Гретхен опечалена, а Шах-Велед страстно желает встретиться с Лартом
В последние дни на судне что-то происходило. Гретхен чувствовала это, в наблюдательности ей никак нельзя было отказать. Хватило бы уже того беспокойного ожидания в глазах, каким да Ланга каждый раз встречал старшего офицера, но тут же успокаивался, обменявшись с ним беглым взглядом.
Шах-Велед пришел поздно. В каюте стояла сонная тишина, фонарь Гретхен увернула, чтоб свет не превращал иллюминатор в черное зеркало. С другой стороны толстого стекла на нее глядела ночь, и лишь благодаря мириадам звезд можно было угадать, где кончается океан и начинается небесный свод.
— У нас что-то случилось? — спросила она, не оборачиваясь.
Шах-Велед усмехнулся:
— Вы на удивление проницательны.
Гретхен пожала плечами:
— Не более чем всякая женщина, — она отвернулась от иллюминатора и выкрутила фитиль в фонаре — в каюте стало светло. — Так чем вы озабочены который день?
Шах-Велед прошел к затененному креслу у стены, он предпочитал его всем другим, и сел. Сегодня первый помощник капитана выглядел уставшим более обычного.
— Я не хотел беспокоить вас раньше времени. Мы идем уже в тех водах, где высока вероятность встретиться с кем-либо. Ал никаких встреч не желает. Поэтому все чуть более напряжены, более внимательны.
— Мы идем вблизи побережья Америки? — против воли голос Гретхен дрогнул.
— Если нас ничто не задержит, дня через три-четыре ваше заточение окончится.
Гретхен прикусила губку. Тоскливой, жгучей горечью запекло сердце. Она так рассчитывала, что Ларт нагонит судно да Ланга еще в океане. И вот берег… Да есть ли в действительности погоня, которую она столь достоверно вообразила себе?!
— Гретхен? — Шах-Велед по-своему истолковал ее реакцию. — Я знал, что эта новость вас взволнует, поэтому хотел уберечь от нее сколько возможно. Мне ведь нечем развеять ваше беспокойство. Я не знаю, что будет, когда мы ступим на берег. Цель моя проста — вернуть вас назад, используя любой корабль, идущий от берегов Нового Света. А как достичь этой цели, я — увы — пока не знаю. Будем действовать по обстоятельствам, искать малейшую возможность. Если возможность не возникнет, я создам ее сам. Не грустите. Как я хотел бы поднять вам настроение и опять увидеть искреннюю, беззаботную улыбку. Ту, что видел однажды.
— Когда это было?
— При нашем с вами знакомстве.
Гретхен не ожидала именно такого ответа, всякое упоминание о событиях рокового утра заставляло Шах-Веледа испытывать неловкость пред ней. Гретхен быстро вскинула глаза, пристально посмотрела на Шах-Веледа. И как всегда, ничего не прочла в непроницаемом темном взгляде. Но Шах-Велед мягко заговорил, и впечатление от его внешней бесстрастности смягчилось:
— Вероятно, это будет крайне неучтиво с моей стороны, после того, как отказался рассказать вам об обстоятельствах своей жизни… Но, может быть, вы простите мне мое нахальство и поведаете кое-что о себе, мадам?
Помолчав, Гретхен проговорила:
— В моей жизни всё просто: есть ночь и есть день. Ночь была чудовищно длина до тех пор, пока не пришел Ларт. А день промелькнул, как один миг… — Гретхен улыбнулась, уходя мыслями своими к любимому. — Кажется я не припомню ни одного ненастного дня, в то время как рядом был он.
— Где же он был прежде? Как вы с ним встретились?
— Для этого надо начать издалека… может быть, со страны Ларта…
— Нам ведь спешить некуда. — Шах-Велед улыбнулся: — Вы знаете, что всякий раз, как вы говорите о своем супруге, в ваших глазах появляется особый свет? У вас иное выражение лица и голос не такой, как всегда. Вы знаете об этом?
Гретхен лишь улыбнулась в ответ.
В этот вечер она рассказала Шах-Веледу, почему и как появился в ее жизни Ларт. Рассказала об уникальности его страны, чем и заставила Шах-Веледа изменить его обычной невозмутимости.
— Удивительно! Поклонение женщине, как основа жизнеустройства!
— Мне тоже казалось это странным, пока я сама не вошла в эту жизнь, в эти отношения, испытала на себе.
— Странным? Нет, вы не понимаете. Я говорю о другом. Я принадлежу касте раджиев. Послушайте, что говорит наше учение. Постижение великого таинства любви и уважение женского начала переродит мир. Наступит белое время — Сатья Юга. Этой эпохой будут править женщины. Только они смогут уберечь мир от разрушения и безрассудства. Мужчины интеллектуально и психически выдыхаются, и лишь женщине под силу так подняться духовно, нравственно и интеллектуально, чтобы вдохновить мужчину и увлечь за собой. Уже теперь женщина начинает исполнять свою миссию одухотворения и оздоровления человечества. Исполнение ее она начинает с себя, устремляясь к самосовершенствованию, пробуждаясь к творчеству и красоте.
— Но Ларт говорил мне почти о том же…
— Да! Теперь вы понимаете? Как я хотел бы встретиться с вашим супругом! Отчего так близко наше миропонимание? Может быть, оно произрастает из одного источника? Но наши страны географически так далеки друг от друга. Или мы по отдельности пришли к одной и той же истине? Надеюсь, когда-нибудь мы сможем обсудить с ним столь удивительное совпадение.
— Лучше бы это случилось поскорее…
На следующий день ветер неожиданно стих, паруса обвисли, и корабль лег в дрейф. Сгустилась духота. Распахнутый иллюминатор не впускал ни капли свежести. Воздух казался вязким и тяжелым. К телу, влажному от испарины, неприятно липло платье. На губах лежал неистребимый привкус соли. Гретхен высоко заколола волосы, чтобы воздух хоть чуточку осушал и остужал шею. Она то и дело отирала намоченным в воде платком шею и грудь в вырезе платья, но облегчение приходило лишь на секунды.
Не легче приходилось и да Ланга. После того дня, когда он слишком поспешил увериться, что уже почти здоров, он опять сделался идеальным пациентом и очень быстро оправился от того потрясения, которое сам нанес своему организму. Он уже не хотел лежать в постели, сидел, высоко подложив под спину подушки, а то и вставал, разгуливал по каюте. Накануне утром он попросил Шах-Веледа помочь ему одеться, ненадолго поднимался на палубу, а в каюте вел себя как абсолютно здоровый человек, разве что время от времени у него возникало желание передохнуть, и он ложился на застеленную кровать.
