Дни сделались короткими, как всегда в это время года. Вдоль улиц зажглись фонари, в небе догорала заря, тлея последними красками на подбрюшьях туч. Короткий осенний день дарил так мало солнца… Вместо солнца он, обычно, одаривал хандрой.
Осень, нелюбимая Асей, поначалу всегда была вкрадчива, задаривала даже: прозрачным до звона, высоким небом, золотом и пурпуром одежд, ласковыми днями бабьего лета. Заставляла клены пылать факелами, заметала сухими листьями аллеи парка… А утвердив свою власть, переставала быть ласковой. Обнаруживалось, что она сурова, как мачеха. Приходило время холодных дождей со снегом, пронизывающих колючих ветров, и холодно становилось в доме. Само время делалось тягучим, как бессонница. Туманы съедали все краски, город превращался в размытую гравюру. Тогда Асю настигала хандра.
Но в эту осень хандра отступила. Асе стало не до нее. Все переменилось оттого, рядом с Асей появился мужчина, с которым спокойно, надежно, хорошо… Они с удовольствием гуляли по улицам осеннего города, никуда не торопились, шли медленно и говорили, говорили… И пусть грязно-серая пелена тумана затягивает город, погружая в ранние сумерки. Пусть дерзкий ветер не дает покою голым, озябшим деревьям. Ася не кутается в шарф и не прячет лицо от снежинок, летящих с холодного неба. Ей тепло оттого, что у нее внутри что-то растаяло, разгорелось теплым маленьким солнышком. А холодный воздух как ледяное шампанское — слегка пьянит и дурманит голову. Они заходят в маленькие кафе выпить горячего чаю, греют ладони о форфоровые бока чашек. От этого тепла так хорошо и весело….
…Пока ехали к дому Жени, окончательно стемнело. Он въехал во двор, два луча света скользнули по фасаду дома, по окнам, по фигуре человека, тут же канувшую в темноту. Потом они опять увидели того человека. Он шел к освещенному подъезду навстречу им, остановился, отбросил сигарету, упрятал руки глубоко в карманы и стоял ссутулясь, смотрел на них.
Ася уже ждала, что мужчины по-приятельски друг друга поприветствуют. Но незнакомец кашлянул, будто слова застряли у него в горле, и неловко сказал:
— Евгений Дмитриевич … я опять к тебе…
— Вижу. Удивляюсь твоей наглости, — неожиданно холодный, даже ледяной тон заставил Асю искоса недоуменно вглянуть на Дакоту.
— Евгений Дмитриевич… Мне позарез нужна работа.
— Твои проблемы. У меня для тебя работы нет, — он говорил равнодушно, разве что с легкой брезгливостью. Ася с удивлением и любопытством слушала этот незнакомый голос.
Она догадалась, что мужчина был одним из тех, кого Женя обеспечивал работой через свою фирму. И судя по всему, успел что-то сотворить, чем заслужил такое к себе отношение. Одет он был довольно неплохо. Черная вязаная шапочка, куртка-аляска расстегнута, под ней свитер домашн
ей вязки с высоким воротом… Нормально одет, обычно. Но сам он выглядел хуже некуда. Ася даже подумала, не наркоман ли? Вид у него был совсем больной. Его, кажется, даже потрясывало — то ли замерз, дожидаясь, то ли нервничал. Или похмельный сидром? Это поздним-то вечером? Хм-м…
Над дверью подъезда горел фонарь, и незнакомец стоял к нему лицом. И все равно лицо его оставалось каким-то темным. Не цветом кожи, а будто в тени. К тому же, к щекам и подбородку уже дня три, не меньше, не прикасалась бритва. В результате возраст нежданного встречного определению не поддавался. Возможно, ему было много меньше тридцати, но щетина, хмурые брови, опущенные углы губ старили. И эти печать сумрака на лице… отчего оно казалось еще более старым. Очень старым. Асе вспомнилось выражение «печать порока лежала на его лице». Но нет, здесь было что-то другое.
— Я прошу тебя… — умоляюще проговорил мужчина. — Беда у меня. Жена в аварию попала, машина сбила, срочно нужны деньги на лечение.
Асе показалось, что все в ней обмерло и заледенело. И где-то за тридевять земель говорил Дакота, голос его не смягчился ни капельки.
