повесть
Ксения проснулась рано. Она лежала тихонько, будто боялась расплескать своё удивительное состояние — из сна. Снилось что-то странное. Что? Она попыталась вспомнить, но воспоминание, словно золотая рыбка, ускользало из сознания. Лишь отблеском его осталось ощущение радости, нежности, чего-то очень хорошего.
Ксюша с удовольствием потянулась, по-кошачьи выгнувшись всем телом, засмеялась собственному прекрасному настроению, откинула одеяло и выпрыгнула из постели. Набросив тёплый халат, она подошла к окну взглянуть, ясным ли обещает быть день. В это время внизу застрекотал мотор «Бурана» и, помедлив, Ксюша прямо в тапочках и халате вышла на веранду.
Человек в красно-синем лыжном комбинезоне стоял спиной к ней у крыльца, надевал очки. Прежде чем сесть на снегоход, он коротко обернулся. На несколько мгновений замер, потом коротко кивнул, отвернулся, сел в седло и укатил вверх по дороге. Ксеня фыркнула: вот невежда, даже не поздоровался!
Кажется теперь она догадалась, кто он такой, этот человек в ярком комбинезоне. Вчера, в первый её день на горно-лыжной базе, когда она пошла погулять по снежным тропинкам, он тоже попался ей на глаза. Ксеня заметила его наверху крутого склона. Хотела посмотреть как он скатится вниз. Но человек не торопился, стоял неподвижно, опираясь на палки. Ксеня подождала минуту-другую и пошла себе дальше, да сразу же и забыла о нём.
Вчера она была уверена, что лыжник — кто-то из отдыхающих. Но теперь подумала, что, наверно, как раз он и есть таинственный, неуловимый (Инга его так и не выловила) хозяин Приюта.
«Однако, какой хлопотун, — всё же одобрительно подумала Ксеня, зябко потирая плечи, — рано рабочий день начинает. А у Инги, кажется, роман с ним. Интересно, он симпатичный?» Его большие очки и глухой воротник, в котором прятался подбородок, скрывали, практически, всё лицо и Ксене не удалось разглядеть его внешность.
Снизу донеслись голоса, и она поспешила заняться утренним туалетом, не желая опаздывать к завтраку.
Едва позавтракав, Ксеня опять отправилась бесцельно бродить безлюдными тропинками и дышать упоительно свежим, морозным воздухом. Казалось, что каждый глоток этого воздуха изнутри очищает до хрустально-звонкой чистоты.
Ей повезло с погодой. Погода стояла, как на заказ — великолепная. Ксеня не переставала удивляться прозрачности глубоких красок, которых не пожалела здесь природа, их насыщенности и, одновременно, нежности. Лазурь по-весеннему яркого неба соперничала с сиянием снега. Густая зелень сосен, искристый гранит скал, голубые тени, причудливые шапки снега на ветках — всем этим можно было любоваться без конца. А пьянящий воздух, настоянный на целительном аромате сосен! Мудрые друиды не зря считали, будто сосна забирает у человека всё дурное: мысли, чувства, обиды.
До самого обеда Ксения неутомимо разгуливала по окрестностям Приюта. Но после обеда почувствовала, что город отучил-таки её ходить пешком — ноги налились тяжестью. После вкусного, обильного обеда она поняла, чего ей хочется вот прямо немедленно. Поднявшись к себе, Ксеня бессовестно бухнулась в постель, наслаждаясь нежной податливостью матраца, невесомым тёплом одеяла и покоем. А более всего — возможностью вот так откровенно лениться. «Здорово-то как! — сонно улыбаясь, подумала она. — Но в другой раз — непременно с Олежкой!»
Ксеня ещё пребывала в благодатном неведении, чем обернётся эта поездка, и что с мужем она никогда сюда не приедет.
Давненько уже не спала она так безмятежно и сладко. Отсутствие всяких обязательств, редкое состояние беззаботности, когда знаешь, что обо всём позаботится кто-то другой, возможность совсем забыть о времени — это было великолепно!
День заметно клонился к вечеру, когда она проснулась, но вставать ещё не торопилась. Лежала, и мысли текли лениво, спокойно. Наконец, сон отлетел весь без остатка. Ксеня поднялась, умылась холодной водой и решила спуститься вниз. Полина Тимофеевна услышала её шаги, выглянула из кухни, радушно улыбнулась.
— Вздремнула немножко?
— Целых два часа проспала!
— У нас тут на бессонницу никто не жалуется. Приезжают и первым делом отсыпаются. Говорят, что спится у нас тут особо сладко.
— Это правда! В другой раз я обязательно с мужем приеду.
— Конечно, приезжайте! Позвоните, мы комнату для вас придержим. У нас многие так: разок приедут, глядь, и на следующий год к нам, а там и в третий, и в четвёртый, каждый год приезжают. Потому что, во-первых, дёшево. Таких цен нигде больше нет, верно тебе говорю. А во-вторых, у нас по-простому, по-домашнему всё. Мы тут все, как одна семья.
— Да, я это заметила.
— А кто по второму-третьему разу приезжает, так и вовсе будто родные. Ксюша, ты пока телевизор посмотри, видик можешь включить, кассеты вон на полке рядом. Журналы свежие Сан Саныч утром привез. А я тут к полднику чего-нибудь приготовлю, сейчас народ нагуляется, знаешь какие голодные заявится!
— А может быть, я лучше вам помогу?
— Давай! Вот, бутерброды делай.
С лёгкостью болтая о том, о сём, Ксения между прочим спросила:
— А директор ваш всегда такой занятой? Вроде бы и хозяйство у вас не очень большое.
