней прошлое и будущее, и что сочтете нужным, сообщаете Первому императорскому Медиуму. И вот уже я — премудрая Лолия, и Император не принимает решения, не спросив прежде, что думает по тому или иному поводу его Первый Медиум.
Как легко, как радостно было бы мне отдать эту мудрость за маленькое счастье простой женщины, за очаг, который я разжигала бы для моего мужа и для детей, рожденных ему, и готовила бы для них пищу… И была бы не так сильна духом, но нуждалась бы ежечасно в опоре, в возлюбленном моем и супруге. И была бы немножко глупа, чтоб говорить ему с восторгом и любовью: «Как ты умен, муж мой! Ах, что бы мы делали без тебя?!»
И как я счастлива в минуты, когда он возлежит рядом, утомленный любовной истомой! Я смотрю в его прекрасное лицо, любуюсь совершенством сильного тела, пальцы мои тонут в упругих волнах длинных, золотистых волос… И я позволяю себе стать слабой и мурлыкать ему смешные глупости, и смех его отзывается радостным эхом в сердце моем.
Коротки эти минуты, и тем более бесценны и желанны… В мечтах своих я всем сердцем тянусь к маленькому и тихому счастью, но хороню те мечтания глубоко-глубоко в себе, не открывая до конца даже возлюбленному моему, ведь у меня есть долг, моя тяжкая ноша, мои вериги, к которым я прикована навеки. Я нужна ему именно такая. И даже себе самой я не задаю вопроса: какая из двух Лолий нужна ему больше? Я боюсь этого вопроса. Я боюсь ответа. Ведь он — Император, и у него своя ноша.
— С чем пришла ты, Лолия? Иерархи говорили с тобой прошлой ночью?
— Да, мой Император.
— Так скажи, что я неверно истолковал открытое мне Сокровенными!
— Боюсь, мне нечем развеять твою тревогу. Сокровенные посчитали, что пришло время поднять перед тобой завесу времен и показать будущее империи.
— Ты видела его тоже? Неужели правда, что у Атлантиды впереди только бедствия и погибельные катастрофы?!
— Я так же была потрясена ужасными видениями. Когда они прошли перед моим внутренним взором, я подумала, что легче было бы умереть раньше, чем это открылось мне. За окном разгорался рассвет, Город Золотых Врат лежал передо мой в ауре невыразимого покоя и благополучия. Он был прекрасен. А душа моя стонала от погребального плача по нему… Увы, мой Император, Сокровенные не ошибаются. Все проходит путь от рождения до заката. Империи тоже. Золотой век Атлантиды миновал свой зенит и теперь движется к закату. И нового расцвета уж не будет — Солнце не всходит дважды в один день.
— Но если суждено умирание… Смерть ведь бывает разной. То она сходит, как тихий, благословенный сон, а то подобна долгой и мучительной агонии. И мы с тобой видели, что именно такая жестокая смерть грозит Атлантиде. Скажи, Лолия, можно ли хоть в этом что-то переменить?..
— Не знаю… Это трудно… или невозможно. Ведь причина грядущих бед — остуда, что входит в сердца атлантов. Прошли времена, когда атланты знали одного бога — Солнце. Убывает в душах людей Солнца — входит холод и помрачение. Из помрачения рождаются другие боги. Эти новые идолы, в свою очередь, все больше теснят истинного Бога.
— Новые боги? О чем говоришь ты, Лолия? У нас один Бог Солнце, чью волю и закон доводят до людей Сокровенные.
— Хочешь услышать имена новых богов? Изволь. Роскошь, Сластолюбие, Власть… Хотя в наших храмах по-прежнему одно только изображение — золотой солнечный диск, но за стенами солнечных храмов уже стоят скульптуры, возводимые гражданами в собственную славу.
— Я могу своей властью запретить их и уничтожить существующие!
— Мой Император, болезнь вкралась в души людей, и указами их не излечишь. Как заставить атлантов отвернуться от того, что кажется им столь привлекательным? Катастрофа грядет, ее не избежать. К счастью, ни ты, ни я и никто из ныне живущих не доживет до гибели Атлантиды, но все же, нам доведется увидеть немало признаков ее приближения. Те же статуи и скульптуры — сейчас атланты создают свои изображения из дерева и робко ставят их поближе к стенам храмов, желая обресть покровительство Солнца. Но Иерархи показали мне, как через короткое время статуи будут высекать из изверженной лавы, из белого мрамора гор и из черного подземного камня, а также лить из серебра и золота. Их будут помещать в обширные ниши, вырубленные прямо в стенах храмов. Люди начнут поклоняться сами себе и заведут целый штат священников, чтобы служить этому культу и заботиться об их алтарях.
— Я не могу поверить, что нравы атлантов так переменятся!
— Можешь, Император. Ты можешь поверить. Другое дело — не хочешь верить, что такое возможно. А нравы… нет дна у той пропасти, в которую может пасть душа человека.
— Перескажи мне все, что тебе открылось. Мои видения были смутны, ибо смутилась моя душа неверием и сомнениям. Теперь расскажи мне все. Я слушаю тебя, моя Лолия.
Я говорила, ничего не смягчая и не утаивая — Император обязан был знать все.