Но травма сделала его чрезвычайно чувствительным ко всяким переменам погоды, а сегодняшние перемены опять уложили Ала в постель. Он лежал, откинув с груди простыню, тело его блестело от испарины. От Гретхен не укрылось, что время от времени он с беспокойством смотрит в иллюминатор, хотя из своего положения мог видеть только небо, ставшее мутным, молочно-белым. Шах-Велед приходил и уходил, но ничего определенного он сказать не мог, кроме того, что было ясно даже неискушенной в морских делах Гретхен: надвигался шторм.
Ал да Ланга пытался быть полезным, о чем-то напомнить, подсказать старшему помощнику, но в результате только отчетливее ощущал свою беспомощность:
— Надо проверить такелаж.
— Я уже распорядился, капитан.
— Дополнительные крепления груза…
— Сделано.
В полуденной нестерпимой духоте вдруг ветер запел в снастях, захлопали паруса, принимая его порывы. По морю побежали пенные барашки.
— Что там? — нетерпеливым вопросом встретил капитан Шах-Веледа.
— Мы несколько отклоняемся к северу. Ветром сносит с курса.
— Это ничего, пусть. Кто у штурвала?
— Джонатан. Но сейчас я встану сам.
— Хорошо. В таком случае, я спокоен.
— Беспокоиться не о чем. Судя по всему, шторм будет недолгим.
— Дай Бог, — проговорил Ал да Ланга, прислушиваясь к тому, как ведет себя судно.
Ветер был холодный. Он так быстро изгнал духоту из каюты, что теперь уже казалось, будто тело охвачено не испариной, а холодным потом. Гретхен подошла к иллюминатору, чтоб закрыть его. И оцепенела от устрашающей картины: часть небосвода уже была поглощена огромной черной тучей, она казалась плотной, клубилась и ворочалась, как живая уродливая тварь. От этого зрелища по спине Гретхен мурашками пробежал озноб. Туча еще не закрыла солнце, но уже подбиралась к нему. Завороженная Гретхен забыла об неустойчивости опоры под ногами, и о необходимости быть настороже, постоянно держаться за что-нибудь. Ее оплошность тут же сказалась: фрегат сильно качнуло, Гретхен бросило в сторону, и она едва не ударилась об угол стола. К счастью, Шах-Велед оказался вблизи и успел поддержать ее. Однако старший помощник успел также заметить красноречивый жест Гретхен в мгновение опасности: инстинктивно она прикрыла рукой живот. Шах-Велед быстро поднял взгляд на нее, и Гретхен перехватила этот взгляд, и прочитала в нем выражение неожиданной догадки…
В это время снаружи прозвучал отдаленный резкий грохот. Шах-Велед и Ал да Ланга переглянулись. Офицер быстро вышел.
— Это ведь был не гром? — осторожно спросила Гретхен.
— Выстрел. Кто-то подал нам сигнал.
— О чем?
— Ну, как я могу знать, лежа на этой проклятой лежанке?! Прошу прощения, Гретхен. Но я ведь, в самом деле, не могу этого знать. Уверен, Шах-Велед сообщит нам, как только сможет.
Времени прошло больше, чем им хотелось, прежде чем у Шах-Веледа появилась возможность на несколько минут покинуть мостик. Впрочем, других выстрелов не последовало, и никаких тревожных звуков не добавлялось к свисту ветра в снастях, хлопанью парусов да хлестких ударов волн о корпус. Между тем, «Кураж», который недавно только раскачивало на волнах, теперь уже швыряло с боку на бок, и пол под ногами ходил ходуном. Пенные клочья залепляли стекла иллюминатора, но сейчас же ударяла высокая волна и смывала остатки пены. Небо превратилось в сонмище ворочающихся свинцовых туч, а снаружи потемнело так, как если бы внезапно упали поздние сумерки. Не верилось, что по времени еще разгар дня. Гретхен засветила фонарь.
К вошедшему Шах-Веледу обратились обеспокоенные лица с молчаливым вопросом.
— Стреляли с какого-то судна, кажется, английского, — сообщил он, придерживаясь рукой за потолочную балку. — Требовали остановиться. Но с какой стати я обязан это делать, хотел бы я знать? Одним словом, они мне не понравились. Я приказал поставить фок и бизань, мы пошли по ветру и в считанные минуты оторвались от них. Впрочем, преследовать они даже не пытались. Наверно, разобрались, что мы вооружены гораздо лучше. Пушек у них меньше, чем у нас, раза в два, а то и в три. Да и в скорости их судно тоже с «Куражом» не сравнится. Им вообще, на мой взгляд, стоило бы давно уйти в укрытие. Наверняка здешние воды они знают получше нас.
Шах-Велед взглянул на Гретхен, она была заметно бледна, губы плотно сжаты. Надвигающийся шторм будил в ее памяти слишком болезненные воспоминания.
— Мадам, я клянусь, не случится ничего плохого. «Кураж» выносил нас из такого ада, что даже представить трудно. У нас очень хороший корабль, руля слушается отменно, и маневренность у него, как у рыбы. А это в такой ситуации очень важно. А пройти столько миль при исключительно хорошей погоде было бы удивительно. Так не бывает, к сожалению.
По морю катились длинные валы. Вода казалось абсолютно черной, и на ней резко белели причудливые разводы пены. Фрегат вздрагивал и прыгал с гребня на гребень, напоминая дикого жеребца, впервые почувствовавшего на своей спине всадника и пришедшего от этого в безумную ярость.
Внезапно из туч вниз ударила длинная молния, протянувшись до самых гребней волн. Она вспыхнула на мгновение, красуясь на фоне свинцового неба. Это мгновение, пока Гретхен смотрела, как ветвятся ломанные огненные линии, показалось ей необычайно длинным и исполненным безмолвия. Море осветилось голубоватым, мертвящим светом, а когда он погас, Гретхен показалось, что она ослепла, так сделалось темно в глазах. И в этой темноте раздался треск такой оглушительной силы, что Гретхен отпрянула от иллюминатора. Гром невероятной, неслыханной мощи как будто расколол небо, и вместе с сумасшедшим шквалом ветра на корабль обрушился ливень, смешиваясь с разорванными в клочья волнами.