— Я сказал, у меня для тебя работы нет. Больше говорить не о чем.
— Евгений Дмитриевич… — мужчина сжал руки, — Христом Богом молю! Возьми к себе! Мне любую работу! Ты же знаешь, я всё могу… Жена в тяжелом состоянии… нет у меня времени искать работу.
— Так не теряй его, иди, ищи.
— Женя, — Асе показалось, что он не услышал, так тихо, безголосо прошелестело его имя.
Но он обернулся к ней.
— Помоги ему…
— Ася… — Женя растерялся, глядя в ее, странно застывшее лицо. — Я просто не верю ему! Он врун, каких свет не видывал!
— Да вот телефон!.. — дернулся мужчина, полез рукой во внутренний карман куртки. — В больницу…
— Пусть. Это не важно. — Ася его не слушала, не отрываясь, смотрела на Дакоту.
— Конечно, — сообразив что-то, виновато проговорил он. — Прости.
Он повернулся к мужчине, коротко распорядился:
— Выходи завтра к Семену на автопогрузчик. Но сначала ко мне заедешь, дам аванс.
— Спасибо! — выдохнул мужчина, и Асе показалось, что у него даже плечи расправились. Он перевел взгляд на нее: — Спасибо вам, девушка!
Порывисто притиснул кулак к груди от невозможности высказать ей свою благодарность, и, так и не найдя каких-то особых слов, горячо сказал:
— Я не подведу, слово даю! Вам, девушка, слово даю!
— Пусть жена ваша скорее поправляется.
— Спасибо, — еще раз с чувством проговорил он, и как будто еще что-то хотел сказать, но пробормотал только: — До свидания… я пойду.
Когда поднимались в лифте, Женя привлек к себе Асю, прижал ее голову к груди:
— Прости…
Они снова ехали через темный осенний город, и он все не мог успокоиться, чувствуя себя виноватым. Ну надо же было, чтоб все при ней случилось! А он тоже, стоял, тупил, пока не дошло, с какой стороны увидела эту ситуацию Ася.
Действительно, слова «сбила машина» не просто напомнили и всколыхнули осевшую в душе боль, они просто швырнули Асю — как лицом об асфальт — в то состояние отчаяния и беспомощности, когда все в ней выло, стонало, кровоточило, молило о помощи. Так же, как этот человек умолял только что.
— Ася, ты не думай… я не бессердечный, правда… Я ведь его почти не слушал. Я два раза ему работу давал, а он даже месяц продержаться не может. Безответственный — страшно! Не мужик, а тряпка. А тут… Не успел уволить, он опять заявился… Зло меня взяло, слушать его не хотел и не слушал. Ася, ты мне поверь. Пожалуйста. Я всё, что нужно сделаю. И телефон завтра возьму у него, позвоню в больницу, узнаю, не надо ли чего…
— Ладно, Женя, всё. Не переживай, всё нормально.
Ася через силу улыбнулась ему. В самом деле, нельзя так. Ну сплоховал, так раскаивается же. Тот человек сам виноват… А в душе все же зарубочка осталась. Ведь не будь ее, Женя прогнал бы того несчастного… И может быть, тут же выкинул из головы встречу с ним… Едва ли стал бы потом переживать и упрекать себя за жестокий поступок. Так неужели он жестокий человек?
Как бы то ни было, а беззаботно-восторженное настроение вечера исчезло.
Остаток вечера оказался бесповоротно скомканным, когда узнали, что человек, которому они привезли документы, внезапно заболел, и в командировку поехать не может. От Жени требовались какие-то экстренные меры, так как поездку никак нельзя было отменить.
— Ася, мне ужасно неприятно…
— Да ничего страшного, Женя! Спокойно занимайся своими делами и… да что здесь такого? Нормально всё! — бодро и беззаботно говорила Ася.
На самом деле она, кажется, даже рада была такому повороту дел. Именно сегодня ей хотелось побыть одной, никуда не идти, не болтать, гуляя по городу. А просто побездельничать дома, помолчать самой с собой.
— Ты не обижаешься? — виновато спросил Женя.
— Да за что?! — искренне удивилась Ася. — И знаешь, это кстати. Я так давно не проводила вечер в одиночестве. Пора остановиться, подумать.
— А ты ничего такого не надумаешь? Лишнего? — забеспокоился он.