— Теперь-то да, всё отлажено, как часы работает — только присматривай, не забывай. Не работа, а удовольствие. Люди у нас хорошие работают. У Евгения Палыча, директора, дар редкостный — он человека, считай, с первого взгляда распознаёт, кто чего стоит. Вот взять хоть Тамару или Сан Саныча — поверь, золото, а не люди. Раньше тут всякое бывало. Я уже сколько здесь… да второй десяток уже. Женя-то недавно у нас. И хозяйство ему досталось хуже некуда. Вот когда он начал тут работать, вот тогда дел было невпроворот! Один ремонт капитальный чего стоил. А теперь управляемся в лёгкую. По хозяйству — я да Сан Саныч. Тамара в комнатах прибирает, за бельем следит. А директор теперь больше с гостями, инструктором. Он и на лыжах учит, и на гору альпинистов частенько водит. Так что ему с гостями дел хватает.
— А я его до сих пор, считай, не видела.
— Да увидишь ещё. Обычно он сразу с новыми жильцами встречается, знакомится, беседует. Но раз на раз не приходится, всяко бывает. Видать, нездоровится ему эти дни или что, не пойму. Если занедужил, так не сознается, но вот даже обед попросил в комнату подать.
— Он сейчас здесь, в доме?
— У себя. Но ты с ним непременно познакомишься. Тогда увидишь какой он человек. Я Бога уж ни один раз благодарила за такого-то начальника. Дай Бог ему здоровья.
Ни Ксения, ни Полина Тимофеевна не услышали, как человек, о котором они говорили, бесшумно спустился по лестнице. У входной двери приостановился. Дверь в кухню была открыта, и голоса женщин звучали, будто они разговаривали здесь, в холле. Он слышал, что говорили о нём, но на лице не появилось ни заинтересованности, ни осуждения. Оно оставалось таким же бесстрастным, когда он тихо открыл дверь и вышел. Надев лыжи, он легко заскользил по лыжне и скоро исчез за густыми зарослями елей.
Это был второй день Ксениного пребывания в Приюте — горно-лыжной базе отдыха.
Уже из окна автобуса Ксения увидела молодую женщину с табличкой в руках. На табличке было крупно выведено: «Приют». Женщина встречала Ксеню. Так она познакомилась с Ингой.
Инга была общительной, жизнерадостной, лёгкой. Выяснилось, что она не сотрудница Приюта, а работает инструктором в одной из пригородных туристических баз отдыха. Но с директором Приюта хорошо знакома, потому что он альпинист и работает не только со своими отдыхающими. Инга часто с ним в паре водит на маршруты группы альпинистов. А сейчас она встретила Ксеню по его просьбе, сам он не смог приехать.
На хорошей скорости Инга уверенно вела машину вверх по асфальтовой дороге, и путь до горнолыжной базы показалась Ксюше совсем коротким.
Приют возник неожиданно. За очередным из многочисленных поворотов Ксеня увидела, что дорога кончилась. Машина вкатилась на просторную площадку перед симпатичным двухэтажным домиком. Инга виртуозно развернула автомобиль, мотор умолк, и сделалось необыкновенно тихо. Показалось, что если затаить дыхание и прислушаться, то можно услышать, как шуршат, оседая, невесомые снежинки.
— Приехали! — весело сказала Ксенина провожатая. — Идёмте с хозяевами знакомиться.
Вслед за ней Ксения поднялась на высокое крыльцо. Около него в снег были воткнуты две пары лыж, и стоял оранжевый снегоход.
Инга, потопав, оббила снег с подошв ботинок, распахнула двери. Они прошли через тесноватый тамбур и оказались в огромной гостиной.
Бегло скользнув взглядом вокруг, Ксюша увидела несколько кресел, столик с причудливым деревянным подсвечником, такие же подсвечники на стенах, несколько картин. Роскошное обилие зелени заведомо расположило к хозяевам — у Ксени было стойкое, хотя, может быть, и не очень обоснованное убеждение, что растения пышно разрастаются лишь у хороших людей и в добром доме. Но самое приятное — в гостиной оказался огромный камин! Сейчас в нём весело плясало пламя, постреливая искрами смолянистых поленьев.
— Теть Поль, вот вам новая гостья, — услышала Ксеня и увидела, что Инга представляет её пухленькой, уютной женщине. — Где Женя? Он вернулся?
— Добро пожаловать в Приют, — радушно улыбнулась хозяйка Ксюше, повернулась в Инге. — Нет его, на трассу пошёл. Сказал, чтобы не ждала.
— Ну-ну, — Инга хмыкнула. — Женя в своем репертуаре. Я всё же поднимусь к нему, теть Поля. Буран возьму, ладно?
— Да где ты его искать будешь?
— Проедусь просто, посмотрю. На лыжах он далеко не уйдёт.
— Погоди, у меня кофе вот-вот готов, попей с нами кофейку.
— Да у меня всегда с собой, полный термос. Вот Ксеней лучше займитесь. Привет! — она помахала рукой. — Увидимся!
Инга выпорхнула за двери. Женщина покачала головой и Ксеня не поняла: то ли осуждала кого-то, то ли сетовала непонятно на что. Но уже в следующее мгновение она приветливо улыбнулась Ксене.
— Ксюша? А меня Полина Тимофеевна зовут, я и завхоз, и повариха, в общем, если что, со всеми вопросами ко мне. Вообще нас, хозяев, тут всего четверо: директор, горничная Тамара, Сан Саныч, мастер-золотые руки, ну и я. Гостей теперь девять — кроме тебя четыре семейные пары. Сейчас дома нет никого, погода такая, что в четырёх стенах мало кто усидит. А за ужином все соберутся и тогда я тебя со всеми познакомлю. Теперь Тамара покажет твою комнату, а минут через пятнадцать-двадцать спускайся. Ты голодная, небось, не терпеть же до ужина.