Снова полыхнула молния и прогрохотал длинный раскат… Потом молнии без передышки секли небо, тучи будто плевались ими. Не успевал затихнуть один удар грома, как его догонял и перекрывал другой трескучий раскат. Обезумевшим зверем ревело море.
Гретхен потеряла счет времени. Прошел час, два или пять? Шах-Велед не появлялся, и Гретхен понимала, что у него просто нет ни минуты, свободной от забот. Там, наверху, он сражался с этим взбесившимся, требующим жертвы зверем, кидающимся на судно снова и снова, и Шах-Велед собственным мастерством и умелым руководством бился со зверем за жизнь корабля и людей, вверенных ему. Тревога за него самого терзала сердце Гретхен.
«Кураж» еще продолжало бросать с волны на волну, он еще проваливался в ущелья между водяными горами, то грузно оседал на корму, то глубоко зарывался носом, но это уже не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось недавно. Впрочем, Гретхен и да Ланга, до предела утомленные судорожными и непредсказуемыми рывками судна, беспрестанным ревом бури, мучительной тревогой и неизвестностью, не заметили, как шторм пошел на убыль.
Когда Шах-Велед вошел в каюту капитана, он обнаружил их спящими. Гретхен заснула прямо в кресле, вблизи постели да Ланга. Кроме борьбы с собственными страхами и переживаниями, ей пришлось еще ухаживать за капитаном, из-за болезни тяжело перенесшим жестокую болтанку и оглушительный штормовой грохот. Она не отходила от да Ланга, несмотря на то, что он сердился и пытался уговорить ее пойти лечь. И, раздражаясь сам на себя, беспокоился, не повредит ли ей такая встряска, вернее, ребенку, которого она носит. Однако Гретхен чувствовала себя сравнительно неплохо. По крайней мере, ей доводилось видеть людей, которым морская качка причиняла гораздо большие страдания, изнуряла их до полусмерти. Уже в который раз у нее был повод порадоваться, что она оказалась не подвержена морской болезни.
Шах-Велед склонился над спящей Гретхен, тихонько тронул ее за плечо, но измученная женщина не проснулась. Поколебавшись, будить ее или нет, он осторожно поднял Гретхен на руки и остановился, ожидая, что она откроет глаза. Однако часы шторма так физически истощили ее, что она и теперь спала, трогательно прижавшись щекой к плечу Шах-Веледа. Когда он опустил ее на кровать, Гретхен только вздохнула и поерзала, устраиваясь удобнее. Помощник капитана какое-то время смотрел на нее, прислонившись плечом к стене, но даже и теперь, наедине с собой, он скрывал свои мысли под маской бесстрастности. Потом Авари тихонько укрыл Гретхен краем одеяла и бесшумно вышел.
Утром шелестел дождь, задернув пространство серой пеленой, фрегат раскачивался вверх и вниз на волнах, похожих на сглаженные холмы. Но всё это уже очень мало напоминало обрушившееся на судно ненастье.
Гретхен проснулась, и в первые мгновения не могла сообразить, почему она спит в платье. Потом вскинулась, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, и обрадовалась — всё закончилось! Уже в следующую минуту она силилась вспомнить, как оказалась в своем закутке, и поняла, что произошло это не без чьей-то помощи. И этот «кто-то» не мог быть никем иным, кроме Шах-Веледа.
Гретхен разделась, долго умывалась и докрасна растиралась мочалкой, смывая с себя вчерашнюю испарину, потом надела свежее белье и платье. Затем распустила волосы, тщательно их расчесала и прибрала в незатейливую, но аккуратную прическу.
Завершив утренний туалет, Гретхен подошла к двери и прислушалась — с другой стороны не раздавалось ни звука. Однако едва она негромко стукнула ладонью, да Ланга тотчас отозвался:
— Я давно не сплю, Гретхен. Жду вас.
— Доброе утро, капитан, — поприветствовала она.
Да Ланга улыбнулся ей навстречу:
— Утро, действительно, доброе. Скажите, Гретхен, как вы умеете всегда так замечательно выглядеть? Как будто не трепало вас пол-суток в жестокой болтанке.
В стесненных условиях, лишенная многих привычных вещей и посторонней помощи, она ни разу не позволила себе вольности появиться перед ним и перед Шах-Веледом в каком-нибудь «домашнем» виде. Безупречно, волосок к волоску прибранные волосы, ни малейшей небрежности в одежде — строгая и спокойная, застегнутая на все пуговицы, как в воинские доспехи. Это тоже было ее оружием.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Гретхен, считая, что вопрос да Ланга не нуждается в ответе.
— Превосходно! — Кажется, неоправданные вчерашние тревоги и миновавшая опасность привели его в состояние легкой эйфории. Он полусидел, откинувшись на высокие подушки.
— Вы уже приняли ваши порошки?
— Да, разумеется. Пожалуйста, Гретхен, подойдите ближе.
Она подошла к его постели и остановилась, глядя вопросительно. Ал да Ланга неожиданно сжал ее запястье и сильно потянул к себе. В следующее мгновение Гретхен оказалась в его объятиях. Отреагировала она не задумываясь — резко оттолкнулась, уперев ладони ему в грудь, и с размаху влепила хлесткую пощечину. Голова да Ланга мотнулась на подушке, он выпустил Гретхен, сжав голову руками.
— О, черт!.. — вырвалось у него с болезненным стоном. — Вы сошли с ума!..
— Я только убедительно показала, что физические усилия вам крайне вредны, — сквозь зубы проговорила Гретхен.
— Вы немилосердны! — со злостью бросил ей да Ланга.
— Ошибаетесь. Немилосердия вы еще не видели.
— Я ведь не овощ, Гретхен. Я люблю вас.
— ВЫ? ЛЮБИТЕ? Я посмеялась бы, если б ваша «любовь» не оборачивалась моими страданиями. Может быть, вы искренне обманываетесь, да Ланга, но я — ни в малейшей степени. Ваша любовь называется иначе: себялюбие и эгоизм. Даже для меня вы ничем не поступитесь, если при этом пострадает ваша прихоть.
— Ради вас я поступлюсь… да я без колебания умру за вас!
— И что с того? За этой решимостью я вижу вашу злорадную уверенность, что в миг вашей жертвы я, неблагодарная, наверняка прозрею, пойму, какой драгоценности лишилась! И уж остаток жизни наверняка проведу в скорби и бесконечном раскаянии! — Гретхен скривила губы в злой усмешке. — Нет, да Ланга. Это не любовь и не жертва.
