вопросы к индейцу
В кругу света появился какой-то узел, и индеец указал на платье Гретхен:
— Быстро снимать. Надевать сухо.
Он положил перед ней небольшой мягкий сверток и отвернулся, занялся своей одеждой. Стянул куртку, начал выкручивать, отжимая от воды.
Несколько секунд Гретхен не шевелилась, но потом все же принялась расстегивать крючки дрожащими пальцами. У нее ничего не получалось, в отчаянии она уже готова была оборвать пуговички и крючки, но и на это сил не хватило. От бессилия, от холода, сковавшего ее, она едва не заплакала. Гретхен вздрогнула от неожиданного прикосновения, когда индеец сзади отвел с ее шеи мокрые волосы, потянул воротник… и вдруг раздался треск рвущейся ткани! Он просто разорвал платье от горловины до пояса. Гретхен отпрянула, было, но твердые пальцы сжали плечо. Он заставил ее сидеть, спустил платье с плеч, высвободил руки и принялся растирать оцепеневшее от холода тело жесткой тряпицей. Через несколько минут энергичных растираний спина и плечи горели. Индеец надел на Гретхен рубаху через голову, помог просунуть руки в длинные рукава.
Рубаха была до самых коленей, рукава свешивались ниже кончиков пальцев. Индеец помог ей выбраться из остатков платья, усадил на разостланное одеяло, снял башмаки, в которых хлюпала вода, и растер подошвы ног. Потом Гретхен лежала, закутанная в шерстяное вязаное одеяло, и ей казалось, что она охвачена пламенем. Вдруг она резко села:
— Авари!
Индеец вопросительно обернулся к ней.
— Мой друг!
— Он хорошо. Я говорил — он прятаться. Он хорошо. Ты ничего не бояться. Они уходить, мы подниматься верх.
— Как?
Индеец произнес какое-то слово, Гретхен не поняла. Тогда он изобразил руками, что лезет по веревке. Она кивнула, сообразив, что он рассчитывает выбраться из колодца при помощи лиан и плюща. Что ж… а ей приходится рассчитывать только на него. Понимать бы еще, что произошло? Почему этот человек противопоставил себя своим соплеменникам? Какие намерения им движут? И можно ли ему верить? Хотя… что ей остается? Гретхен закрыла глаза. Но мысль по-прежнему металась в поисках какого-нибудь приемлемого объяснения событий. Почему он опекал ее все дни, пока они пробирались сквозь джунгли? Разве он не сознательно привлек ее внимание? Не сознательно носил эту повязку, по которой Гретхен могла отличить его среди других? Она снова открыла глаза, посмотрела на индейца. Он сидел напротив, прислонившись спиной к стене. Для него не было смены одежды (а откуда вообще взялся этот узел?!), индеец снял мокрое, и теперь на нем осталось только что-то вроде широкого пояса с двумя фартуками из грубой ткани: спереди и сзади. Но он как будто не чувствовал холода ни ледяной колодезной воды, ни камня.
Гретхен захотелось увидеть его лицо, настоящее, человеческое, а не смотреть на эти красные, белые и черные пятна! Даже ныряние в воду не смыло маску. Наверно, краски смешивались с жиром.
— Как твое имя?
— Уитко.
— Мое ты знаешь?
— Да.
— Что ты сделал с Ахау Кан Маем?
— Убил.
Гретхен понадобилось несколько секунд, чтобы осознать услышанное.
— Почему?
— Ахау Кан Май видеть. Ахау Кан Май знать… Он сказать воинам: они не умереть! — он говорил медленно, подбирая или вспоминая слова. — Тогда воины не уходить. Искать. Ждать. Ты понимать меня?
— Д-да, — неуверенно проговорила Гретхен. — Ты хочешь сказать, что Ахау Кан Май мог знать, живы мы или погибли?
— Ты говорить быстро. Уитко плохо понимать.
Гретхен медленно, проговаривая каждое слово, повторила фразу. Индеец кивнул.
— Да. Так.
— Почему ты это сделал?
Индеец перевел глаза на Гретхен, — в ходе всего разговора он смотрел в стену, — вдруг улыбнулся. Гретхен впервые видела, как блеснули его белые зубы.
— Долго говорить. Уитко иметь мало твой слово. Ты не бояться Уитко. Я хотеть тебе хорошо.
Неожиданно он насторожился, как будто какой-то звук привлек его внимание. Гретхен прислушалась, но тщетно, до слуха ее не доносилось ни звука. Индеец же встал и почти беззвучно исчез в проходе, из которого они выбрались полчаса назад. Гретхен осталась одна. И вдруг она услышала тишину. Невероятно глубокую. Полное отсутствие звуков. Гретхен еще не доводилось ощущать такую абсолютную тишину, это было все равно, как если бы она оглохла. Тишина была неприятная. Мертвая. Как в склепе. Гретхен услышала стук своего сердца.
Чувствуя, как ею овладевает страх, захлестывает с головой, подобно ледяной колодезной воде, Гретхен рассердилась: «Вот еще! Только и осталось превратиться в истеричную трусиху!» Она улеглась на свое жесткое ложе, укрылась с головой и закрыла глаза.
Гретхен не слышала, когда индеец вернулся. Она спала. Что было не удивительно: ее разбудили задолго до рассвета, потом был утомительный подъем наверх, потом нагромождение ошеломляющих впечатлений и событий, купание в ледяной воде … И вот она непонятно где, непонятно с кем и почему… и неизвестно, что будет дальше… Но сейчас, наконец-то, выдалась минута покоя.