— Не говори ерунды, — хмыкнула Ася. — Ну я пошла, ладно? — она отстегнула ремень безопасности.
— Стой! Куда ты?
— Вот остановка через дорогу. На троллейбусе через двадцать минут дома буду.
— Ася, ты окончательно во мне разочаровалась? — мрачно спросил он. — С какой стати ты поедешь на троллейбусе?
— Да потому что удобно и близко!
— Тебе как будто не терпится от меня избавиться! — там же мрачно, но уже с сердитыми нотками проговорил Женя. — Давай, как будто я не слышал этого. Ага?
Он увез Асю домой, поцеловал на прощание в щеку и взял с нее слово, что увидятся завтра.
Ася осталась одна. Нет, она не изводила себя бессмысленными раздумьями на тему добрый-злой, хороший-плохой. Она просто наслаждалась тем состоянием, в котором пребывала долгое время, и находила в нем немало положительных моментов. Вот тебе и «плохое-хорошее». В каждом — в явлении ли, в человеке, есть и то и другое. Главное, чтоб всего в меру. Тогда уединение не перейдет в одиночество…
Впрочем, как вскоре выяснилось, ни то, ни другое в этот вечер Асе не грозило. Не прошло и двадцати минут, как вошла она в квартиру — она только успела умыться, переодеться, включить любимую музыку, и тут зазвонил телефон. У Аси даже возникло намерение не брать трубку. Но подумала: «Вдруг Женя. Он же знает, что я дома».
Но звонил не Дакота.
— Ася, привет! — услышала она
— Пуняша! — узнала Ася голос Толика Пунича. — Привет!
— Ася, я соскучился по твоему кофе. Можно к тебе? — и воспользовался мгновениями, пока Ася колебалась, не решаясь отказать с ходу, протянул жалобно. — Пожа-а-алуйста! Я на полчасика. Через полчаса смоюсь, как ни бывало, клянусь!
— Ну, куда тебя денешь? — засмеялась Ася. — Приходи.
А потом сообразила: выходит, он точно знает, что она одна, иначе с какой бы стати звонить стал! С этого вопроса она начала, едва он вошел:
— Признавайся, откуда знал, что я одна?
— Ай… вот только не надо думать, будто слежу за тобой! У меня же окно рядом с подъездом, всё слышно — кто подъехал, кто уехал… А еще я курю в форточку. Ну и вот, стоял в кухне у окна. Тут знакомый BMW прикатил. Ты вышла, а этот, в автомобиле, уехал. Вот и вся слежка. Поругались вы, что ли, Ась?
— С чего ты взял? И вообще, тебе какое дело?
— Ася, ну ты опять хочешь ругаться? Конечно, мне есть до тебя дело. Ты мне как родная, всю жизнь, считай, тебя знаю, что ты мне, чужая что ли?
— Так, Пуняша, считай, я тебя предупредила, — наставила Ася на него указательный палец, — не давай мне повода вытурить тебя безо всякого кофе.
— Молчу. А ты кофе варишь уже?
— Ага, щас! Прям как трубку положила так и кинулась варить! Подождешь. Пошли на кухню.
Потом они пили кофе, и Ася задумчиво спросила:
— Толик, ты почему не женишься? У тебя ярко выраженная потребность в объекте заботы. Синдром наседки.
— Вот давай, ты и будешь таким объектом?
— А я здесь при чем? — подняла брови Ася. — Нет уж, меня ты, пожалуйста, выведи из рядов кандидатов.
— Это почему? Я уже привык о тебе заботиться. И ты ко мне привыкла, нет разве? На кой тебе сдался этот твой навороченный деловой. Ты же его совсем не знаешь. А меня всю жизнь знаешь, я весь как стеклышко прозрачный — плохо что ли такого мужа иметь?
— Именно потому, что знаю всю жизнь и привыкла, ты мне как братец стал, Пуняша. За брата замуж не выходят.
— Чё-то Артем тебе братцем не стал, — дернул губами Толик. — А его ты еще побольше, чем меня, знала.
Ася недобро сузила глаза:
— Пуняша, ты чего в последнее время нарываешься на скандал?