— Какой жертвы вы хотите? Я положу к вашим ногам если не смерть, то жизнь. Всё, что я имею. Вы будете счастливы!
— Вы заметили, что повторяете эти слова, как попугай? Будто заклинание. Потому что сами уже не верите в них. Чем вы собираетесь меня осчастливить? Сладкой едой? На золоте есть, в золоте ходить? Мягко спать, иметь кучу слуг? А взамен смириться с тем, что вы будете насиловать меня всю мою жизнь, как наложницу? Да я сама сложу все это счастье назад к вашим ногам! Заберите, дайте мне только одно — свободу полететь назад к любимому, к мужу моему!
— Я не могу от вас отказаться, — глухо проговорил да Ланга. — Я не могу без вас. Вы нужны мне даже такая, с ненавистью вместо любви… Я верю, что смогу это переменить…
Гретхен стояла к нему спиной, глядя в серую дождливую муть. Потом заговорила:
— Я расскажу вам об одном человеке…
Когда она умолкла, да Ланга спросил, скривив губы:
— Для чего вы рассказали мне о нем? Хотите, чтобы я сравнивал себя с ним?
— О, нет! Вы ведь считаете себя несравненным! А рассказала для того, чтоб вы знали, с кем Я вас сравниваю.
Поморщившись, Ал да Ланга уверенно заявил:
— Он не любил вас, ваш Кренстон! Иначе никогда не разрушил бы своего счастья своими же руками.
Гретхен посмотрела на него с сожалением, покачала головой:
— Просто вам из недр вашего эгоизма никогда не подняться до такой высоты, чтоб отказаться от женщины ради ее счастья. А о поступке сэра Тимотея я думала достаточно, я не вижу необходимости обсуждать его еще и с вами. Слушать ваши измышления, когда вы не в состоянии понять подоплеку подобной самоотверженности. А тем более, слушать ваши неуклюжие попытки обелить себя… увольте.
События утра убедили Гретхен, что следует опять прибегнуть к помощи медальона Геллы.
«Кураж» достойно вышел из поединка с яростью ветра и океана, но, оказалось, всё же не без потерь. Потребовалось как можно скорее найти тихое, защищенное пристанище, встать на якорь и заняться ремонтом одной из мачт.
— Лучше не испытывать судьбу, — сказал Шах-Велед. — Если случатся обстоятельства, когда понадобится идти на всех парусах, мачта может не выдержать нагрузки и рухнет в самый неподходящий момент.
— Так… Где мы сейчас находимся? Ну-ка покажи, — Ал да Ланга, лежавший на кровати поверх одеяла, поднялся и подошел к столу. Шах-Велед развернул карту.
— Шторм настиг нас в проливе, и мы всё время смещались к северу. По моим расчетам, мы оказались так близко к берегам Флориды, что я уже начал опасаться прибрежных рифов. Я думаю, если бы видимость сегодня не была такой плохой, вероятно, мы могли бы увидеть землю.
— Плохая видимость сейчас нам на руку. Меняй курс, Авари. Как только найдешь подходящее на твой взгляд место, дай мне знать. Только помни, что здесь нам надо остерегаться как на воде, так и на суше.
— Ал, ты уверен, что это «здесь» когда-нибудь закончится? Что в этой стране нас не будут на каждом шагу подстерегать опасности?
— Абсолютно уверен. Наша цель — вот этот остров, — небрежно указал да Ланга точку на карте и усмехнулся: — Я думаю, вы будете приятно удивлены, когда мы его достигнем.
Гретхен присутствовала при этом разговоре и была немного озадачена тем, как спокойно восприняла слова капитана. Еще несколько дней назад она бы встрепенулась и потом страдала бы от невозможности поделиться новым знанием с Лартом. А сейчас при мысли об этом испытала даже раздражение: «Какая глупость! Почему бы заодно не мучиться от невозможности отрастить себе крылья и выпорхнуть через иллюминатор?!» Гретхен не испытала ни малейшего желания увидеть, о каком именно острове идет речь.
Часа через два Шах-Велед пришел с вестью, что подходящее место, кажется, найдено, и да Ланга захотел подняться на палубу.
— Я хочу сам осмотреть берег.
Поочередно разглядывая в подзорную трубу открывающуюся лагуну, да Ланга и старший помощник пришли к выводу, что не имеет смысла искать что-то другое. Хотя, по их общему мнению, фрегат стоял не перед входом в глубокую бухту, а в устье большой реки. Вероятно, в сезон ураганов океан врывается в устье с такой яростью, что образовалась лагуна шириною не в один десяток миль. В ней лежали несколько островов. За один из них и было решено поставить фрегат на ремонт. Внимательно оглядывая берега, да Ланга не обнаружил ничего, что обеспокоило бы его. Наоборот, множество непуганых птиц спокойно располагались на пляжах или качались на волнах прибоя.
…Ремонтные работы шли своим чередом, вокруг было по-прежнему спокойно, мореходы наслаждались близостью суши и с жадностью разглядывали живописнейшие берега.
— Гретхен, я думаю, вам пора выйти в люди, — бесстрастно сообщил да Ланга после обеда, всё еще сердитый на нее за пощечину.
— О! — только и смогла радостно выговорить она, глаза ее просияли.
Гретхен не знала, что чуть ранее между капитаном и Шах-Веледом состоялся короткий разговор в ее отсутствие.
— Ал, мне кажется, или ты в самом деле не собираешься позволить своей пленнице полюбоваться на эти роскошные берега? — понизив голос, проговорил Шах-Велед и кивнул в сторону пляжа, виднеющегося за стеклом иллюминатора.
Да Ланга задержал на нем свой взгляд, помедлил и сказал:
— Пожалуй, ты прав, Авари. Через несколько дней путь наш закончится, и едва ли выход Гретхен из тайника сможет как-то нам повредить. Я предложу ей прогуляться по палубе.
— Моя дорогая, — говорил теперь да Ланга. Он всё еще старался сохранить холод в своем голосе, что, впрочем, уже не очень-то удавалось — искренняя радость Гретхен, сияние глаз, обращенных к Алу, способны были растопить любой холод, — вы согласитесь со мной, что вам разумнее обрядиться в мужское платье? Моя команда — люди, безусловно, закаленные во всех отношениях, но все же я не хотел бы подвергать их психическому шоку. Уж вы мне поверьте, появление Жемчужины Целомудрия способно повергнуть в шок даже их. Я думаю, следует несколько смягчить этот эффект. За внешностью неизвестного юноши они не сразу разглядят ваше истинное лицо. Вас не шокирует мое предложение?
