Гретхен остается одна
Странные обстоятельства, благодаря которым удалось попасть в большой зал, породили у Гретхен чувство эйфории. Но к сожалению, очень скоро она поняла, что это всего лишь очередная комната в пирамиде, пусть необычная, загадочная, но им-то нужны не загадки, а выход. А выхода все еще не было. Из зала можно было попасть в восемь коридоров, ведущих на все четыре стороны. Из одного вышли они. Осталось еще семь. Который из них выведет наружу? Уитко наскоро осмотрел их, и результаты не обрадовали. Каждый из семи вскоре начинал ветвиться и к тому же имел множество боковых ходов-щелей, неизвестно для чего предназначенных… Если за каждым из этих коридоров начинается путь, подобный тому, который прошли они, прежде чем попасть в зал… это не радует.
Насколько удручен был индеец, Гретхен не могла прочесть по его лицу. Но сама она пала духом: по лабиринту пирамиды можно бродить неделями, не останавливаясь… А с их скудными припасами, сколько они продержатся?..
— Не бойся, — легко угадал Уитко ее мысли. — Все хорошо. Тебе не надо ходить. Надо ждать здесь. Здесь нет темноты, не страшно. Я найду выход, вернусь за тобой. Понимаешь?
Гретхен кивнула, медленно подняла на него глаза. Ей было страшно. Вернее, она заранее знала, как ей будет страшно ждать возвращения Уитко в этом пустом зале, наполненному странным обманным светом, который и светом назвать трудно. Он более похож на белый туман в темноте или марево. И абсолютно непонятно, откуда берется. Часы ожидания покажутся бесконечными. И все это время покоя не будет от мыслей: «А что, если Уитко не вернется? Попадет в завал. Заблудится. Фонарь погаснет, и он не найдет обратной дороги…»
— Не бойся. Я выведу тебя.
Гретхен виновато улыбнулась:
— Хорошо. Я постараюсь не бояться.
— Ты отважная женщина, — Уитко коротко сжал ее руку. Она только вздохнула едва слышно.
Оставшись одна, Гретхен неторопливо обошла всю комнату, разглядывая стены и высеченные на них изображения. Останавливалась, проводила пальцами по гладким бороздкам, размышляя о тех людях, которые оставили после себя это странное сооружение — пирамиду. Они умерли, унося с собой ключи к ее тайнам. А пирамида стоит. И тайны живут в ней. Будут ли когда-нибудь разгаданы? Вот эти странные значки… фигуры… ведь они наполнены смыслом и охотно поведали бы ей о чем-то… Если б только она умела их разгадать… Гретхен гладила ладонью камни стен…
Она старалась занять свои мысли чем-то посторонним, не думать о положении, в котором оказались они с Уитко. Еще очень беспокоила ее мысль о Шах-Веледе. Уитко сказал, что с ним все в порядке, что Авари спрятался. Но как он мог спрятаться, будучи абсолютно беспомощным. Он даже на ноги встать не мог. И где он мог спрятаться от индейцев-следопытов? Даже если и не разыскали они его, не стали искать, может быть… каково ему в джунглях. Да, говорил Авари, что тропический лес ему не чужой, не пугает … но остаться в нем одному, безоружному, больному… Терзала сердце Гретхен тревога, не отпускала ни на минуту, как ни старалась она отвлечься на другие мысли.
А Шах-Велед в это время чувствовал себя ни так уж плохо. Проснувшись после долгого сна, он съел полоску вяленого мяса, маленький кусок пресной лепешки, запил водой. Дня на два еду растянуть удастся, потом не останется ничего. О воде беспокоиться не приходилось — во влажных тропических лесах дождь идет чаще, чем хотелось бы.
Сон восстановил силы, меньше болела ушибленная при падении грудь. И уже не отзывалось режущей болью в мышцах малейшее движение. Авари подозревал теперь, что «ядовитый укус» он приобрел стараниями шамана. Старик просто устранил его с дороги, как помеху, приказав подсыпать яд в питье или еду. Проще было бы убить, но тогда Гретхен не пошла бы добровольно на вершину, а вести ее силой — задача не из легких. Вот шаман и сделал так, чтоб Гретхен спокойно отправилась на пирамиду («Просить здоровья для больного», — покачал головой Шах-Велед), а тот, кто мог осложнить планы старика, остался внизу, не подозревая, что пошел отсчет последних часов его жизни. И все произошло бы, как задумал старик, не вмешайся проведение в лице Уитко. Кто он? Почему пошел против самого шамана?! И главное — что им движет? Почему он спас жизнь не только Гретхен (это еще можно было бы как-то объяснить), но и ему, Авари?..
