разбойник обещает Гретхен покровительство, чем повергает в ещё большее смятение
Он отошёл шагов на двадцать и безмятежно сел на песок спиной к Гретхен. Когда обернулся, она держала пистолет, обхватив рукоять обеими руками. Оружие было направлено на него, но дуло плясало и ходило из стороны в сторону. Пастор улыбнулся и негромко проговорил:
— Надеюсь, это улучшило ваше самочувствие? Но вы не ожидали, что он окажется настолько тяжёл? Если захотите, прислушайтесь к моему совету. Эта вещица не для ваших рук, если будете продолжать держать его так, как сейчас, то очень скоро устанете, и тогда не попадёте в цель, даже если я подойду к вам вплотную, — в голосе сквозила ирония. — Лучше опустите его вниз, так руки останутся послушны вам и не подведут.
— Что вы собирались сказать мне, сударь? — резко проговорила Гретхен.
— Только одно — что не имею в отношении вас никаких дурных намерений.
— Думаю, у нас разные понятия о дурном.
— Едва ли. Я бы не был так категоричен в этой оценке.
— Вот как? — усмехнулась Гретхен. — Вы — убиваете, насилуете, отнимаете то, что вам не принадлежит… Вероятно, вы думаете, что это не так уж дурно?
Помолчав, пастор с усмешкой проговорил:
— Боюсь, что проиграю в этом споре — против вашего обвинения слова мои будут слишком легковесны. Да я и не собирался уговаривать вас не верить собственным глазам. А заговорил с вами, чтобы сказать — через день или два мы расстанемся. За эти дни c вами не произойдёт ничего плохого.
— Я бы хотела определённости лишь в одном: я ваша пленница? Или, может быть… добыча?
— Добыча? — в голосе прозвучала усмешка. — Много ли мне прибыли с безродной, бездомной нищенки? Только лишняя забота, не так ли?
— Верно, прибыли мало. Но если для вас я лишь обуза, зачем столько личного участия? Нищей ведь совсем не много надо — кусок хлеба, глоток воды. Монетку в пыль кинете, ей и вовсе за счастье покажется. Зачем надо было везти меня в ту семью, заботиться об уходе? Это что-то да значит, не находите?
— Сдаюсь и признаю, что вы проницательны и умны! — рассмеялся разбойник. — Вы так ловко уличили меня, что мне остаётся только признаться — уже при первой встрече многое указало на то, что вы не безродная и бездомная нищенка. Врождённый аристократизм не спрячешь под лохмотьями. К тому же, солнце не опалит так лицо и руки бродяжки, чья кожа привыкла и к дождю, и к ветру, и к холоду, и к жаре.
— Итак, сударь, вы всё же надеетесь извлечь выгоду из нашей нечаянной встречи? Должна разочаровать вас — за меня никто не даст вам и гроша.
— Я не собираюсь извлекать никакой выгоды. Я не знаю вашего имени, звания и не спрашиваю ни о чём. Вы нуждались в помощи и получили её. В этом заключаются все мои намерения.
— Значит ли это, что я свободна в своих поступках, и вы позволите мне уйти хоть сейчас?
Помолчав, он сказал:
— Я не посягаю на вашу свободу, но не позволю поступить вопреки здравому смыслу. Куда вы пойдёте? Собираетесь вернуться в то плачевное состояние, в котором я вас встретил? Вы ещё не здоровы, и ни я, и никто другой не оставил бы вас на произвол судьбы в таком состоянии.
— Но в случае, если ваши намерения войдут в противоречие с моим желанием… Вы будете уверять, что лучше меня знаете что мне на пользу, а что во вред? Или просто предпочтёте приказать подчиниться?
Помедлив, он проговорил:
— Вы способны отдавать себе отчёт в своих поступках. Никто не станет приневоливать вас в угоду собственной воле.
— Вот как?.. Куда вы везёте меня?
— Я доставлю вас к людям, где вы действительно получите помощь, в которой всё ещё нуждаетесь. Мне кажется, вам понадобятся не одни только заботы о телесном здоровье. И дружеская поддержка добрых и честных людей вам будет очень нужна. Именно к таким людям я вас и доставлю. От вас же я хочу сейчас лишь одного: не предавайтесь своим тревогам с таким неистовством. Я боюсь, что если вы и дальше будете ежеминутно пребывать в таком напряжении, вы скоро свалитесь в нервной лихорадке, а это в вашем состоянии крайне нежелательно, вы просто не перенесёте её. Теперь я оставлю вас. Но прежде верните мне пистолет, эта забава не для вас.
Он встал и пошёл к Гретхен. Сердце её обмерло, она вскинула пистолет. Это не остановило разбойника. Гретхен же будто окаменела. Она стояла, а он подошёл так близко, что ствол упёрся ему грудь.
— Ну же! Почему бы вам не очистить мир хотя бы от одного негодяя? — В лице Гретхен испуг сменился смятением, в глазах проступили слёзы. Она видела за маской тёмный блеск глаз. Руки Пастора легли на белые от напряжения пальцы Гретхен. — Отдайте мне эту игрушку, вам станет легче.
Гретхен подумала, что сейчас что-то произойдёт, каждое мгновение она ждала грохота выстрела, как будто не её палец лежал на курке пистолета, как будто оружие преисполнилось собственной воли… Она выдернула пальцы из ладоней разбойника, быстро отступила назад.
— Вы — дьявол!
— Я не лгал вам, говоря, что вы можете ввериться мне и моим друзьям. Здесь вы в полной безопасности, — проговорил он, будто не слыша Гретхен. Не двигаясь с места, он медленно протянул руку к ней: — Дайте мне вашу руку.
Гретхен подчинилась против воли. Он смотрел на её запястье. Растёртые грубой волосяной верёвкой, они едва-едва заживали.
— По крайней мере, подобного с вами не случится, за это я ручаюсь вам собственной головой.
«Он знает! — обожгла Гретхен догадка. — Он знает, что я такая же убийца, как он! Так откуда же у меня право презирать и бросать ему обвинения? Я — такая же!..»
Сглотнув, Гретхен сжала кулачок и вырвала у него свою руку.
— Скоро для вас кончится всё плохое, — сказал Пастор, глядя в море. Повернулся и пошёл прочь. Гретхен медленно опустилась на песок.