— Мне не впервой играть эту роль.
— Превосходно.
— Могу даже дать обет молчания, если вы опасаетесь, что я буду щебетать на весь корабль.
— Нет, такого обета я с вас брать не стану. А вот мужское платье вашего размера я предусмотрительно припас. Авари, вон в том сундуке замшевая сумка. Достань. — И повернулся к Гретхен: — Вы не хотите переодеться прямо сейчас?
Гретхен уже забыла, как приятно касание свежего ветерка к щекам, как ласково трогает он волосы. С каким бы удовольствием высвободила она их из-под широкополой шляпы и отдала бы на волю ветра!
До берега было рукой подать. И сколько хватало глаз, весь он, едва ли ни сплошь, был занят птицами. Гретхен с изумлением смотрела на это невиданное птичье столпотворение. Их, вероятно, были тысячи: большие и маленькие, в скромном серо-буром оперении и в самых ярких, ослепительных нарядах всех цветов радуги.
Большие неуклюжие пеликаны расхаживали по мокрому песку на коротких ногах и вдруг взлетали с неожиданной легкостью, летели низко над водой. На отмелях неподвижно стояли целые колонии розовых фламинго. Эти птицы были неправдоподобно красивы. Их цвет заставлял вспомнить о нежной утренней заре, почему-то расплескавшей свою краску вблизи этого берега. Грациозные тонконогие цапли расхаживали по мелководью, длинным клювом выдергивая из воды рыбешек. Другие птицы сидели на воде, волны раскачивали их вниз и вверх. Птицы неожиданно ныряли, и над водой оставался только хвостик… но тут же выныривали опять, запрокидывали голову и тянули шеи, проглатывая добычу.
Какая-то крупная птица медленно парила над морем, широко распахнув крылья. Гретхен подумала, что это орел и почти угадала, потому что птицей-рыболовом был орлан. Орлы — обитатели открытых пространств, высоко поднявшись над которыми они высматривают добычу своими удивительно зоркими глазами. А орлан приспособился ловить рыбу, у него даже когти, что крючки, — попадет в них рыбина, так уж редко какая вырвется. Ему степные просторы ни к чему. Орлан гнездится всегда на берегу, на деревьях или на скалах, поблизости от своих охотничьих угодий — у самой кромки воды. Птица внезапно камнем ринулась вниз, вода почти не плеснула… Через секунду сильные взмахи крыльев уже опять подняли ее над водой, но теперь в цепких когтях трепетала большая рыбина, блестя чешуей, как серебряными талерами. Птица опустилась на берег и принялась неторопливо поедать добычу, раздирая ее крючковатым клювом и когтями мощных лап.
Вдруг начали взлетать красные длинноклювые ибисы. Они взлетали не все враз, а так, как разворачивалась бы скатка красного полотнища, которую тянут вверх за край. И вот уже небо заслонилось красным плотным облаком… От этого зрелища захватило дух не только у Гретхен. Она слышала позади себя восторженные мужские голоса.
Птичий рай был ни единственной достопримечательностью удивительной земли. Гретхен восхищалась великолепием красок, изобилием цветовой палитры и ее всевозможными оттенками: ослепительно белый песок пляжа и невероятное разноцветье самых разнообразных растений. Их аромат растекался в воздухе и достигал даже корабля.
Подавшись вперед, Гретхен стояла у самого борта, придерживая рукой шляпу. Изящные руки ее были упрятаны в мужские кожаные перчатки с длинными раструбами почти до локтей. Высокий воротник камзола, обрамленный кружевом, скрывал шею, а лицо пряталось за пышным черным пером, свешивающимся с широких полей шляпы.
Она обернулась к да Ланга, который расположился в подобии кресла с далеко откинутой спинкой — его смастерили для капитана корабельные умельцы. Ал да Ланга улыбался, довольный тем, что наконец-то сделал нечто, чем Гретхен осталась довольна. В эту минуту она едва не расхохоталась, вдруг поняв, что за утренний инцидент да Ланга чувствовал виноватым себя. Ну как же! Рассердил Гретхен. И не просто рассердил, а заставил выйти из себя — это ее, образец сдержанности! И последовавший затем рассказ о Тимотее, по сравнению с которым он так проигрывает в глазах Гретхен… Но ведь она не знает, на что готов ради нее он! Он тоже способен на благородство и бескорыстие! Ал да Ланга жаждал доказать это Гретхен и, может быть, самому себе тоже. Как скоро, и как кстати появился случай проявить свою добрую волю. И вот теперь да Ланга испытывал удовольствие от своего поступка и облегчение, считая, что вину перед Гретхен искупил.
Шах-Велед стоял в нескольких шагах от нее, но как бы сам по себе. Вероятно, он был рядом на тот случай, если кто-то окажется слишком любопытен. Однако каждый в команде «Куража» прекрасно знал, что чрезмерное любопытство здесь неуместно. Само собой разумеется, что появление Гретхен привлекло к ней внимание, иначе и быть не могло. Но даже этот осторожный интерес проявлялся скрытно, никто не глазел на нее, она не встретила ни одного прямого взгляда. Люди Ала да Ланга прекрасно понимали, что, если капитан столь тщательно скрывал этого юношу на всем пути через океан, значит, так надо, значит, они и впредь будут делать вид, будто на палубе всё так же, как вчера и позавчера, и не видят они никакого таинственного незнакомца.
Гретхен вдруг почувствовала, что кто-то встал у нее за спиной, чуть повернула голову и обнаружила да Ланга.
— Вы уверены, что не навредите себе?.. — негромко сказала она.
— Не беспокойтесь, я чувствую себя хорошо.
Гретхен бросила на него короткий, но цепкий взгляд.
— У вас усталый вид.
— Да, я немного устал. И собираюсь вернуться в каюту.
— Я должна уйти с вами?
Да Ланга колебался несколько секунд, но ответил:
— Вовсе нет. В обществе Авари вам будет абсолютно безопасно. Но не оставляйте меня в одиночестве слишком долго.
Два матроса сопроводили капитана вниз, а Шах-Велед подошел к Гретхен.
— Этот берег почему-то напоминает мне рог изобилия, — проговорила она.