…Гретхен стояла у стены и смотрела на возвышение посередине зала. На несколько футов над полом выступал каменный бордюр, огораживающий бассейн с водой. Интересно, для чего устроили его? А может быть это колодец? Подобный тому, на вершине. Может быть, здесь тоже приносились жертвы кровожадным богам?.. Тут Гретхен вовремя вспомнила, что во сне видела этот бассейн, смотрела на него сверху, и сквозь воду видела дно! Тогда, во сне, она подумала: не колодец, а чаша! Гретхен прошла в центр залы, к круглому бассейну. Вода в нем была неподвижна, лежала как темное зеркало. «Да ведь она не прозрачна! Как можно было рассмотреть сквозь нее дно? Выходит, в этом сон тоже обманул? — с неприятным разочарованием подумала Гретхен. — «Или сверху бассейн выглядит иначе?.. «
Сейчас он производил впечатление безрадостное. Вода казалась тяжелой, маслянистой, а поверхность — тугой и упругой. Однако Уитко сказал, что эту воду даже пить можно … С ним всё иначе… его уверенность и спокойствие вселяют надежду. И если бы не он, лежать бы ей на дне того колодца… При этой мысли Гретхен испытала страх не за себя, а за своего не рожденного ребенка, сына Ларта.
«Ларт! Любимый! — она стиснула руки. — Где ты?!» В один миг мысль эта превратила Гретхен в отчаянный порыв, в протянутые через расстояния руки, в ветер, устремленный к Ларту. Она задохнулась в этом мгновенном порыве, крик рвался из самого сердца: «Ла-а-а-арт…» Гретхен прижала ладони к горлу, вздохнула глубоко раз, другой, восстанавливая дыхание. Смочила ладонь, провела ею по лбу. Вздохнула опять, уже спокойнее. Усилием воли подавила отчаяние, рождающееся при мысли о том, что теперь даже чудо не поможет Ларту отыскать ее в дебрях джунглей, внутри этой ужасной пирамиды. И хотела бы она знать сейчас, что привело Ларта к Американскому континенту — те мистические встречи или розыскные усилия, предпринятые самим Лартом, идущим по следу Ал да Ланга…
Просторный зал, чьими стенами служил каменный монолит пирамиды, был наполнен звуками, впервые гробовое молчание пирамиды отступило. До сегодняшнего дня Гретхен и представить не могла, что абсолютное беззвучие так противоестественно человеку! Мертвая тишина угнетала и вызывала чувство страха. И не просто страха, а странной жути, когда не знаешь, чего именно боишься. Пугала тишина, но ведь никакой угрозы она не содержала, просто очень тихо… и страшно… А здесь была жизнь со своими простыми, обычными звуками. Струилась и журчала вода. Стоял в воздухе легкий шелест, сухие шорохи, потрескивания, царапанье… Звуки доносились сверху. Там на стенах и сводах мрачного храма, вцепившись коготками в камень, вниз головой висели мыши… В мутном, реденьком свете их не было видно, но зато слышно. И Гретхен знала, что они там, над головой, сплошным мягким ковром закрывают камень.