— Тамара! — громко позвала она. — Гостью встречай!
Худенькая женщина с тихим голосом и ловкими, сноровистыми движениями, приняла Ксению как эстафету. По пути к приготовленной для неё комнате, Тамара указывала на двери с обеих сторон коридора и в двух словах рассказывала о жильцах. Судя по её характеристикам, в Приюте гостили исключительно приятные и интересные люди.
Маленькая, уютная одноместная комнатка Ксюше понравилась. Выглянув в окно, она обнаружила, что выходит оно на залитую солнцем веранду. По тщательно убранному снегу, расставленным шезлонгам, по забытой в одном из них лыжной шапочке, видно было, что верандой пользуются не только летом. А что, приятно полежать в шезлонге, подставив лицо солнцу и наслаждаясь разлитым в воздухе покоем. Однако сейчас на веранде не было ни души.
Быстренько разложив свои немногочисленные вещи, Ксеня спустилась вниз. Она не собиралась засиживаться в комнате, — кристальной чистоты воздух так и манил, казалось, его можно пить, как родниковую воду. Солнце и небо были не такими, как в городе. А про то, что снег бывает таким ослепительно белым, Ксюша уже и забыла.
Но в гостиной на маленьком столике, покрытом большой клетчатой салфеткой, уже стояло блюдо с ватрушками, и их аромат чувствовался на расстоянии: как всякая добрая хозяйка, Полина Тимофеевна спешила накормить гостью. Ксеня в замешательстве приостановилась: очень уж ей не терпелось познакомиться с тем, что было за стенами Приюта. Но в этот момент в гостиной появилась Полина Тимофеевна. В одной руке она несла кофейник, из носика которого поднимался пар, в другой — тарелку с ломтиками холодного мяса. Пришлось Ксюше без возражений скидывать куртку и приниматься за угощение.
Тонкие сочные пластики мяса, приправленные какими-то неведомыми специями, были необыкновенно вкусными, тёплые ватрушки таяли во рту, ароматом кофе хотелось дышать. Или Ксеня и впрямь проголодалась, или Полинино искусство было тому виной, но она, вопреки первоначальному намерению слегка перекусить из вежливости, не поднялась из-за стола, пока тарелки не опустели.
В тот день Ксеня ещё раз увидела Ингу.
С любопытством осматривая территорию Приюта, она бродила по тропинкам, проложенным в снегу сквозь заросли огромных елей и сосен. Всё ей было в диковину: тишина, в которой особенно звонко разносилось щебетание синиц и стрекот сорок; девственная белизна снега и голубые тени на нём; пушистые сугробы на мохнатых, низко опущенных ветках; заячьи следы, убегающие под ель… Ксеня рассмеялась, поймав себя на том, что с беспокойством высматривает ещё другие следы, например, злых, кровожадных волков.
Поднявшись в гору, она услышала голоса, а вскоре ей навстречу вышла супружеская пара. Обоим было лет по тридцать пять. Раскрасневшиеся от лёгкого морозца, улыбчивые, они оказались приятными и дружелюбными. Они так обрадовались Ксюше, будто ближайшую родственницу встретили. Оказалось, что все оповещены о ней и ждали прибытия. Супруги наперебой перечисляли достоинства именно этой базы отдыха, из чего Ксеня улавливала лишь обрывки: «Милейшие люди… великолепная кухня… уютно и чисто… профессионал… дешево…» и тому подобное. Впрочем, они не навязывали ей своего общества: всё уложилось минуты в три-четыре, и они отправились вниз, наказав Ксене не уходить слишком далеко, потому что к ужину все будут ждать её. Ксюше нравилось здесь всё больше и больше.
Ещё метров через пятьдесят тропинка выбежала на простор — деревья расступились, и Ксения оказалась на ровном пологом склоне. Чуть ниже, за деревьями виднелась красная, с крутыми скатами, крыша Приюта, почти весь двор и часть дороги. А дальше открывалась такая великолепная панорама, что Ксеня надолго остановилась здесь, любуясь горами, тёмной зеленью лесистых склонов, бездонностью неба, ослепительным сиянием снега. Кажется, впервые в жизни ей захотелось взять в руки кисть и запечатлеть эту красоту на полотне. Показалось, что в этот миг краски будут ей послушны и лягут на холст именно так, как она пожелает… «Ох, ну почему Олежка этого не видит? Ведь словами не расскажешь. Как было бы здорово любоваться вместе с ним!» — подумала Ксеня и с лёгким вздохом оторвалась от созерцания раскинувшегося перед ней пейзажа.
Она уже собиралась повернуть назад, когда послышался стрекот мотора, и приостановилась посмотреть, кто появится на дороге. Скоро показался снегоход, — это возвращалась Инга. Может быть, Ксюше показалось, но мотор трещал слишком громко, разрушая очарование тихой, снежной сказки. Потом он смолк. А минуты через две Ксеня вдруг услышала голоса. И они тоже звучали громче, чем можно было ожидать. Ксения удивилась и подумала, что, вероятно, чистый вечерний воздух создает такой эффект. «Ах, Инга, не обижайся ты на него!» — «Да что вы, теть Поль! Будто я Женьку не знаю! Всё в порядке!» Ксюще стало неприятно, будто она нарочно подслушивала — ведь они наверняка даже не подозревали, что их так далеко слышно. Ксения поспешила войти в тень деревьев. Ели столпились вокруг, потянулись к тропинке косматые ветви, — голоса заглохли.