— Так оно и есть. Здешние земли и впрямь щедры и богаты. Сегодня у нас будет роскошный ужин. Кок колдует над блюдами из птичьих яиц, свежими салатами. И я знаю, что именно понравится вам особенно: у нас сегодня вдоволь самых разнообразных фруктов. Их привезли матросы, которых я отправил на берег. Вы когда-нибудь ели дикорастущие арбузы и дыни? Еще они привезли ананасы, апельсины, и что-то, чему я не знаю названия. Но кок уверяет, что всё съедобное и очень вкусное. Матросы рассказывают о невиданном изобилии плодов в лесу — вот он и есть, ваш рог изобилия. Наш повар намерен завтра сам отправиться на берег, и я тоже не прочь взглянуть на эту землю поближе.
— Авари! — Гретхен молитвенно сложила руки. — Бога ради, уговорите капитана отпустить меня с вами! — Она старалась говорить тихо, но от этого мольба не стала менее страстной. — Ах, впрочем… нет… не следует вам хлопотать за меня. Едва ли капитан будет этим доволен. Я сама добьюсь его разрешения.
— Погодите, мадам. Почему вы решили, что я однозначно встану на вашу сторону? Я не нахожу вашу мысль удачной.
— Почему? — удивленно протянула Гретхен.
— Потому, что это опасная затея. Может быть вам представляется нечто вроде прогулки по ухоженному саду?
— Авари?! — Гретхен не ожидала найти препятствие в лице Шах-Веледа. — Вы не можете так со мной поступить… Я… просто я очень хочу ступить на твердую землю.
— Пройдет всего несколько дней, и вы ступите на нее. Осталось потерпеть совсем немного.
— Пожалуйста, не лишайте меня этого удовольствия! Если вы велите, я и шага не сделаю от кромки воды! Я вас прошу! Я только погуляю вдоль прибоя. Почему это опасно? Меня, что, склюют птицы?
— Вы думаете, на этом берегу нет никого опаснее их?
— Если вы говорите о людях, так достаточно посмотреть, как спокойны птицы. Разве это не наилучшее свидетельство тому, что людей поблизости нет.
— В отношении людей, возможно, вы правы. Но это дикий тропический лес… Да вот, взгляните-ка в сторону тех кипарисов! — Шах-Велед протянул ей подзорную трубу.
Гретхен добросовестно разглядывала берег в указанном направлении, наконец, сказала:
— Я не вижу там ничего особенного.
— Там, где заканчивается песок и начинаются заросли травы.
— Что-то… обломок дерева, должно быть…
— Аллигатор. Знаете, кто это такой?
— Д-да, — медленно проговорила Гретхен, опять приникая к окуляру трубы. — Вы уверены? — и вдруг охнула, подалась назад: — Птицу схватил! — Гретхен уставилась на Шах-Веледа широко открытыми, испуганными глазами.
— Это было убедительно?
Гретхен ошеломленно перевела взгляд на берег, помедлила и упрямо покачала головой:
— Нет. Несмотря на ваши столь убедительные аргументы, я не считаю, что мое желание относится к области невероятного. Я ведь не собираюсь лезть в дебри или ходить по спинам крокодилов. И потом… вы были бы рядом… Вы меня очень огорчили, Шах-Велед. Я надеялась найти в вас поддержку.
Гретхен сидела в шлюпке за спинами гребцов и смотрела на приближающийся берег. День еще только разгорался, но необычайно щедрое солнце уже жарко припекало. Гретхен уныло посматривала на распахнутые воротники рубашек своих спутников, на высоко засученные рукава. Ее платье было застегнуто наглухо, на все крючки и пуговички. Впрочем, Шах-Велед тоже был одет подобным же образом, может быть, из солидарности с Гретхен. И как всегда, во всё черное.
Море манило изумрудной прохладой, а волшебное зеленоватое мерцание глубины обвораживало. Хотелось опустить руку за борт, окунуть ее в прохладную воду и бороздить пальцами слепящую солнечными зайчиками поверхность… Гретхен даже подумала, было, что можно бы стянуть перчатку. То, что рука ее слишком тонка и изящна даже для юношеской, увидит один капитан… Но нет, не стОит. Да Ланга и Шах-Велед уступили ее желанию, так не стоит сейчас своевольничать хотя бы из благодарности им. Алу ее вольность наверняка будет не по нраву.
Правда, прежде чем уступить Гретхен, капитан выдвинул условие. Он решительно заявил, что тоже примет участие в этой вылазке, и уверял, что чувствует себя уже достаточно окрепшим. Прогулка на берег даст ему возможность испытать свои силы.
— Вы же видели, я уже могу несколько часов кряду обходиться без кровати! Шторм слегка потрепал меня, но теперь я уже в полном порядке. К тому же, обуза в виде больного удержит вас от рискованных предприятий. Нет, я не собираюсь спорить с вами, Гретхен. Либо вы перестаете возражать мне, либо мы с вами довольствуемся тем, что любуемся берегом Флориды с борта корабля.
Вот что предшествовало этой минуте, когда размеренные и сильные взмахи десятерых гребцов стремительно приближали путешественников к утопающему в зелени берегу. Зашелестел песок под днищем, матросы вытянули шлюпку подальше из воды и ушли вперед, и рядом с Гретхен остались да Ланга и Шах-Велед.
Уже прямо на пляже Гретхен ждало немало интересного и необычного. После отлива на песке то и дело попадались любопытные находки. Оказалось, очень трудно сохранять невозмутимость и не выдать своих чувств восхищенным возгласом. Гретхен поднимала то морскую губку, то странную трубку, как будто свернутую из реденького, но крепко накрахмаленного переплетения сероватых нитей, и удивлялась потом, что всё это просто водоросли. И водорослью же назвали найденный Шах-Веледом «кружевной веер», во что Гретхен совсем уж отказывалась верить — какая водоросль, если он жесткий и упругий, будто кость! Изумление, которое так и выплескивалось из глаз Гретхен, не могло не пробудить в мужчинах желания порадовать ее какой-нибудь еще более удивительной находкой.
— Подите-ка сюда! — подозвал их Ал, стоя рядом с округлым камнем, достигающим его колен. И Гретхен только ахнула беззвучно, когда «камень» вдруг приподнялся, обнаруживая под собой сильные ноги в морщинистой коже. Камень оказался гигантской черепахой, и медлительное животное неуклюже двинулось прочь, загребая когтистыми лапами песок.
— Помните, орлан вчера на ваших глазах поймал в воде крупную рыбину… — сказал Шах-Велед.
— Орлан? Та большая птица, похожая на орла?