Вот над этим своим страхом Гретхен могла бы даже посмеяться, потому что он был понятен. И могла бы согласиться, что да, смешно бояться мышей, если сравнивать их с теми опасностями, которым подверглась она в последнее время. Да, соглашалась, но все равно страшилась момента, когда эти маленькие, черно-бурые существа начнут просыпаться. И гадала, как они себя поведут. Может быть, здесь все пространство будет кишеть ими… Тогда ей останется одно — закутаться с головой в одеяло, вжаться в пол, чтоб сделаться как можно незаметнее и… Бр-р-р-р… Гретхен поежилась, представив, как ее будут задевать кожистые черные крылья и царапать острыми крючками когтей…
А может быть, они всей массой устремятся прочь из зала известным им маршрутом, чтобы вылететь в ночные джунгли?.. Да ведь таким образом они покажут выход!!! Почему эта мысль не пришла к ней раньше? А Уитко?! Неужели и он не догадался? Ах, поскорее бы уже вернулся! Если Уитко не придет, ей останется самой следить за полетом этих тварей… Но как без фонаря углубляться в темный коридор? Нет, все, что она сможет — увидеть, в какой из ходов они устремятся… Все же лучше бы ему вернуться…
Тут Гретхен совершенно некстати посетила мысль: если в пирамиде живут летучие мыши, почему бы не обитать здесь другим тварям? Например, змеям… или крысам… Нет уж! Эту мысль она решительно прогнала. Страхов ей хватает и без того. Нет никаких змей и крыс! Чем они станут питаться здесь? И зачем им забиваться сюда, если в джунглях полно еды, света и тепла? А что летучие мыши облюбовали недра каменного монстра, так это в поисках тишины и покоя. Им же надо спать днем, а где в джунглях покой? …И все же котомку с остатками съестных припасов лучше держать при себе. Так спокойнее.
В потемках Гретхен не сразу отыскала узелок, который передал ей Уитко перед тем как уйти, а она оставила его на полу. И теперь, прежде чем нашла узелок, успела от всей души обругать себя никчемной растеряхой. Ну в самом деле, если б не котомка, она, пожалуй, даже не враз сообразила бы, в какой коридор пошел Уитко! Это ведь надо быть такой бестолковой! Заблудиться на ровном месте! Правда, мутный сумрак так обманчив, все в нем кажется призрачным, бесплотным… Но нечего искать себе оправдания, надо честно сказать, что без Уитко она уже через десять шагов заплутает так, что с собаками не найдут! «Разве что собакой будет Урс», — вдруг улыбнулась Гретхен.
Она подошла к тому проему, в котором скрылся Уитко, прислушалась, глядя в его сумрак. Показалось, что из темноты доносятся какие-то звуки, но она не была уверена, слышит ли их на самом деле. Гретхен вздохнула, прижала к себе узелок и осмотрелась в поисках местечка, где можно поудобнее устроиться. Захотелось сесть так, чтоб за спиной не было открытого пространства, а самой при этом видеть бы весь зал. Но вдоль стен, у самого их основания по канавке текла вода, замыкая пространство зала в водяное кольцо. И Гретхен, завернувшись в одеяло, не выпуская из рук котомку, устроилась у бордюра, что ограждал бассейн. Теперь как раз напротив Гретхен темнел прямоугольник входа в коридор, из которого должен был появиться Уитко.
Шел второй день их пребывания в пирамиде. Гретхен этого не знала. Время все свои характеристики утратило, а психическое его восприятие было обманчиво и противоречиво. Вроде бы давным-давно рассталась она с Авари… уже прошел не день, и не два… Одновременно то, что случилось на восходе солнца на вершине пирамиды, было так ярко, так живо, будто происходило считанные часы назад… Собственным ощущениям Гретхен не верила. Если сказал бы кто-то: «Вы блуждаете в пирамиде уже четыре дня» — она поверила бы. Точно так же поверила бы и в «всего-то часа четыре».
Вот спать постоянно хочется. А отчего? Они отдыхали как раз перед тем, как добрались до этого зала. Может быть, пирамида так давит, угнетает, отнимает силы? В ее каменном чреве, как в могиле… без солнца, ветра, запахов и звуков… Или это внутренние часы отсчитали положенный срок, и организм сам знает, что снаружи наступила ночь, надо спать…
О! — встрепенулась Гретхен. — Так ведь в этом зале есть живые часы! Да что ж она так медленно соображает! Наверняка Уитко сразу об этом подумал! Летучие мыши спят днем и бодрствуют ночью! И если они спят сейчас, значит, снаружи день! Получается, что к ее полусонному состоянию внутренние часы никого отношения не имеют. Это всё пирамида, темнота… И бездеятельность, оказывается, утомляет не меньше, чем напряженная работа. Хочется какого-то действия, чтобы хоть ненадолго отвлечься от мыслей и ожидания. Чтобы уже не прислушиваться изо всех сил, стараясь как можно раньше распознать шорох легких шагов возвращающегося Уитко.