— …Сама природа восстанет против атлантов, когда сокровенные силы, дарованные Светлыми Иерархами, они начнут применять, не считаясь с законами, легкомысленно пренебрегая советами и указаниями Сокровенных. Вследствие этого порвется связь с вышней Иерархией. И тогда сокровенные знания, применяемые безо всякого контроля, будут все более отклоняться в сторону, противоположную целям эволюции. И как неизбежный результат, из силы созидающей начнут трансформироваться в силу разрушительную — в черную магию и колдовство. Звериные инстинкты будут все больше брать верх над разумом, пока не завладеют человеком безраздельно. На новоявленные алтари будут приносить жертвы, словно богам. Когда Город Золотых Врат сделается адом по своей жестокости, первая катастрофа потрясет наш континент. Она придет с океана, и атланты познают его сокрушительную ярость. Земля атлантов расколется надвое, а Город Золотых Врат опустится на дно морской пучины.
— Истинное наказание бога Солнца… Едва ли можно найти место, еще более лишенное Его животворящего света и тепла. Столица Империи, город Солнца будет обречен веками стоять, укрытый горькими, как слезы, водами океана — но как холодны, как мертвы будут эти прекрасные здания…
— Атланты будут наказаны жестоко… Но, как ни странно, — жестокость послужит во благо. Пережившие ужасную катастрофу вдруг образумятся. В своих горестях они вновь обратятся к богу Солнцу, вознесут мольбы ему и Сокровенным. Страх заставит воздерживаться от занятий черной магией. Светлая Династия Императора укрепится под водительством Иерархов, и все же… всё будет поздно. Прежнего блеска толтеки уже никогда не смогут достигнуть. А потом пройдет время, и память атлантов ослабеет, улягутся страхи, жизнь опять станет благополучна, и они забудут осторожность. Новая Атлантида гораздо скорее пройдет нисходящий путь прежней и повторит ее судьбу. Черная магия снова начнет прорастать, и ее ядовитое древо достигнет такого расцвета, что вновь начнет угрожать закону гармонии, — это неизбежно приведет к новой катастрофе. Теперь она уподобится ножу эскулапа — больная Атлантида будет отсечена от прочего мира, дабы мир очистился и исцелился. Империя атлантов погрузится в море, и оттого возникнет волна чрезвычайной величины и мощи. Она хлынет на берега так, что океан покроет всю сушу. Лишь редкие вершины не уйдут под воду. И пройдет немало времени, прежде чем океан начнет отступать. Даже через тысячелетия история страшного затопления останется в памяти людей.
— Неужели это будет единственная память, которую мы оставим о себе? — с горечью проговорил Император.
— Иерархи говорят, что достижения атлантов не должны сгинуть в океанских пучинах. Их надо спасти, и вот для этого время уже пришло. Ты, мой Император, призван положить начало миссии спасения. Способ один — унести знания из обреченных на гибель земель, посеять в иных странах и умах, где они прорастут и дадут плоды. При тебе начнется исход атлантов в иные земли. Переселенцами станут люди, соблюдающие чистую и возвышенную жизнь, кто до конца проживет под знаком великой ответственности. Ты сам лично изберешь каждого и дашь им в руководители духовных вождей. Они будут покидать свои дома тайно, под прикрытием ночи, и нести в будущее открытия и знания атлантов, и готовить места обитания для тех, кто еще последует за ними. Твое начинание будет продолжено. До самого последнего дня Атлантиды ею будут править императоры из светлой династии. И рядом с ним всегда будут люди, следующие Закону Блага. Их будет малая горстка, но они до конца сохранят связь с Иерархами, им по-прежнему дано будет предвидеть бедствия. Они станут центром пророческих предупреждений, и будут руководить эмиграциями, спасая верные избранные племена и граждан Атлантиды, кто не поддался общему безумию, и составляет самую большую ценность для будущего.
— Сколько у нас времени, Лолия?
— Для тебя это не имеет большого значения. Ты начнешь свое дело как можно скорее, и вложишь в него все свои усилия и старания. Так, как если бы сроку оставалось совсем немного. Нужно уже теперь отбирать из юных и обучать их с особым пристрастием, требовать от них особого прилежания, ибо они станут хранителями, сокровищницей наших открытий в математике, астрономии, ботанике, химии и других областях знания. Им нужно передать все достижения атлантов в медицине и в способах лечения магнетизмом. Они понесут закон мира и осуществят контроль над психическими силами.
Я не утаила от своего Императора ничего, что касалось его народа, его Атлантиды, но не открыла ему того откровения, которое касалось меня. Иерархи сообщили, что уже несколько часов я ношу в себе новую жизнь, и явили мне свою волю. Я воспротивилась ей, тогда они открыли, чем грозит мне непослушание. Нет, Сокровенные не были ни злыми, ни жестокими. Они были справедливы и бесстрастны. Они не мстили мне за непокорность, они предложили выбор, и я сделала его. Я знала, что рождение нашего сына — это будет самое лучшее, чем я могу помочь моему возлюбленному на его трудном пути. Сын Императора приимет дело отца, понесет дальше его добродетели и продолжит Светлую Династию. Только мне того увидеть не доведется. С того дня, как я приняла решение и пошла против воли Иерархов, моей жизни оставалось только девять месяцев. Это было не наказание, это была плата за девять месяцев моего женского счастья.