— Да, именно. Черепахами он тоже любит полакомиться. Не столь крупными, разумеется.
— А знаете, как он добывает их из панцыря? — спросил да Ланга. — Он сжимает черепаху в когтях, взлетает с нею и бросает с высоты, раскалывая, как орех.
Гретхен поморщилась.
Над густыми и высокими травяными зарослями порхало неисчислимое множество бабочек. Их было, вероятно, сотни видов: от крохотных и невесомых мотыльков до гигантов с размахом крыльев едва ли ни в пол-метра. В глазах пестрило от невероятных раскрасок. То узор на крыльях был похож на персидские ковры тончайшей работы, а то крылья распахивались и превращали их обладательницу в филина с огромными круглыми глазами. Бабочки перелетали с цветка на цветок, сами похожие на неземной красоты соцветия.
Между тем, матросы под предводительством кока углубились в заросли, переплетенные толстыми стеблями лиан и одеревеневшими плющами. Временами по звукам, раздающимся в их стороне, становилось ясно, что им приходится прибегать к помощи мачете.
Горячий воздух был густо напоен запахами и звуками. От криков и щебета в лесу стоял шум. Зверей — ни больших, ни малых — видно не было, но чувствовалось, что жизнь кипит под пологом леса. Кто-то шумел в кронах деревьев, шуршал в подлеске и в густой траве. Качались ветки, вздрагивали верхушки высоких трав, и непонятно было, птицы причиняют это беспокойство или кто-то покрупнее. Пояса Шах-Веледа и да Ланга оттягивали тяжелые кобуры с пистолетами.
Вскоре два матроса прошли назад к шлюпке, держа за ручки большую корзину, полную фруктов. Они приостановились рядом с капитаном и что-то ему сказали, указывая в сторону.
— Они сказали, что вчера наткнулись на речной затон здесь, неподалеку. И готовы проводить нас к нему, когда пойдут назад. Они говорят, что там очень красиво.
Еще не дойдя до реки, все услышали странный шум.
— Откуда эти звуки здесь? — нахмурился капитан.
— Сейчас увидите, — с улыбкой пообещал проводник.
И в самом деле, всего через несколько минут заросли оборвались, и они вышли на берег затона, похожего на маленькое озеро. Но что самое удивительное — шум производил водопад! Он находился всего в десятке-другом шагов от восхищенных путешественников. Река — а вернее сказать, это был один из рукавов той же самой реки, в устье которой вошел фрегат, — обрушивалась вниз с высоты не менее пяти-шести футов. Падая, вода бурлила и клокотала, но в середине поток струился гладким ровным полотном и напоминал чуть колеблющееся зеркало. Внизу оно разбивалось в брызги, вскипало и бурлило. Над этим буйством радостно сияла радуга. Ее рождало солнце, преломляясь в мельчайших капельках воды. На эту воду, не знающую покоя, на движение ее, хотелось смотреть долго, бесконечно.
Затон был маленьким, он возник оттого, что речной рукав здесь почему-то раздавался вширь, как будто речка, рухнув с высоты вниз, приостанавливалась ошеломленно, и лишь опомнившись от неожиданного потрясения, опять неторопливо устремлялась навстречу океану.
— Этот водопад — нонсенс, его не должно здесь быть, — проговорил Шах-Велед.
— Почему? — удивилась Гретхен.
— Он падает со скалы. А откуда здесь взялся выход скальных пород? Насколько я знаю, места здесь низкие, болотистые. Взгляните хоть на то дерево. Оно — верный признак именно таких мест.
Гретхен посмотрела туда, куда указывал Шах-Велед. С противоположной стороны заросли подступали к самой воде. А одно дерево, причудливое — на него и указывал Шах-Велед, росло прямо из воды. Ствол его возвышался, опираясь на длинные подпорки-корни. Более всего дерево напоминало собой кальмара, голова которого — это ствол, а причудливо переплетенные щупальца-корни опущены в воду.
— Это мангровое дерево. Оно растет там, где много воды, в заболоченных, залитых водой местностях. Причем, мангры одинаково хорошо чувствуют себя и в пресной, и в соленой воде. Здесь их наверняка целые леса. Знаменитые мангровые леса. Если бы мы направили наш фрегат вдоль побережья, наверняка увидели бы, как они растут прямо из моря. Побережья морей южных широт нередко встречают путешественников мангровыми зарослями — в тех местах пристать к берегу невозможно. По такому лесу не прогуляешься, ни пешком и ни в лодке. Зато птицам в этих кронах раздолье, а внизу прекрасно себя чувствуют аллигаторы, по дну ползают лобстеры, резвятся морские черепахи.
У Гретхен вдруг закружилась голова — то ли от игры бликов на падающей воде, то ли от жары. Сейчас от воды веяло прохладой, но в лесу царила влажная духота. Хорошо, что путь сквозь заросли оказался совсем коротким, и тем не менее Гретхен успела вспотеть и до сих пор чувствовала себя так, будто ее облепила горячая простыня.
Преодолевая тошноту, Гретхен подошла к кромке воды, зачерпнула ее в пригоршни и опустила в них горящее лицо. О, какое блаженство! Прохладная, чистая вода среди потной тошнотворной духоты! Вода пахла свежестью, травой, чуть-чуть болотной ряской… А та, которой пользовалась Гретхен в своем закутке, пахла ржавчиной, плесенью… Гретхен обернулась к мужчинам и сказала:
— Я не уйду отсюда, пока не выкупаюсь.
— О, нет! — сморщился да Ланга, — Каждую минуту новое сумасбродство!
— Не вам, капитан, упрекать меня в сумасбродстве! — неожиданно вспылила Гретхен. — К тому же, я уже сто лет чувствую себя так, будто на мне с головы до ног сплошная короста! Вот, наконец, вволю чистой, свежей воды. Так почему моё желание выкупаться вам кажется сумасбродством?!
— Да потому, что это чужой и опасный лес! Потому, что в этих зарослях могут скрываться какие угодно хищники, я уж не говорю об индейцах. Потому, что я не могу выставить охрану вокруг вашей купальни, и одну вас оставить тоже не могу!
— А я хочу искупаться! — твердо повторила Гретхен. — Делайте, что хотите, но дайте мне возможность смыть с себя эти многонедельные наслоения грязи!
— Сумасбродка, честное слово! — беспомощно повернулся да Ланга к старшему помощнику в поисках поддержки.
Шах-Велед молчал, кажется, его забавлял каприз Гретхен.