К вечеру первого дня Ксения познакомилась со всеми обитателями Приюта. Впрочем, один всё же остался неизвестным, — хозяин базы так и не появился, занятый делами на неведомой ей трассе. Да он и не особенно занимал её мысли — ни на какую трассу она не собиралась, восхождения и романтика вершин были не для неё. Может быть, она и соберётся покататься на лыжах — самую чуточку — но для этих детсадовских покатушек ей не нужны никакие инструкторы.
На горнолыжной базе отдыха Ксения оказалась совершенно случайно — горящую путёвку кто-то всучил Олегу почти насильно, характеризуя Приют прилагательными в превосходной степени. Олег немедленно загорелся идеей отправить туда Ксюшу. Она попыталась отказаться, доказывая, что лыжи, горы и она несовместимы. На что муж резонно возразил, что никто её насильно у лыжам не пристегнёт, а воздух и солнце там абсолютно для всех одинаковы: что для альпинистов и горнолыжников, что для сачков. Ксеня принялась, было, уговаривать его поехать вдвоем и на месте приобрести ещё одну путевку, но Олег через три дня должен был везти своих парней на региональные соревнования. В конце концов, она приехала одна, подышать чистым воздухом, отдохнуть от серости и буден города, побродить по снежным тропинкам.
Ксения любила одиночество и тишину, когда так хорошо думается. Поэтому, знакомясь с людьми, она не очень старалась сблизиться, была со всеми ровно доброжелательной и чуть-чуть отстранённой, маленькая дистанция сохраняла неприкосновенность её собственного мира, в который она не часто пускала посторонних.
На следующий, третий день, с самого утра Ксеня почувствовала, что погода как-то неуловимо меняется. Притухли краски, стали более мягкими, размытыми, как будто опустилась лёгкая дымка. Само настроение природы стало иным, более минорным, с неуловимым налётом грусти. И это тоже было так хорошо! Покой был разлит в воздухе, но одновременно в нём чувствовалось некая неуловимая динамика. Некое волшебство скрывалось в густеющих тенях. Словно невесомые покрывала, сотканные их лебяжьего пуха, опустились облака на слепящие вершины гор. Как лицо под вуалью, укрылись дали за тончайшей голубой кисеёй. Акварельно растаяла чёткость очертаний, смягчённая тонкой кистью гениального художника.
В то день две супружеские пары зазвали Ксеню подняться с ними на канатке на лыжный каток, уверяя, что ей тоже будет там интересно и весело. Она не пожалела, что поехала, — вдоволь накаталась с горы на какой-то резиновой надутой штуке. Удержаться на ней было совсем не просто, но зато и падать не больно и весело. На лыжах скатиться она не отважилась — гора пугала её крутизной и жёстко укатанным склоном. Но, насмотрелась на лёгкий, изящный полёт лыжников, и потянуло всё-таки испытать свои способности.
Деревья вплотную подступали к тропинке, по которой поднималась Ксеня. Не было слышно голосов и вообще, никаких звуков, кроме скрипа снега и её дыхания. И если бы ни тропинка — признак обитаемости, пожалуй, даже стало бы жутковато от этой тишины, безлюдности и предвечернего сумрака. Но рядом, сразу за елками начинался покрытый снегом склон, вдоль и поперек разлинованный лыжами, и оттуда, как на ладони, виден был «Приют». Чтобы спуститься к нему напрямую, понадобилось бы пару минут. Поднявшись еще выше по тропинке, Ксеня свернула на склон.
Она и не помнила, когда последний раз застегивала крепления на лыжных ботинках. Увы, свою неспортивность Ксюша сознавала, как недостаток, но дальше этого дело не шло. Ксеня надела лыжи и остановилась, вновь зачарованная великолепным видом, раскинувшимся перед ней — она не уставала им любоваться. Потом, чуть толкнувшись палками, скользнула по плотному снегу. Не вниз, а почти поперек склона, чтобы не набирать скорость. Она почти уже обнаружила в себе талант лыжницы, когда неторопливое скольжение было неожиданно прервано — сбоку, из-задеревьев в стремительном вираже вынесся лыжник в красно-синем комбинезоне. Он мгновенно затормозил, выпустив из-под лыж густой веер снежной пыли. Но Ксения от неожиданности отпрянула в сторону, при этом сделала поворот (чего вообще никогда не умела) — и, со все возрастающей скоростью, ее неудержимо повлекло вниз. Тут все лыжные таланты не кстати и без предупреждения покинули ее, и Ксеня кубарем покатилась в облаке снега.
Ее кувыркание прервало какое-то препятствие. Протерев заляпанное снегом лицо, Ксения обнаружила, что препятствием послужил все тот же злополучный лыжник — директор «Приюта». Ксения еще не сообразила — ругать его или благодарить, а он молча наклонился, отстегнул крепления ее скрещенных, вывернутых лыж, подал руку.
Ошарашенная падением, стремительностью, с которой все произошло, а теперь и безмолвной манерой этого странного человека, Ксеня безропотно подала руку, чтобы подняться, но едва оперлась на ноги, вскрикнула и откинулась назад, схватившись за ногу. Он опустился на колени, стянул перчатки, отстранил ее руки. Потом осторожно ощупал лодыжку.
— Растяжение, — глухо проговорил он, и Ксения медленно подняла голову, изумленно посмотрела ему в лицо, силясь за стеклами больших очков рассмотреть глаза, его глаза. — Извини… Я думал, ты уже внизу…
Голос!.. Голос, который внезапно окликал ее в пустой квартире, во сне… который она страстно ждала и отчаянно боялась услышать, отпирая дверь в неурочный час… И теперь?.. Здесь?..
— Арвид! — толи шепотом, толи стоном вырвалось у нее.
