о том, что Гретхен намерена объявить тайную войну, или как бороться с обаянием и непредсказуемостью врага
Гретхен осталась одна, длинно вздохнула. Значит, побережье? Кажется, Господь услышал её и дал передышку. Она хотела поверить хотя бы в то, что этот человек, действительно, не представляет для неё опасности — он заинтересован доставить заказчику товар в лучшем виде. Вернее сказать — никакой дополнительной опасности. Гретхен усмехнулась: она — товар и вынуждена согласиться, что так оно и есть, если не хочет поверить в посланца волшебной страны. Этот человек безусловно намерен в конце концов обменять её на хороший куш… Да ведь она давно уже стала товаром, ещё тогда, когда добрый дядюшка продал её Ланнигану… И вдруг Гретхен похолодела от внезапно возникшей мысли: «Ланнигану?!» А если её снова хотят продать никому иному, как барону? В долгом и опасном путешествие нет никакой нужды, денежный мешок рядом — её супруг. Ведь именно это предположила она в первую очередь, но потом почему-то забыла! Что за глупость она вообразила — будто её цена настолько велика, что кому-то понадобилось посылать за ней гонца через половину страны! Только в больном мозгу могла произрасти такая нелепица! Конечно, она попала в руки обыкновенным вымогателям! И кто-то другой ведёт сейчас переговоры с бароном, а Ларт — только сторож, ловко усыпляющий её тревоги…
Гретхен сжалась под одеялом, представив, что в один из недалёких дней её вернут барону, и он выместит на ней всю злобу за потерю денег. А может, он не станет ничего платить? Что будет с ней тогда? Она в отчаянии прикусила губку — от этих мыслей ей стало совсем плохо.
Но зачем похитителям и шантажистам узнавать о её положении в доме? проникать на маскарад? — она робко пыталась найти уязвимые места в своей догадке и опровергнуть её. И не находила. Право, они ведь могли планировать умыкнуть её прямо с маскарада. Наверное, это было бы проще, чем пробираться в замок, выносить её… но что-то у них не сложилось. Вот если бы она поддалась своему желанию выйти в сад…
Гретхен села, обхватила колени руками. Что делать? Рассчитывать ли на помощь прислуги? Кажется, они не в сговоре с бандитами, иначе ей не было бы запрещено общаться с ними. Но как сообщить о себе? Гретхен вскочила и подбежала к окну. Нет, рама закреплена намертво, тюремщики упредили её намерения. Дождаться, когда кто-то появится внизу, разбить окно и закричать? Но звон стекла привлечёт внимание разбойника за дверью скорее, чем внизу что-либо поймут. И что кричать? «Я — баронесса Ланниган», — чтобы вернуться к ненавистному барону? Одна лишь мысль об этом приводила Гретхен в трепет.
Она прерывисто вздохнула. Пока она твёрдо знала только одно — от Ларта не следует ждать ничего хорошего и при малейшей возможности надо пытаться бежать. Возможно, он отлучится куда-то — ей надо об этом знать. А узнает она, если только заставит его быть при ней неотлучно, ведь тогда он вынужден будет объяснить своё отсутствие. Сможет ли она добиться этого? Если он не изменит свой стиль поведения с нею, то этот план вполне реален. Что же, во всяком случае, необходимо попытаться реализовать его. Теперь её очередь сделать ложь оружием. Пусть он наслаждается мыслью, что она поверила ему, пусть утратит бдительность — это обернётся ей на пользу. Она станет хитрой, изворотливой, она сможет, ведь могут же другие. Куда пойдёт, где найдёт приют, если побег удастся — об этом Гретхен старалась не думать, она подумает об этом потом, когда выберется из западни. Надо уснуть. Надо отдохнуть и набраться сил для той войны, которую решила начать.
Вечером она удивила Ларта тем, что без возражений принялась за ужин и съела всё, что он принёс.
— Вы порадовали меня, — похвалил он свою узницу. — Так гораздо лучше, скоро вам понадобятся силы.
— Да, это очевидно, — согласилась Гретхен.
Он внимательно посмотрел на неё, но сказал только:
— Мы всё более и более начинаем понимать друг друга.
Неприятным открытием для Гретхен стало то, что лгать оказалось совсем не просто. Она так и не смогла выдавить из себя улыбку — боялась, что это будет не улыбка, а гримаса. Вот он как раз вёл себе очень непринужденно, чем становился для неё ещё неприятнее. Ему даже удалось на короткую минуту внушить ей сомнение: справедлива ли она к нему? а если он искренен? «Лицедей! — тут же одёрнула себя Гретхен. — Только хороший лицедей!»
Эта раздвоенность мешала Гретхен, она злилась на себя не меньше, чем на него. На себя — за то, как слаба её защита против его обаяния, на него — за искусную, жестокую ложь.
Когда после ужина он снова оставил её одну, она, вопреки своим намерениям, не смогла, не захотела удержать его рядом.
Было уже позднее утро, когда Ларт постучался и вошёл к ней.
— Ау, леди лежебока! Извольте просыпаться и вставать.
И первой осознанной мыслью Гретхен было: сегодня у неё всё должно получиться! Не открывая глаз, она повернулась на спину и с сонной томностью сказала:
— Не хочу.
— А чего вы хотите?
— Нежиться в постели и чтобы вы за мной ухаживали.
