претензии и обвинения
Ал да Ланга отправился на палубу, чтобы смыть с себя грязь и пот, и Гретхен с облегчением перевела дух. Она взяла со стола кувшин с водой и наполнила два высоких стакана. Еще утром она растворила в воде крупицу белого вещества, надежно выручавшего ее столько дней. Но руки Гретхен вдруг замерли. Нельзя, чтоб да Ланга выпил это! Внезапно возникшая мужская несостоятельность покажется ему более чем подозрительной. Он начнет искать причину столь внезапного охлаждения его страсти. Если только он заподозрит, что за отсутствие влечения к пленнице он должен поблагодарить ее саму… Если только он заподозрит, что она успела что-то сделать с питьем… А он заподозрит, с его-то умом и проницательностью. Он будет недоумевать, сомневаться, но, тем не менее — подозревать. А проверить свои сомнения не составит для него никакого труда. Достаточно всего один день есть и пить отдельно от Гретхен, и он убедится, что желание обладать ею никуда не делось. Тогда он больше не возьмет в рот ни единой крошки, к которой могла прикоснуться Гретхен. Для нее это будет катастрофой.
Гретхен с досадой ударила кулаком по столу:
— Черт! Черт, черт! — ругательство, слетевшее с ее губ, было так не свойственно для Гретхен, но отчаяние требовало выхода, а не соблюдения приличных манер. Она стояла и кусала губы. Впрочем, уже в следующую минуту Гретхен рассердилась на себя за эту слабость: у нее и так слишком мало времени для того, чтобы или найти выход из трудной ситуации, или смириться с безвыходностью и сдаться на милость победителя. Она взяла кувшин и выплеснула воду в открытый иллюминатор. Тем же путем отправилось содержимое только что наполненных стаканов. На дно пустого кувшина Гретхен вытряхнула крупицу снадобья.
Едва она завершила эти манипуляции, как услышала быстрое шлепанье босых ног по ступенькам трапа, затем уверенные шаги. «Гелла, помоги мне», — успела взмолиться Гретхен.
Он вошел, обнаженный по пояс, еще с капельками воды на плечах. Гретхен невольно усмехнулась про себя — еще год назад она в одно мгновение сделалась бы пунцовой от стыда, и в голове билась бы одна-единственная мысль: куда бежать от зрелища обнаженного мужского торса. Сейчас же Гретхен лишь подняла бровь, что придало ее взгляду ироничную заинтересованность и капельку высокомерия.
У Ала да Ланга было сильное, подтянутое тело. При его росте — более чем на голову выше Гретхен — да Ланга не был худым. Платье не скрывало теперь широкого разворота плеч и того, как под загорелой чистой кожей бугрятся мускулы.
Перехватывая инициативу, она показала ему пустой кувшин и спокойно сказала:
— Я захотела пить, но здесь не осталось ни капли. Не прикажете ли принести?
Да Ланга помедлил, потом взял из ее рук кувшин и молча вышел.
Расчет или, скорее, отчаянная надежда, оправдались. Пламя любовной лихорадки, охватившее да Ланга, пробудило в нем жажду. Но нетерпеливое желание вернуться к Гретхен не позволило ему задержаться на камбузе ни одной лишней минуты, и он сделал несколько глотков из кувшина на обратном пути. В результате, уже входя в свою каюту, он почувствовал, что пламя угасает. Теперь он не желал больше эту женщину так страстно, как несколько минут назад. Испытующий взгляд Гретхен сообщил ей об этом, и в душе она вознесла горячую благодарность богине Гелле. Да, риск попасть под подозрение капитана всё же оставался, но он стал минимальным — ведь Гретхен не имела никакого отношения к напитку, кувшин наполнили на глазах Ала. Могла ли она подсыпать что-то в пустой графин? Ну, уж такая подозрительность похожа на маниакальность!
Да Ланга поставил графин на стол и повернулся к Гретхен:
— Не изволите ли еще чего-нибудь? — саркастически спросил он.
— Отчего вы говорите со мной таким тоном? — подняв подбородок, холодно проговорила Гретхен. — Вы считаете, я попросила вас о чем-то сверхъестественном?
— О, нет! Вы всего лишь были обдуманно последовательны в своих просьбах.
Он крепко сжал локти Гретхен, притянул ее к себе так, что она вынуждена была откинуть назад голову, чтобы не уткнуться ему в грудь. В следующее мгновение рука его обвила талию Гретхен, и притиснула ее к телу да Ланга.
— Если бы вы знали, как я люблю вас… Как хочу владеть вами… Скажите, что вы делаете со мной? Почему, находясь с вами рядом, я не могу этого? Сегодня я сгорал от желания, сходил с ума. Мне хотелось всё бросить и вернуться к вам, моя Гретхен. Я мечтал, как буду держать в своих объятиях это божественное тело, как буду любить вас! И вот вы рядом, вы в моих объятиях… и больше ничего… Что вы со мной делаете?
— Перестаньте! Что за чушь вы несете? Что я могу с вами делать, когда нахожусь полностью в вашей воле и вашей власти? Вот сейчас вы причиняете мне боль, а я вынуждена ее терпеть и лишь ждать, когда мой повелитель соблаговолит освободить меня из этих «страстных» объятий. И не имеет значения, что даже простолюдины в моей стране не позволят себе быть столь грубыми и бесцеремонными.
— Если не говорить о баронах, прелестная баронесса!
— Ах, вот с кем вы хотели бы сравняться! Вот кого вы избрали себе в качестве примера для подражания! — с презрением процедила Гретхен, откинулась назад, изогнувшись в талии, и в каюте прозвучал хлесткий звук пощечины.
— Гретхен, я вовсе не хотел этого сказать! — Да Ланга держался за щеку и ошеломленно смотрел на свою пленницу, пораженный то ли пощечиной, то ли внезапной яростью Гретхен. Щеки ее пылали, глаза горели негодованием.
— Но вы сказали!
— Заклинаю вас, простите меня за то, что вырвалось невольно. Вы рассердили меня, и… наверно, я потерял голову от злости. Это безумие, напоминать вам о прошлом…
— Это всего лишь жестокость. Причем расчетливая. Вы хорошо знаете, как причинить боль.
— Простите. Больше мне нечего вам сказать, как только молить о прощении.