В эти дни в немецком Поволжье ситуация для советской власти сложилась нехорошая. Почти вся его территория была под восставшими. Теодор правильно сказал отцу, Советы ещё отбивались в Марксштадте, да в Голом Карамыше. За повстанцами было численное превосходство, и, если бы они это преимущество использовали, овладели этими двумя центрами, вся область оказалась бы в их руках. Но не было единогласия в армии восставших. Быстро обнаружились серьёзные противоречия между колонистами и теми, кто принёс им из-за Волги идеи освобождения от Советской власти.
Колонисты не одобрили, не поддержали зверские расправы над коммунистами и их семьями, членами продотрядов, советским активом. Были случаи, когда они спасали своих коммунистов, укрыв их в подвалах. Сельский сход Отроговки взял под защиту членов сельсовета и председателя, не допустил расправы над ними. А тут ещё донецкие повстанцы начали куда-то вывозить хлеб из разграбленных хранилищ.
Крестьяне-то надеялись, что как только их восстание победит, они получат хлеб и спокойно начнут подготовку к весеннему севу. Но не тут-то было. Их втянули в какие-то политических игры, ненужные им и непонятные. Настроения колонистов начали меняться. И в это время в областной комитет пришла срочная правительственная телеграмма, что продразвёрстку отменяют. Предписывалось снять всякие запреты на куплю, продажу и перевозку семенного зерна сроком на один месяц.
Немедля, двадцать четвертого марта областной ревком обратился к крестьянам области с воззванием, в котором объявил эту важную новость и заявил, что Советское правительство сделает всё, чтобы весенний сев прошёл успешно. Воззвание произвело впечатление. Какая война, когда срочно надо заняться семенами, март на дворе. Вовремя засеять поля, вот единственная возможность справиться, наконец, с голодом, накормить свои семьи. Повстанческое движение в области резко пошло на спад.
Одновременно в Марксштадте формируется несколько хорошо вооружённых отрядов. Наступление на повстанцев началось вечером двадцать шестого марта и было успешным, сдаются село за селом. Восстание усмиряют частями, которые имели опыт подавления Кронштадтского мятежа.
В Мариентале Восточный штаб повстанцев спешно готовится защищаться. Идёт насильственная мобилизация мужчин всех возрастов, включая подростков. В каждом селе, которые ещё в руках повстанцев, людей под угрозой расстрела заставляют рыть окопы и занимать оборону вокруг сёл.
К вечеру первого апреля красные подошли к Крутояровке, последнему перед Мариенталем селу. По периметру села отрыты окопы, из повозок, плугов, борон, мешков с землёй возведены баррикады. Село удалось взять только на следующий день, ожесточённый бой шёл полтора часа. Более двух сот повстанцев сложили там головы. Они шли с самодельными пиками, вилами, лопатами против трёхсот пятнадцать человек пехоты, девяносто восьми кавалеристов, двух пулемётов и одного орудия. Потери красных — несколько человек.
Этими же силами на следующий день начали штурм опорного центра восставших — Мариенталь. Сражение длилось более трёх часов. В донесении о нём писали: «Все улицы забаррикадированы. За баррикадами один или два вооружённых ружьями человек, шесть-десять вооружённых вилами. По предварительным подсчётам убитых пятьсот пятьдесят человек. Арестовано четыреста. Со стороны наших потерь нет».
Урбахцы участвовали в том сражении, кто по желанию, кто против воли. Ни Теодора, ни Якоба среди них не было.
К середине апреля уездный ревком доложил в центр, что «весь уезд очи-щен от банд».
Сразу же началась работа выездных сессий Ревтрибунала. Приговоры вы-носили суровые. Только в сёлах Марксштадтского уезда было расстреляно двести восемьдесят шесть человек. Их семьи, практически, пускали по миру, так как имущество расстрелянных и осуждённых конфисковывалось. На восставшие сёла накладывали штрафы. В Голо-Карамышском уезде на двадцать сёл был наложен мясной штраф в пять тысяч пудов.
Напрасными ли были эти жертвы? Может быть, именно грохот боёв, прокатившихся по Поволжью, заставил Москву объявить о переходе к новой экономической политике? Случайно ли шла она под лозунгом «Долой продразверстку, да здравствует свободная торговля!» Ленин взял его из требований, которые ставила донская Повстанческой армия. У Ленина было сильно развито социальное чутье, он тонко чувствовал время, настрой народных масс — таким образом, требование повстанцев было удовлетворено. Вводя НЭП, Ленин, по сути, поддержал многие требования восставших.
Но Ревтрибуналы, жестокость и непримиримость властей стали причиной бандитизма в немецком Поволжье. Часть крестьян побоялись вернуться домой, остались в разбитых отрядах, которые превратились в банды.
Такие банды избегали встреч с красными и крупных сёл, бродили по уездам, грабили на дорогах, наводили ужас на отдалённые сёла и хутора. Некоторые банды сохраняли свой политический окрас, подстерегали и убивали коммунистов, советских работников, срывали сев и осеннюю уборку. Они уничтожали зерно для посева, инвентарь, сжигали пшеницу на корню, грабили склады иностранных благотворительных организаций, убивали их сотрудников.
Крестьяне изо всех сил старались наладить жизнь после страшных лет военного коммунизма, после голода и разрухи, а бандитизм сводил их усилия на нет. Если поначалу бандиты пользовались каким-то сочувствием, так как были из своих же, из колонистов. Но со временем отношение к ним изменилось. Крестьяне стали создавать отряды самообороны, захватывать отдельных бандитов, а то целые банды. Причём, нередко тут же и расправлялись, вымещая ярость за пожжённые поля, за творимое зло и насилие.
А власть хватала семьи бандитов, превращала их в заложников. Обращались с ними жестоко, вроде бы это должно было заставить бандитов сдаться. Но, наоборот, приводило только к усилению бандитизма.
Переломила ситуацию амнистия: сдавайтесь, складывайте оружие и снова честно трудитесь на своей земле. Заложников отпустили домой. Тогда только большинство банд закончило своё существование.