— Нарываюсь… — упрямо склонил он лобастую голову. — Не нравится мне твой новый…
— Дурак. С какой стати он тебе должен нравиться? — возмутилась Ася. — И с какой стати я вообще с тобой говорю об этом? — еще более возмущенно вопросила она. — Попил кофе? И пошел теперь вон! Подъем, я тебе говорю!
Уже закрывая за ним, высунулась за дверь и крикнула в лестничный пролет, в спину Толику:
— Еще раз заговоришь на эту тему — я тебя убью!
О том случае — о неожиданной встрече у подъезда Дакоты — Ася не напоминала Жене и ни о чем не спрашивала. Он сам спустя неделю сказал, что с женщиной все в порядке, она поправляется. А непутевый супруг ее взялся-таки за ум, от работы не бегает, и в бригаде его даже хвалят. Ася удовлетворенно кивнула и сказала: «Вот и хорошо».
Вскоре праздновали Элькину помолвку.
Небольшой, уютный зал ресторана был красиво убран, благоухал нежными цветочными ароматами.
Эль в этот день была необыкновенно хороша. Платье оливкового цвета с ручной вышивкой бисером сидело на ней идеально, подчеркивая хрупкость точеной фигурки. Теплые тона макияжа оставляли лицо естественным и нежным. Кожа казалась бархатной, притягательной. Открытые плечи светилась. Взгляд таинственной незнакомки исходил из темной глубины ярких миндалевидных глаз в обрамлении пушистых ресниц.
А Саймон просто очаровал всех без исключения. Зрелый мужчина, в возрасте «хорошо за тридцать», казался трепетным маленьким мальчиком, которого нарядили в безукоризненно отутюженный костюм, и дали в руки самый желанный подарок. А он верит и не верит в такое счастье, ошеломленный, неуклюжий. При этом на Эль он смотрел так, будто вокруг вообще никого больше не было, только она одна.
Приглашенных на помолвку оказалось немного: самые близкие родственники и друзья. И все со стороны невесты. Со стороны жениха были всего двое: сам жених и его отец — Энтони Шеррингтон. Эль представила им своих подруг — Асю и Ольку и, соответственно, Женю с Калиной. Все четверо в большей или меньшей степени владели английским, то есть общий язык найти оказалось не так уже сложно. Все с удовольствием участвовали в светской беседе, и даже шутки вполне были понятны и вызывали смех. Потом Шеррингтонов увели знакомить еще с кем-то, и они, извинившись, ушли, но оставили о себе хорошее впечатление.
Вообще, как оказалось, почти все присутствующие на помолвке Эль и Саймона, английский знали. Кто лучше, кто хуже, но могли обойтись без переводчика. Липовские подумали-подумали, да и решили, что не стоит приглашать на семейное торжество постороннего человека. Если уж понадобится толмач, так есть Элионора! Куда еще лучше?
Вскоре гостей пригласили за стол. Элька и Саймон расположились с широкой стороны стола. По правую руку от Эль сидел Энтони Шеррингтон, а по левую руку от Саймона — родители невесты.
Отец Эльки встал, привлекая общее внимание, за столом сразу установилась тишина. В короткой речи отец объявил о помолвке своей дочери и Саймона. Когда он умолк, Саймон встал и вынул коробочку с кольцом. Влюбленно глядя в глаза Эльки, он произнес положенное «ты хочешь стать моей женой?»
— Will you marry me?
— Yes, — скромно ответила Эль, и жених, волнуясь, надел кольцо на ее безымянный палец.
Энтони Шеррингтон произнес ответный спич и предложил выпить за виновников торжества. Все отлично поняли смысл его тоста и горячо поддержали.
Скоро парадность мероприятия пошла на убыль. К общему удовольствию Шеррингтоны не были символом английской сдержанности и хладнокровности. Потому торжественная атмосфера вечера оставалась возвышенно-патетической не очень продолжительное время, а как-то сама собой трансформировалась в семейно-дружескую. А потом — не сидеть же сиднем, когда в зале живая музыка — кто помоложе или считает себя таковым выбрались из-за стола танцевать.
Ася с Лёлькой пришли полюбоваться Элькиным кольцом. Саймон, естественно, был рядом.
— Какое красивое! — восхитилась Олька, рассматривая двухцветное кольцо: желтое золото, инкрустированное белым. Грани инкрустации вились вокруг единственного камня, голубого бриллианта. — Обалденное кольцо! И наверняка страшно дорогое, — проговорила она шепотом.