— Вот как? — Гретхен услышала удивление в его голосе. — А я собирался предложить вам прогулку.
— Прогулку? — Гретхен быстро открыла глаза.
— Вас это пугает? Всего лишь прогулка по саду. Вокруг дома чудесный сад, и в нём не воздух, а панацея от всех болезней.
Гретхен с облегчением опять закрыла глаза — ей-то пришло в голову, что прогулка эта закончится прямо у замка барона.
— Видимо, я могу расценить это, как ослабление тюремного режима?
— Не можете, — сердито сказал Ларт. — Потому что этот режим вы сами себе вообразили. Ваше романтическое воображение рисует вам образ прекрасной и несчастной узницы. Должен разочаровать. Вы, разумеется, и прекрасны, и несчастны, вот только не узница. Тюрьмы нет, есть только некоторые условия, которые вы должны пока соблюдать.
— Моя прогулка по саду тоже предполагает какие-то условия?
— Моё общество.
— О, это куда лучше, чем ошейник и цепь! Я бы даже сказала, — куда приятнее.
— О, баронесса, — укоризненно проговорил Ларт. — Итак, вы приняли моё предложение, или в самом деле хотите оставаться в постели?
— Ни в коем случае! Я с большой радостью принимаю ваше предложение!
Она снова почувствовала внимательный, испытующий взгляд, но он только сказал с усмешкой:
— Вы непредсказуемы, как весенний ветерок. Через полчаса я приду звать вас к завтраку.
— Постойте! Вы полагаете, я должна сама справиться с утренним туалетом? Мне нужна горничная. Каким образом я должна затянуть сзади шнурки?
В глазах Ларта опять заиграла усмешка.
— Спрячьте подальше эти корсеты со шнурками, а лучше — вовсе выбросите из своего гардероба. Зачем вы мучаете себя этими инквизиторскими приспособлениями? Заковывать в латы вашу тоненькую талию! Да позапрошлой ночью я опасался, что переломлю вас, если прижму чуть крепче. — Гретхен почувствовала, что кровь приливает к лицу. — Впрочем, если корсет и в самом деле выполняет для вас роль доспехов, и вы ощущаете себя в нём как в крепости… Если вы настаиваете, я осмелюсь предложить свои услуги.
— Вон! — красная от гнева, оскорблённая Гретхен запустила в него подушкой.
Прежде, чем подушка мягко шмякнулась о двери, Ларт склонил голову в поклоне и исчез. Негодяй! Мужлан! Гретхен вскочила и энергично прошлась по комнате, как будто искала объект, на который изольёт свой гнев. Гадкий! Гадкий! И это только начало! Так-то он собирается заботиться о ней! Но почему он раскрылся так вдруг — со своими насмешками, язвительностью, да просто с хамским к ней отношением?
Остановись, остановись, Гретхен! — она прижала ладони к щекам, будто удерживая себя от метаний по комнате. — Гнев тебе никакой не помощник! Подумай, попытайся понять его: чтобы победить, надо понять врага, его поступки. Что-то было не так в его дерзкой вульгарности. Но она сама?.. Разве она сама не удивила его своим поведением? Этот его удивлённый, изучающий взгляд… Она сама, первая повела себя неестественно, и он понял, что она пытается играть с ним в какую-то игру, тут же ответил своей. Его поведение — маленькая месть? Если так, надо отдать ему должное, он был честен с ней, не захотел играть в простака, которого можно обвести вокруг пальца. А если он хотел наказать за разоблачённую хитрость, то цели своей достиг — он заставил её забыться и в поведении своём уподобиться вздорной лавочнице.
Итак, он ещё и умён. Умный противник — опасный противник. Надо быть осторожней с ним, нельзя совершать опрометчивых поступков. Но цель прежняя — хорошенько к нему присмотреться. А это, в свою очередь, означает, что она обязана проглотить оскорбление, потому что явить ему ледяное презрение, значит отдалить его, что вовсе не в её интересах.
Когда Ларт постучал в двери, Гретхен была уже умыта, одета и причесана.
— Вы очаровательны, — склонил Ларт перед ней голову. Гретхен улыбнулась, и улыбка получилась вполне естественной — она начала своё тайное единоборство.
Он привёл Гретхен в маленькую уютную столовую, в которой стоял прекрасно сервированный стол. Завтрак дал ей повод для нового беспокойства. Она ошибалась, когда в какие-то минуты думала о своём похитителе как о невоспитанном хаме. Впервые основы этого мнения начали рушиться, когда Гретхен увидела, что он умеет одеваться с большим вкусом. Причём в платье светского льва чувствует себя очень свободно и естественно. А теперь его поведение за столом ясно показало, что Ларт вырос не в крестьянской хижине. По части манер барону Ланнигану было далеко до этого разбойника. Во время совместных трапез с супругом к горлу Гретхен ни однажды подступала тошнота от вида сальных щёк и подбородка. И никак не улучшали аппетит чавканье, хруст и сопение. Гретхен не поднимала глаз от тарелки, и нередко вставала такой же голодной, какой села за стол. Ларт же непринужденно и с привычной ловкостью пользовался многочисленными столовыми приборами. Тревога снова охватила Гретхен — противник был абсолютно непонятен ей, и она уже в который раз ошиблась в его оценке.