Он медленно, словно нехотя потянул очки вверх, расстегнул высокий воротник комбинезона.
— Ты… — снова мучительно выговорила она, медленно повела головой, как будто желала стряхнуть наваждение.
Но все ее существо, как в ту, первую встречу, уже было в плену его удивительных, странных, опасных глаз. Чуть опустив голову, он смотрел с каким-то требовательным ожиданием. Ксения судорожно переглотнула, и он спохватился, отвел глаза от ее побледневшего лица.
— Здравствуй, Ксюша…
Он взял ее холодную, безвольную ладошку, прижал к своей щеке. Это прикосновение помогло ей прийти в себя, она слабо улыбнулась.
— Ты не беспокойся, у тебя только небольшое растяжение, через несколько дней все пройдет. Вот только на лыжах больше не покатаешься, — говорил он, и слова эти казались необязательными, бессмысленными, потому что в сумятице ее мыслей не было уже места тем заботам, о которых он говорил…
— На санках я все же увереннее себя чувствую… Мне, чем к земле ближе, тем лучше. — И эти, столь же необязательные слова, выговорились сами собой, скрывая Ксенино потрясение. Она посмотрела вниз, на домик «Приюта», который сейчас показался очень далеким, виновато и растеряно улыбнулась: — Только… Как бы мне теперь вон туда спуститься, в «Приют»?..
Арвид расшнуровал тяжелый ботинок на поврежденной ноге и осторожно стянул его. Потом поднял Ксенины лыжи, воткнул их в снег.
— Держись за шею, — сказал он, наклоняясь к ней, и Ксеня оказалась у него на руках.
Она вскрикнула от неожиданности, излишне поспешно проговорила:
— Ты что, хочешь со мной ехать вниз?! Пожалуйста, не надо!
И осеклась, потому что неожиданно и невозможно близко снова увидела серьезные, ясные глаза. Через секунду они улыбнулись.
— Закрой глаза, трусишка. Держись крепче.
Ксеня зажмурилась изо всех сил, уткнулась лицом в его плечо, когда мимо стремительно понеслись сосны и елки, то справа, то слева веером взвивался снег. Ей казалось, что они не скользят по склону, а находятся в свободном падении, и кончится все каким-то жутким ударом… Было страшно… и одновременно, не давая себе отчета в том, Ксеня остро желала, чтобы это длилось и длилось…
— Полина! — услышала она голос Арвида и обнаружила, что они стоят перед крыльцом «Приюта», внутри прозрачного облака сухого снега, и оно медленно оседает, искрясь на солнце. Полина Тимофеевна сначала оторопела, потом всплеснула руками, заохала, но одновременно сноровисто отстегнула крепления на лыжах Арвида, поспешила вперед, распахнула для них двери.
Когда она торопилась за ними по лестнице, в руках у нее уже были бинты и какие-то флаконы. Она проводила их до Ксениной комнаты, и заторопилась вниз, приготовить лед.
Арвид опустил ее в кресло.
— Болит? Сильно?
— Постой… Директор — ты?
— Да.
— Но почему Евгений…
— Так надо. Не бойся, я… не преступник, не скрываюсь ни от кого.
Ксеня не заметила мимолетной гримасы недовольства на лице Арвида, когда он подумал: «А, собственно, почему «не»?
Голова у нее шла кругом, и в этой карусели все перепуталось, перемешалось, будто она внезапно утратила способность связно мыслить. Арвид внимательно посмотрел на нее, чуть улыбнулся:
— Давай сначала ногой твоей займемся. Так больно?
— Ох, я и не знаю, — Ксения попыталась улыбнуться. — Этот полет с горы получше всякой анестезии.
Его руки были столь бережны, что Ксеня и впрямь не знала теперь, не почудилась ли ей там, на горе, пронзившая лодыжку боль. Глупо, но, кажется, она была даже рада этой неожиданной травме. Благодаря ей, она пока имеет передышку и может хоть немножко собраться с мыслями. Вернее, сформулировать более-менее связные вопросы, которые, может быть, задаст ему… Но сейчас она боялась что-либо сказать, казалось, голос предаст, и тогда она просто расплачется. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.
— Что? — сейчас же услышала встревоженный голос и, не открывая глаз, отрицательно покачала головой.
Кое-как справившись с комком в горле, выговорила:
— Откуда ты здесь?
Он медленно поднял голову, посмотрел без улыбки. Потом уголки губ чуть дрогнули в подобии ее.
— Но где-то я должен быть.
Помолчав, проговорил:
— Я так рад, что ты приехала…
— Почему же ты сразу не… Ты ведь знал, что я здесь?
Он кивнул.
— Так почему?..
Арвид не ответил, продолжал молча умело бинтовать Ксюшину ногу. Закончив, сказал:
— Тебе надо переодеться и лечь, подержать ногу в холодном компрессе. Я вернусь минут через пятнадцать. А к тебе сейчас пришлю Полину, она поможет.
— Нет, не надо. Мне не надо помощников.
— Хорошо. Но постарайся беречь ногу.
Он вернулся, переодетый в домашние джинсы и тонкий белый свитер. Осторожно обернул поврежденную лодыжку холодным компрессом, сел в кресло рядом. Ксеня молча смотрела на него. Помедлив, он заговорил:
— Я боялся с тобой встретиться. Боялся, что уедешь сразу. Конечно, — Арвид усмехнулся, — долго оставаться инкогнито в этих четырех стенах я бы не смог… Но пытался отдалить нашу встречу насколько возможно.
— Господи! — вырвалось у Ксени. — Зачем же я приехала?!
— Наверно… ты не могла не приехать, — невесело улыбнулся он.
