рассказывает о печальном открытии
Теперь даже Голос звучал всё реже и реже потому, что недолго казался он Всезнающим и Всеведающим. Недолго. Наверно, вот до тех пор…
— Скажи, зачем понадобилось Веде жизнь человеческую прожить?
— Так долго пребывает она в своём одиночестве, что остывают её чувства, и забывается про многое. Перестаёт она понимать в мире людей. Вот тогда идёт Веда в мир простым смертным на короткий срок, которым меряется человечья жизнь.
— Значит, не только Алёной Веда была? Почему же не помню я о том, если я Веда?
— Потому что тебе жаль расстаться с Алёной и ты не хочешь признать себя Ведой.
Долго молчит Веда-Алёна, прежде чем спросить:
— Старая Велина говорила про девицу. Будто к омуту Русалочьему она в любой час ходила, всё равно что в собственную кладовую, и брала из него всякое знание, какое нужно ей было.
— Вот ведь как далеко память о ней ушла. Трижды народившиеся дети умерли от старости, а память не стёрлась. Правильно ты догадалась — девица эта тоже навроде тебя была. Тогда понадобилось заново научиться быть терпимой к людям, учиться прощать их несовершенства.
— А чему должна была научить Алёнина судьба?
— Веда перестала понимать, от чего страдает человек, теряя другого. Почему бывает, что один готов умереть, только пусть бы другой жил.
И тут внезапно вспомнился Алёне давнишний разговор с Велиной. Тогда Алёна сказала: «Выходит, нет в ней любви… баба ледяная эта Веда». Как верно девчоночьим разумом своим угадала! И впрямь забыла Веда, что значит любить! Как больно терять любимого человека. Как случается, что душа будто пополам рвётся.
— Значит, по замыслу Веды, пришла я в мир, чтобы полюбить всем существом своим. А потом потерять любимого, дабы вспомнилась боль утраты? Счастливая любовь мне не была суждена?
— Ты сама начертала судьбу Алёны прежде, как стать ею. Но когда подошло время потерять Ивана, утрата оказалась столь непереносима, что восстала ты вперекор начертанному, — и человек остался жить. Однако, что было определено Ведой, тому должно случиться. Разлуки вам было не миновать и вместо него ушла ты.
— А Иван? Он обыкновенный смертный человек?
— Да. Ты выбрала его из тех, кто должен был народиться на свет незадолго до Алёны. Чистый душою, светлый, пригожий, он был достоин высокого выбора.
Алёна прикрыла лицо рукою.
— «Господи, Господи! Как дозволил Ты этот грех против любви?! Достоин высокого выбора… Дать крылья, и бестрепетно ранить смертельно на взлёте. И это — высокий выбор? Благодарность за дарение чудом любви? Щедра же Веда!»
— Скажи мне… Так это ты следила, чтоб определённое Ведой исполнилось? Ты направляла руку судьбы?
— Нет, что ты! Как любой из смертных, родилась ты, чтоб пройти намеченный путь от рождения и до смертного часу. Все равно, как отправляясь в дальнюю дорогу, знаешь только откуда вышел и куда прийти должен. Однако разве доподлинно, до мелочей знаешь каким будет предстоящий путь? И внезапное ненастье застанет, и тяжкое лихо повстречать можешь, или наоборот, встретишь доброго надёжного попутчика, с кем покажется дорога радостной и короткой. Только, по правде коль сказать, внезапно же ничто не случается: и хорошее, и дурное — всё воздаётся человеку по заслугам его: и добрый попутчик, и напасть лихая. С того дня, как пришла ты в мир людей, ты стала жить по его законам.
— Но разве ты не сказала, что Веда определила судьбу Алёны?
— И это верно тоже. Веда выписала судьбу Алёны. Но вот когда Мастер пишет образ на стене храма, это его произвол? Или рукой его водит озарение, данное ему свыше?
«…и ежели Мастер пишет не умом, не рукой, а озарённой душою, тогда свет этого озарения останется в его творении. Тогда образа храмов творят чудеса: исцеления немощных, просветления безумных. Но когда дрогнет рука Мастера, сфальшивит сердце, и разум изощрённый перебьёт шепот провидческого чутья, тогда получается вовсе не то, на что было вышнее произволение.
Веда, любви не знающая, руководствовалась холодным рассудком, а душа молчала, и тем нарушила Веда волю Всевышнего, преступила закон Его… Жизнь моя — Алёны, досадная ошибка Веды…"