Снова влекла их голубая дорога. Анна очень хотела бы, чтобы все их дороги уже кончились. Уже хватило бы — путь в Любек, морское путешествие, вот теперь опять река несёт куда-то… Но сейчас, этой дороге она радовалась — Ораниенбаум остался позади вместе с теми дурными людьми. На их судне вызывательских колонистов не было.
Зато рядом с Хансом и Анной были аптекарь Якоб с женой. Узнав, что Анна ждёт ребёнка, они взяли молодых людей под свою опеку и, к радости супругов Крапп, твёрдо были намерены более с ними не разлучаться.
Сейчас они плыли на большой речной барке, оборудованной для перевозки людей. В середине её соорудили нары из крепких досок. С каждого борта имелось по одному окну, так что света тоже хватало.
Очень неприятно было узнать, что плавание по реке небезопасно. Часто разбойные люди нападали и грабили путешественников. Однако успокаивало то, что переселенцев сопровождала воинская команда. Для них было устроено помещение на носу судна.
Они уже знали, что путь их лежит к городу Саратову, что на реке Волге, главной реке России. На берегу этой реки они и будут жить в одном из новых поселений, их как раз сейчас обустраивают для пребывающих поселенцев. Анна всё ждала увидеть Волгу. Менялись названия голубых дорог, которые несли их всё глубже в Россию, но все они были не Волга. Из Петербурга по Неве они вышли в Ладожский канал, дальше предстояло по Волхову идти на Новгород. Оттуда по реке Мсте на Вышний Волочок… Путь предстоял долгий.
Шёл июнь, но лето никак не вступало в свои права. К тому же сказывалась близость холодных речных вод. Ханс сердился на Анну, что она стоит у борта без тёплого платка, и старался закутать её в свою кофту. Она же говорила, что ей нисколько не холодно и с удовольствием вдыхала прохладный ветер.
— Оставь её, — сказала Марта. — Это оттого, что на сносях она. Мне тоже так было, хоть и зима, а мне всё жарко. Я раскрывала окно и снежинки летели прямо в лицо. Это было хорошо.
Твёрдого графика в движении судна не было, шли без спешки. Устраивали остановки и стоянки, чтобы люди отдохнули. Стояли на одном месте до трёх суток. Осуществлялся продуманный и хорошо спланированный шаг Канцелярии. Переселенцев ещё не собирались доставлять в их колонии. Первые этапы ушли из Ораниенбаума в июне, в Саратов они могли бы прибыть не раньше сентября. Жильё для колонистов всё это время продолжали возводить в спешном порядке. К осени дома будут построены, но ведь их же ещё оборудовать надо для нормальной жизни. Печь сложить, хотя бы самую необходимую утварь, мебель поставить. А как люди дрова на зиму припасут в окружающем безлесье? Поселить в такой дом можно. Только как в нём зиму пережить? Выходило, что иностранцам надо было где-то перезимовать. Не в Ораниенбауме. Это было никак невозможно. За лето в него прибыло двадцать одна тысяча девятьсот шестьдесят пять человек. Людей приходилось селить даже в шалаши. До зимы их надо было из Ораниенбаума куда-то отправить. Но куда, если в возводимые посёлки селить ещё нельзя? Выход нашли в том, чтобы отправлять переселенцев партиями и устраивать их на зимовку вдоль Волги в различных местах от Твери до Самары. И с весны так же отдельными партиями, постепенно, в течение всего лета отправлять в Саратов.
По прибытии в Вышний Волочок всем велели сойти на берег, сняли с барки и поклажу колонистов.
— Мы что, приехали? — удивилась Анна, оглядываясь. — Но мы ведь по Волге так и не плыли.
— Не знаю, — ответила Марта. — Непохоже, что приехали. Подождём мужчин, вернутся, расскажут.
Через несколько минут подошли Ханс и Якоб. Оказалось, дальнейший путь от Вышнего Волочка им предстоит проделать на подводах, до Торжка. А там опять по реке Тверце в Тверь.
— Говорят, на подводах вёрст семьдесят проехать надо. Дня в два может до Торжка дойдём, — Ханс с беспокойством смотрел на жену.
Животик Анны в последний месяц заметно округлился.
— Не бойся, мы её со всем удобством устроим, — улыбнулся Якоб. — Как королеву повезём.
Подводы подали утром. Якоб взял на себя заботу выбрать самую удобную, с мягким ходом. Для Анны набили свежескошенной травой большой, как матрац, мешок — хоть сиди, хоть лежи.
Возницей у них был молодой парень с русой густой шевелюрой. Он смущал Анну тем, что с интересом поглядывал на юную немочку, да ещё и говорил что-то. Анна не понимала ни слова из разговоров русских, с которыми теперь — хочешь-не хочешь — приходилось встречаться. К тому же их язык ей очень не нравился. Грубый, рыкающий, казалось, русские постоянно угрожают или ругают. Странно, что собираясь в Россию, она ни разу не подумала, что там другой язык, которого они не знают. И невозможно представить, что когда-нибудь будут говорить на нём сами. Хорошо, если не придётся. Сказали, что в колониях будут жить такие, как они, немцы. Значит все будут говорить на понятном языке.
Парень обернулся, о чём-то спросил и улыбнулся. Анна нахмурилась и качнула головой. Зачем он разговаривает с ней? Разве не видит, что она не понимает?