— Почему?
Арвид опять не ответил.
— Не молчи! Что ты задумал?!
— Ничего… Не придумывай себе страхов. Мне надо было видеть тебя, — он кашлянул, прогоняя охриплость. — Только видеть.
В дверь коротко постучали, и на пороге появилась Тамара.
— Евгений Павлович, там к вам…
Через минуту после его ухода появилась Полина Тимофеевна.
— Как ты, Ксюшенька? Ох, как не повезло-то тебе!
— Все в порядке, — Ксеня попыталась улыбнуться. — Немножко потянула ногу.
— Да, — «в порядке»… Вон, бледная какая. Сильно болит?
— Нет, не сильно.
— Хочешь чего-нибудь? Давай кофе или чаю с чем-нибудь вкусненьким принесу?
— Нет, спасибо, ничего не надо.
— А нога, правда, не сильно беспокоит? Если что, ты скажи, таблетку дам.
— У меня есть. Да и не болит почти. Может, если ходить, заболит.
— Про это и не думай даже! Вон до туалета, разве что. Я тебе сейчас палочку принесу, у меня есть. Но не далее!
Арвид вернулся не скоро. Ксюша даже задремала, проснулась от стука.
— Ужин. Я снесу тебя вниз.
— Ох, непременно так? А, может быть, я здесь?..
Он глянул коротко:
— Здесь комната, а не изолятор.
Фраза прозвучала неожиданно резко. Неприятно озадаченная, Ксеня вспомнила слова Полины о том, что директор — человек настроения. Ксене показалось, что от него веет холодом. Он явно был зол — что-то произошло за это время, пока он уходил… Она не захотела ни о чем спрашивать его, ей было тягостно видеть такого Арвида. Снимая с ноги компресс, он вдруг замешкался, проговорил:
— Ксюша… Я не хочу, чтобы мое настоящее имя прозвучало. Я ни от кого не прячусь здесь, правда. И тебе все объяснить могу, просто… Не время сейчас.
— Не беспокойся об этом.
Будто тонкая стальная струна натянулась между ними, когда Арвид молча взял ее на руки и понес вниз.
Все уже были в столовой и встретили Ксюшу словами сочувствия. Арвид почему-то усадил ее не за тот стол, где она уже привыкла, а за свой. Для Ксении было полной неожиданностью увидеть здесь же Ингу.
— О! Я рада тебя видеть! — искренне воскликнула Ксеня.
Рассеянный взгляд Арвида вскользь прошел по ее лицу — теперь он был бесстрастным, ничего не выражал.
— Здравствуй, Ксюша. А тебе, я вижу, крупно не повезло. Сочувствую, такая неудача.
— А, — Ксеня махнула рукой, — ерунда. Не стоит говорить. К тому же аппетит у меня нисколько не пострадал.
Инга рассмеялась. Ксене показалось — несколько принужденно, и во взгляде ее к Арвиду было что-то заискивающее. Cтало неловко, она опустила глаза, проявив неожиданно интерес к содержимому тарелки. Вот причина напряженности Арвида?.. Ксюше захотелось, чтобы обед закончился поскорее. За столом почти не разговаривали, и ей казалось, что она находится в наэлектризованном поле, причем напряжение его все возрастает.
— Ты хочешь остаться здесь? — спросил Арвид, когда Полина и Тамара принялись убирать со столов.
— Нет, я хочу подняться к себе, — сказала Ксения и снова оказалась у него на руках. «Ох, нет! Лучше здесь!» — едва не вырвалось у нее, и она прикусила губку. Ксеня почувствовала, что краснеет, и пока Арвид поднимался с ней по лестнице, она могла думать лишь о том, что, слава Богу, его плечи надежно укрывают ее лицо от глаз всех, кто внизу…
Оставшись одна, Ксеня болезненно поморщилась, прижала руку к груди — сердце толкалось так, что было больно. События вокруг нее странным образом принимали лавинообразность. Причем, все происходило помимо ее воли и желания, точно так, как снежная лавина не считается с волеизъявлением человека. Встреча с Арвидом теперь уже не радовала — он оказался иным, чем тот, другой, живший в ее душе. Это был незнакомый ей человек, он пугал…
Она встала, дотянулась до тросточки, которую ей принесла заботливая Полина Тимофеевна, сделала несколько неловких шагов и оказалась у окна. Начался снегопад — зеленые ели и сосны будто заштриховало белым, крупные снежинки залетали на веранду, выстилали пол, ткали снежнобелое полотно. Ксюшины мысли были похожи на головокружительный хоровод этих снежинок. Ксеня накинула на плечи куртку, открыла дверь. Она медленно шла вдоль террасы, останавливалась, подставляла ладонь. Снежинки медленно спускались к ней, одаривали на несколько секунд своей хрупкой, изысканной красотой и медленно умирали, превращались в слезинки…
Ксения вздрогнула от неожиданного резкого звука. Испуганно обернулась и поняла, что хлопнула дверь в комнате, близь окон которой она оказалась. Форточка была распахнута, и из-за нее донесся взвинченный женский голос…
…Едва Арвид закрыл за собой дверь, Инга резко обернулась.
— Кто она такая?! — глаза ее пылали, она с яростью впилась взглядом в его спокойное лицо.
Он молчал, и она снова заговорила напористо и гневно.
— Не смей врать мне! Я не слепая! Да чего стоит одно только, как ты смотришь на нее! Теперь понятно, почему ты хотел выпроводить меня!
Арвид молча усмехнулся.
— Сфинкс! Чертов сфинкс! — выкрикнула Инга, и в голосе ее зазвенели слезы.
— Прекрати! — резко сказал Арвид. — Это жена моего брата.