— Саймон говорит, что кольцо для помолвки должно быть дорогим и заметным. Более дорогим, чем обручальное.
— В самом деле? — удивилась Ася. — А я думала, наоборот.
— У них кольцо для помолвки даже свое название имеет. Саймон, — перешла Элька на английский, — как ты сказал это кольцо называется?
— Engagement ring, — с готовностью ответил жених. И что-то еще объяснял, указывая на кольцо.
— Что-что про классическое кольцо? — переспросила Лёлька у Эль.
— Это классическое кольцо для помолвки, в нем должен быть один только камень. Это означает, что в сердце жениха только одна девушка и он через кольцо отдает ей свое сердце, — с гордостью пояснила Элька.
— Саймон, — по-английски спросил Дакота, — как тебе удалось так точно размер угадать? Спросил напрямую?
— Нет, это не романтично, — покачал головой жених. — Когда Эля была в Англии, я однажды, как бы в шутку снял у нее с пальца колечко и надел себе. Осталось только запомнить, докуда оно наделось.
— Ну это ж надо! — удивленно воскликнула Элька. — Я бы ни в жизнь не догадалась!
— Отлично! Ты понял, Калина? Это обязательно надо запомнить!
— Я очень долго искал для Эли кольцо, — сказал Саймон. — У нас много ювелирных фирм. Но мне больше всего понравились кольца ювелирного дома Graff. У них есть секрет. Они придумали особые гнезда для камней, необычный способ крепления. От этого свет падает по-особому, и у камня возникает необычное свечение.
— Саймон еще гравировку внутри сделал, — с удовольствием похвасталась Элька, сняла кольцо и указала ноготком мизинца на гравировку.
— Bonum factum! — прочитал Дакота. — На благо и счастье!
— Элька-а… — протянула Олька, — он у тебя классный!
Между тем, дело шло к Новому году. Мама и отец звали Асю приехать к ним, расписывали красоты немецкой зимней сказки, в которую превратилась Германия в декабре. Впрочем, Ася уже гостила однажды у родителей в канун Рождества, и все красоты представляла себе не понаслышке. Действительно, они стоили того, чтоб ехать в такую даль только ради Рождественского волшебного убранства целой страны. Изобилие электрических огней, гирлянд, «дождя» из крохотных лампочек над вечерними улицами. Золотые и серебряные звезды, бегучие огни на балконах и в окнах, горящие свечи… Этой красотой можно было без конца любоваться и без конца удивляться выдумкам дизайнеров.
Единственное не понравилось тогда Асе — вся эта роскошь принадлежала празднику Рождества. Его праздновали за неделю до Нового года. И после Рождества возникало ощущение, что вот и всё, кончился праздник. И не важно, что подходил Новый год. Он уже напоминал запоздавшего гостя и довольствовался остатками. Это-то и было обидно. Самый веселый, добрый, чудесный праздник в Германии таким вовсе не был. И хотя встречали наступающий год за изобильным столом, и в полночь взвивались в небо фейерверки, Ася все равно чувствовала себя обворованной — Новому году не хватало радости. Нет, на Новый год должна быть веселая компания, шампанское, бокалы с шапками пены, много смеха и бесшабашного веселья, музыка, нарядные платья, нежданно нагрянувшие веселые и пьяные гости с поздравлениями…
А с другой стороны, Ася соскучилась по маме, отцу и бабуле. Очень хотелось их повидать…
Лёлька узнала об Асиных колебаниях, начала канючить:
— Ну давайте, давайте меня бросим! Элька с ее Саймоном ненаглядным намылилась в Англию на Рождество, ты в Германию… А я одна?
Жене Ася ничего об этом не говорила, но, возможно, он знал — не длинной была дорожка через Лёльку и Калину. Впрочем, Ася так и не поняла, был он в курсе ее сомнений или нет, но в один из вечеров ее ждал сюрприз.
Женя заявился с билетами на премьерный показ нового блокбастера. Когда они пришли в кинозал и пробрались на свои места, Ася с удивлением обнаружила, что соседнее место занимает Лёлька, а рядом довольно улыбается Калина. Она вопросительно обернулась к Жене, и тот пожал плечами с видом: «А причем здесь я? Я за случайности и совпадения не отвечаю».