— Чем строить кислые гримасы, распорядитесь поскорее, чтоб ваши матросы доставили с корабля мыло, — безапелляционно заявила Гретхен.
— Я уступлю вам при одном условии. Всё время, пока вы купаетесь, я буду оставаться здесь на берегу. Причем так, чтоб мог в любую секунду увидеть вас.
— Еще чего?! — вспылила Гретхен.
— Погодите, мадам, — мягко остановил ее Шах-Велед. — Ал прав. Мы не можем рисковать и позволить вам остаться одной даже на минуту.
— Выше условие неприемлемо. Соглядатай мне не нужен.
— Да не буду я на вас смотреть без крайней на то необходимости! Клянусь!
— Довольно! Считайте, что я ни о чем вас не просила. Да пусть я лучше покроюсь коркой грязи в десять раз толще! — Она отвернулась и пошла прочь, полная негодования, с пылающими от гнева глазами.
— Да постойте же, — окликнул ее Шах-Велед. — Может быть, присутствие двух мужчин будет для вас более приемлемо, чем одного?
Не только Гретхен, но и да Ланга с неприятным удивлением воззрились на него. Шах-Велед спокойно пояснил:
— Та сторона затона хорошо просматривается, на этой песчаной полосе невозможно скрыться. Разве что лишь там, у самого водопада. Но мы попросим вас быть чуточку осторожнее, и вы сами вовремя заметите любую опасность. А на этом берегу встанем мы с Алом, там и вон там, спиной к вам. Будем наблюдать за лесом и друг за другом. При малейшей опасности — мы всего в нескольких шагах от вас. Что скажете? Я обещаю, что капитан не взглянет на вас. Если, разумеется, не захочет, чтоб я обернулся тоже. Вам достаточно такой гарантии?
Гретхен, всё еще с сомнением взглянула на одного, перевела взгляд на другого… и широко улыбнулась.
— Великолепно!
…Она сбросила с себя одежду и вздохнула всей грудью. Ей показалось, что она вся наполнилась этим чистым воздухом, напоенным ароматом тропического леса и прозрачной свежестью воды. Воздух прикоснулся к обнаженной коже, и Гретхен потянулась всем телом, радуясь этой свободе. Ей было весело, и она сама удивлялась своему настроению. Только лишь возможность выкупаться? Велика ли причина для радости? Но в эту минуту ей было хорошо до ликования.
Гретхен обернулась. Мужчины стояли к ней спиной, внимательно вглядываясь в лес, подступающий близко к заводи. Она довольно улыбнулась и ступила в воду. Берег плавно спускался чашей, а вода оказалась достаточно холодна — наверно, там, в лесу плотные кроны шатром нависали над речкой, укрывая ее от жаркого солнца. Едва удерживаясь, чтоб не взвизгнуть, Гретхен вошла в воду и окунулась.
— Ай! — вскрикнула она и взвилась из воды.
— Всё в порядке, Гретхен? — не оборачиваясь, тут же спросил да Ланга.
Гретхен в ответ рассмеялась и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснула лицо. Солнце грело так жарко, пронзая лучами воду до самого дна и играя солнечными бликами там, под водой, на плоском песчаном ложе, что Гретхен уже через несколько секунд почувствовала согревающую ласку горячих лучей. Скоро она с удовольствием плескалась и плавала в заводи, больше не чувствуя речной прохлады. Гретхен подумала, что сейчас, в воде к ней опять вернулась былая легкость движения, гибкость тела. В последнее время она чувствовала себя несколько медлительной, неловкой, при том, что внешне еще мало что переменилось. Но тело казалось наполнено некой тяжестью, и Гретхен не могла понять, что рождает это внутреннее ощущение — ведь она всё такая же тоненькая. Может быть малоподвижный образ жизни сыграл свою досадную роль? Гретхен огладила свою талию, живот, придирчиво высматривая перемены, но ничего не обнаружила, и счастливо улыбаясь своим мыслям, медленно откинулась на спину.
Она не забывала про берег, оставленный под ее контроль, и часто бросала внимательный взгляд на прибрежную песчаную полосу. Не злоупотребляя терпением и уступчивостью мужчин, Гретхен принялась мыть свои длинные волосы. Она долго и тщательно намыливала их, ныряла, чтоб ополоснуть, и снова бралась за мыло. Уже собираясь выйти на берег, на вдруг захотела встать в сам водопад. Она вытянулась навстречу водяному потоку, подняла лицо, жмурясь, ловила губами брызги. Струи попадали в нос, в глаза, но никак не в рот. Мотая головой, Гретхен отступила назад, отерла ладонями лицо, открыла глаза… и прямо перед собой, за ровным полотном падающей воды увидела человека. Он стоял не далее, чем в пяти шагах от Гретхен и пристально на нее глядел. Секунду или две она оцепенело смотрела сквозь прозрачную завесу, и в эти мгновения внешность его как будто впечатывалась в ее сознание. Позже Гретхен думала, что не могла она ничего этого увидеть, потому что не разглядывала незнакомца, взгляд ее всецело приковывал острый прищур его глаз… Но она хорошо помнила потом иную, непривычную пластику лица: резко вылепленные скулы, четкий контур губ, прямой нос, высокий открытый лоб, медного цвета кожу и черные-черные волосы, гладко забранные назад…
Гретхен взвизгнула, отпрянула назад и упала спиной в воду, погрузившись в нее с головой. Она неловко барахталась, скованная паническим ужасом, когда Шах-Велед уже бросился к ней, срывая с себя куртку. Выдернул из воды, завернул обнаженные плечи.
— Что случилось?! — да Ланга стоял по колено в воде.
— Там человек! — дрожащей рукой Гретхен указала на водопад и… никого не увидела. — Он стоял там… индеец…
Шах-Велед подошел к водопаду, шагнул сквозь водяной заслон. Его стало плохо видно за движущимся потоком воды, за слепящими солнечными бликами. Но все же не настолько плохо, чтоб не увидеть, как он прошел вдоль каменного обрыва к противоположному берегу и что-то разглядывал там. Потом он вернулся к дрожащей то ли от испуга, то ли от холода Гретхен, взял ее за плечи и повел к берегу.
— Постойте, дайте же мне одеться! — почти сердито сказала Гретхен. — Отвернитесь!
— Там действительно был кто-то, — говорил Шах-Велед. Повернувшись к Гретхен спиной, он по очереди стягивал сапоги и выливал из них воду. — На берегу, на камнях остались мокрые следы.