— Какого еще брата?!
— Он у меня один.
— Но про его жену ты никогда ничего не говорил…
— А почему я был должен?
Глаза Инги зло сузились.
— И ты, с женой брата… Ты… ты… подонок!
Он поднял тяжелый взгляд исподлобья, посмотрел долго, потом уронил:
— Уходи.
— Не надо… не смотри так… Женя, она же все равно уедет… Я дура, но я люблю тебя! Не сердись!
Он подошел, толкнул двери.
— Уходи.
Несколько мгновений она стояла, не двигаясь, потом выдохнула:
— Ненавижу тебя! Ты чудовище!
Он спокойно закрыл за ней двери, взял сигарету из пачки на столе и, прикуривая, подошел к окну, отдернул штору. Его глаза встретились с Ксениными. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом она резко повернулась и, прихрамывая, заторопилась прочь. Арвид в три шага нагнал ее.
— Уйди… пожалуйста… — с усилием выговорила Ксеня, не глядя на него.
— Полинина работа? — услышала она и не поняла, посмотрела вопросительно. Улыбаясь, он кивнул на трость. — Я нарочно не предложил, рано тебе вот так разгуливать. У тебя сейчас другой способ передвижения, забыла?
Ксеня не успела опомниться, как снова оказалась у него на руках.
— Куда тебя доставить?
— Ко мне… в комнату…
— Моя ближе. Позволишь пригласить тебя в гости?
— Арвид! Нет…
— Что, будешь теперь от меня шарахаться?
Он держал ее на руках и смотрел. В глазах, в словах, в тоне не было ни вызова, ни упрека, ни насмешки… Скорее — боль, с которой свыкся… Сердце у Ксени стучало так, что ей показалось — она вздрагивает от его ударов… И вдруг она поняла, что Арвид тоже слышит, ощущает это сумасшедшее трепыхание ее сердца…
— Да отпусти же меня… Пожалуйста…
— Где?
— Все равно… скорее… — с отчаянием выговорила она.
Опустив ее в кресло, Арвид сказал:
— Давай, помогу куртку снять.
Сглотнув, Ксеня с отчаянием проговорила:
— Я нечаянно тут оказалась, правда… Мне никто не сказал, что здесь твоя комната… А потом боялась шевельнуться…
— Хочешь, камин затоплю? Люблю камин, живой огонь, в «Приюте» даже два сложил. Это у меня из детства, В Прибалтике камин не редкость.
— Ты не слышишь меня? — почти с отчаянием проговорила Ксеня.
— Слышу.
— Арвид… она так мало для тебя значит?
Он усмехнулся:
— У нас, прибалтов, кровь наполовину с морской водой.
— Но так нельзя… не надо…
— Хочешь говорить о ней?
— Ты был жестоким. Разве она заслужила?
Помолчав, он проговорил:
— Я с ней такой, какой есть, без притворства. Я не хочу казаться лучше — она принимает меня таким.
— Это не по-мужски… Это слабость…
— Она сильная женщина. Кто-то из двоих должен быть сильным, тогда второй — слабый. С тобой — я сильный.
Ксеня подняла голову и натолкнулась на его взгляд — прямой, он откровенно говорил то, чего Арвид не мог сказать ей словами. Ксеня ослабела от этого короткого, в несколько мгновений взгляда. Арвид отвернулся, присел на колено перед камином, звонко стукнули поленья.
— Арвид…
Он не обернулся. Опустил голову, сидел не двигаясь. Ксеня едва слышно проговорила:
— Олег не знает… Он не двинулся.
— Ты не хочешь, чтобы он знал? Почему?
— Разве непонятно? Он приедет сюда с тобой, а мне?.. Снова бежать?
— О, Господи! — Ксюша прикрыла глаза рукой. И почти прошептала, как несколько минут назад: — Отпусти меня…
Она не слышала его шагов, почувствовала горячее прикосновение к руке, отпрянула.
— Ксюшенька… Девочка моя… — и осекся. Потом лицо его, глаза как-то неуловимо переменились… Утонула в холодных омутах та пронзительная, отчаянная нежность, с которой он только что выговорил ее имя… Будто стальные заслонки упали. Арвид спокойно сказал: — В жизни у меня не было ничего дороже брата, Олега. И я ни на мгновение не забываю, что ты — его жена. Но мне надо было тебя увидеть. Только увидеть. Если ты скажешь, что это слишком много… если захочешь немедленно уехать…
Неожиданный порыв ветра резко хлопнул форточкой, вздул штору, камин дохнул в комнату облачком дыма.
Арвид усмехнулся, и лицо на мгновение стало жестким.
— Нет, немедленно уже не получится.
Ксеня перевела взгляд с окна на него.
— Штормовое предупреждение было, — ответил Арвид. — Ураган идет.
— А мы?..
— Это не опасно. Чуточку острой приправы не помешает. — Он улыбнулся: — Правда, не бойся. Запасов в Полининых погребах на десять ураганов хватит и дров вдоволь. Вот электричество наверняка отключится. Вечер придется при свечах коротать. Но это тоже неплохо. Каждая погода — благодать.
За стенами снова взвыло, лампа под потолком мигнула.
— Ну вот, начало обещанной романтики.
— А Инга? Что если она в дороге?
— Я на это надеюсь.
— Ты другой… — тихо проговорила Ксения.