— Вот вруша! — весело обличила его Ася.
Фильм был двухсерийный, и между сериями устроили перерыв. Вышли в фойе размяться и чего-нибудь попить, и тут Женя сообщил, что у них с Калиной есть отличная идея насчет Нового года. Предлагается встретить его в два приема. Сначала, числа так двадцать пятого, повеселиться на городском новогоднем балу, а окончательно проводить-встретить за городом, для чего арендовать домик в Радостном.
— Это реально? — крайне скептически поджала губы Лёлишна. — Это же всё заранее надо. На «Новогоднюю феерию» билеты в сентябре заказывать начинают. То же самое и в Радостном — да там домики только так расхватали! И, кстати сказать, хорошо, что расхватали. Там цены знаете какие? Три шкуры сдерут!
— Оля, твой скептицизм неуместен, — категорически заявил Женя. — Всё абсолютно реально, шкуры с нас никто не сдерет и вообще, проблем ни разу не будет. Если вы их не создадите. Короче, дело за вами.
— Да я обеими руками! — вскинула Лёлька руки и требовательно повернулась к Асе.
— Мы, вообще-то, хотели бы, чтоб вшестером Новый год встречать, с Эль и Саймоном, — как бы между прочим заметил Женя, выставляя еще один аргумент.
— Ой, давайте уговорим их остаться! — воодушевилась Лёлька. — Ну в самом деле, чего он в своей Англии не видел? И Элька напразднуется еще. А вот встречать Новый год в русском зимнем лесу, где они таку экзотику без нас раздобудут?
— А что, с Саймоном очень весело! — поддержал Калина. — Отличная компания могла бы получиться!
— Ася, твое слово. Давай добро, и мы начинаем агитацию и организацию.
Под напором выжидающих глаз Ася хмыкнула:
— Ну согласна я. Не надо меня так-то уж прессовать. Буду звонить родителям, огорчать.
— А ты расскажи им, как собираешься встречать Новый год, они нисколько не огорчатся.
— Ну да… не огорчатся… Ладно уж, как-нибудь. Щас поедем Эльку с Саймоном обрадуем. У них наверняка билеты уже заказаны.
— Ну и что? — беззаботно сказал Женя. — Билеты запросто на другое число переоформить можно. Зато какой Новый год будет! Ребята-а-а! Настоящий праздник!
— Нет, стоп. У меня одно условие, но непременное.
— Какое? — подозрительно проговорила Лёлька.
Ася посмотрела на Женю, и ответила ему, а не подруге:
— За билет на феерию и за аренду домика, за себя я буду сама платить.
— Я как-то не ожидал, что ты до такой степени феминистка, — поморщился Женя. — Ерунда какая-то, чесслово!
— Я же сказала, или так, или никак, — резко сказала Ася.
— Хорошо-хорошо, будет по-твоему, — кивнул он.
Позже Лёлишна озадаченно спросила: «Аська, ты чего взбрыкнула-то? Меж прочим, его нисколько бы не напрягло, как я понимаю. Калина мне сказал, что обидится, если я тоже так захочу».
— А никто тебе и не говорит хотеть. С Элькой тоже все понятно. Я только за себя сказала.
— Да почему?!
— Понимаешь… Ну, во-первых, у меня деньги есть, и меня тоже нисколько не напрягает…
— А во-вторых?
— Оль… я не хочу чувствовать себя за что-то обязанной…
— Ася, но у вас же все хорошо! Скажи, всё хорошо? Я же вижу, как он хлопочет вокруг тебя… не знаю… скажи, так он живую воду тебе достанет. А ты что? Неужто опять кукситься начала?
— Не выдумывай, Лёлька. Все в порядке. Я тоже все вижу, не слепая. Да нормально всё, не трепыхайся.
Саймон с Эль немножко подумали да и перенесли визит в Англию на начало января. В общем, ничто больше не омрачало ожидание праздника, и с легкой душой все отдались предпраздничным хлопотам.
Девушки предложили, было, активную помощь в составлении праздничного меню и в организации праздничного стола. Но нисколько не огорчились, услышав в ответ, что всеми хозяйственно-организационными вопросами будут заниматься мужчины, а прекрасная половина пусть позаботиться о том, чтобы стать главным украшением праздника. Украшением, так украшением. Уж они постараются.