Он резко отвернулся, отошел к окну. Помедлив, тихо заговорил:
— Я все время как будто не ту ноту беру… Ты пойми… ты можешь… Я как в лихорадке… То не помню себе от радости — ты вот, рядом наконец, дыхание услышать можно… То как ледяной водой окатит — у тебя такие глаза становятся, будто через мгновение сорвешься, исчезнешь… Ко всему еще и она свалилась на мою голову. Она не смеет красть ни одной минуты из тех, что я могу провести с тобой рядом… Ты не торопись мне приговор выносить, — обернулся Арвид. — Дай мне немножко в себя прийти. — Он снова взглянул в окно: — Эта буря мне, как подарок. По меньшей мере, часов двенадцать отсюда уехать нельзя будет. — Посмотрел с виноватой улыбкой: — А Инка… за нее не беспокойся. Это у нас, наверху, так штормит, внизу потише.
Ксеня молчала, и он сказал:
— Она поднялась сюда с группой альпинистов, я обещал провести их по скале. Но погода… Ребята пошли вниз, а она решила остаться. У меня сейчас нет для нее времени, она должна была уйти сразу, я говорил ей. — Посмотрев на Ксеню, чуть улыбнулся: — Хорошо, я позвоню позже, узнаю, как добралась, не беспокойся. Ксюша… к сожалению, я здесь при должности. Минут на десять-пятнадцать должен уйти. — И попросил с надеждой: — Не уходи?
Помедлив, она кивнула.
Когда Арвид вернулся, свет уже окончательно погас, комната освещалась только пламенем камина. На лице Ксени играли оранжевые блики.
— Все внизу собрались. Полина их развлечет.
Щелкнув зажигалкой, он поднес огонек к свече.
— Не зажигай, — тихо попросила Ксеня.
Он вопросительно обернулся.
— Идем к ним… Ты поднялся за мной… не сидеть же мне одной в темноте.
Арвид медленно подошел, наклонился, положив ладони на подлокотники. Теплое дыхание коснулось лица Ксении, она качнулась назад. Арвид улыбнулся:
— В таком случае, — ваш выход, принцесса. Дамы в глубоком поклоне, кавалеры метут шляпами паркет у ваших ног! Карета подана!
— Но Арвид! — запротестовала, было, Ксеня… и почувствовала, как к губам легко прикоснулись теплые пальцы, осеклась.
— Не лишай меня этого.
Она дернула головой, уходя от гипнотизирующего тепла, от голоса, дыхания его, вырываясь из колдовских чар, обволакивающих сознание… Голова кружилась, и безумно хотелось уронить ее на близкое плечо… надо было только перестать сопротивляться… Он был нужен ей, даже такой — непонятный, пугающий… Нужно было его тепло… этот голос… дыхание…
— Полина Тимофеевна, — строгим, незнакомым Ксене голосом сказал Арвид, спускаясь по лестнице, — не всегда доброта служит пользе. Знаете, где я выловил даму Ксению? Она прогуливалась на террасе. А потом весьма упорствовала в намерении самостоятельно приковылять сюда по лестнице.
— Ксюшенька! — всплеснула руками Полина. — Да зачем же вы?! Мы ведь условились — не далее собственной комнаты!
— Простите, ради Бога! — Ксене стало ужасно неловко, она никак не ожидала от Арвида выговора добрейшей Полине. Видя, что та искренне расстроена, и сама огорчилась до глубины души.
— Но право, нога совсем не болит, и я очень осторожно…
— Ксения, я официально несу за вас ответственность, — каким-то сухим, неприятным голосом заговорил Арвид, и лицо ее вытянулось, — к тому же еще и перед совестью своей, так что настоятельно советую выполнять мои рекомендации. Самостоятельные прогулки вы будете совершать только с моего ведома. Уверен, впредь вы будете благоразумной.
Он отвернулся ото всех, усаживая Ксеню в кресло. Она изумленно смотрела на него, снова озадаченная, и вдруг увидела, что в его глазах прыгают лукавые бесенята, услышала сказанное не для остальных:
— Уверен, больше ты не захочешь совершать несанкционированные вылазки по дому.
Раздосадованная из-за безвинно пострадавшей Полины Тимофеевны, Ксения вспыхнула:
— Страхуешься на будущее от лишних ушей? Поправляя плед на ее коленях, Арвид бросил на нее колкий взгляд, и предупредил:
— Достаточно и одной наказанной женщины, или?
Ксеня вскинулась, но быстренько сообразила, что все же не стоит знакомиться с характером Арвида именно сейчас.
Среди разбушевавшейся стихии они ощущали себя будто на крохотном островке покоя и любви. Это объединило еще вчера совершенно чужих людей, растопило обычную защитительную оболочку, раскрыло лучшее, что было в каждом — сделало их милыми, добрыми, внимательными друг к другу. Мужчины чувствовали себя сильными и снисходительно посмеивались над испуганными ахами женщин, когда ураган швырял на домик особенно остервенелый шквал. Женщинам стала приятна собственная слабость, и они с удовольствием принимали внимание сильной половины.
За Ксеней ухаживали с особым усердием. Арвид чуть ушел в тень, предоставил заботиться о ней другим. Но она постоянно ощущала его присутствие, его взгляд из полумрака и из-за этого чувствовала себя скованно. Но легкое вино, извлеченное Полиной из ее запасников, расслабило всех, настроило на минорный лад. И кто-то признался, что пишет стихи, кто-то читал чужие, и вспомнили о гитаре… С изумлением слушали несильный, но удивительного рисунка голос Тамары и ее странные песни, рожденные очарованным сознанием поэта — о лебединых криках и залпах цветов, о сверкание сабель над раскаленными руинами, о дорогах, по которым бродят поэты и безбожники, мушкетеры и сорванцы… Таял над свечами звук… Таяли льдинки в бокалах… Пламя свечей искрилось в хрустале… Трещали смоляные поленья в камине, а снаружи свистел ветер, бился о стены, ударял обломанными ветками…