Кренстон предстаёт в ещё одной своей сущности
Гретхен спускалась к ужину теперь уже без особого волнения — вспышка гнева на саму себя подействовала благотворно. Каких опасностей она ждёт? Признания Кренстона в любви? Разве любовь его всё ещё секрет для неё? Она получила тысячи знаков, раскрывающих его чувство к ней, между ними давным-давно всё сказано, это понимают они оба. Так что признание — лишь формальность. Или она боится предложения руки и сердца? Это только определит её место в доме, который она, согласно всем нормам приличия, должна бы давно покинуть. Но она остаётся в доме одинокого мужчины, ясно давая тем самым понять, что очень рассчитывает получить предложение и остаться здесь навсегда. Гретхен саркастически усмехнулась: «И при этом ты способна трепетать, ждать с испугом его предложений? Лицемерка! Именно так должна ты выглядеть в глазах Кренстона! Поистине, любовь слепа! Но тебе любовь глаз не застит, так называй свои поступки должными именами».
Все эти горькие мысли в миг отлетели прочь, когда слуга с бесстрастным лицом открыл перед ней створки двери в большую столовую залу. Сэр Кренстон обернулся к ней, и Гретхен остановилась, едва шагнув в дверной проём, сердце её заколотилось. Он был прекрасен.
В костюме сэра Кренстона сочетались те же цвета, что в платье Гретхен, и пышность его удивительным образом соединялась со строгостью. Камзол из серебряной парчи облегал фигуру, подчеркивая великолепное телосложение. Шейный платок переходил в жабо из трёх рядов воланов белоснежных кружев с маленькими жемчужинами, подобных тем, которыми было отделано платье Гретхен. На поясе была закреплена шпага в усыпанной жемчугом перевязи.
Приблизившись к Гретхен, он снял мягкую шляпу с белыми перьями и склонился перед ней с такой грацией и изяществом, которые сделали бы честь любому светскому льву, завсегдатаю высоких приёмов. Затем он выпрямился во весь свой рост и подал Гретхен руку. Только теперь она смогла отвести глаза от него и увидеть убранство зала. До сих пор она не видела ничего, как и слуг, толпившихся у незакрытой двери, с удовольствием и восхищением глядевших на дивную пару. Но достаточно было мимолетного взгляда Кренстона, чтобы створки сошлись, оставив их наедине.
— Сэр Кренстон, вы… ждёте гостей? — растерянно спросила Гретхен, обводя глазами залитую светом залу, с торжественной парадностью накрытый стол.
— Я ждал только вас, великолепная Гретхен, — проговорил сэр Тимотей, — этот вечер только для вас.
— О, Боже… Мне казалось, что я уже ничему не удивлюсь! — в замешательстве выговорила она. — Но вы… вы снова и снова находите способ ошеломить меня…
Сэр Тимотей проводил Гретхен к её месту. Сегодня никто не прислуживал им за столом, они оставались вдвоём, и сэр Тимотей сам наполнял бокал Гретхен и ухаживал за нею. Несколько минут молчания дали ей возможность прийти в себя и, насколько возможно, вернуть присутствие духа — на этот раз Кренстон заставил её потерять самообладания. Она привыкла к нему домашнему, простому. Не особенно задумывалась о его социальном статусе и о том, богат ли он. Сэр Кренстон содержал большой дом, не отказывая себе в удобствах, владел поместьем, но такой образ жизни свидетельствовал, скорее, что достаток его обеспечивает скромное существование сельского дворянина, не более. Как-то само собой в сознании Гретхен сложилось мнение о том, что Кренстон не очень богат, однако достаточно, чтобы чувствовать себя спокойным за завтрашний день. А в последнее время он так безоглядно тратил деньги, что состоянию средних размеров это должно было бы наносить довольно тяжёлый урон. Но Кренстона, похоже, это мало удручало. И вот сегодня он предстал перед Гретхен в ином виде, который нисколько не казался чужой ролью, взятой на время. Кренстон чувствовал себя самым естественным образом — в каждом жесте, в манере носить это великолепное платье, во всём абсолютно он был аристократом до кончиков ногтей.
Когда Гретхен отложила нож и вилку, сэр Тимотей вдруг встал, оправил камзол и направился к ней.
— Мисс, могу ли я пригласить вас на тур танца?
У Гретхен вопросительно приподнялись брови:
— Танец? Но…
Однако протянутая рука Кренстона ждала её и она, невольно подчиняясь, встала, и вложила в его ладонь свои пальцы. Кренстон вывел её на середину зала и сделал непонятное — хлопнул в ладоши. И в следующую секунду, будто неуловимое свежее дыхание, возникли лёгкие мелодичные звуки, потекли очаровательной мелодией, подхватывая знакомым танцевальным ритмом. Гретхен удивленно поворачивала голову, пытаясь отыскать музыкантов.
— Что это, Кренстон?! — воскликнула она. — Откуда?!
— Теперь музыканты в любой час будут к вашим услугам. Но сейчас вы их не увидите, мы одни.
— Боже мой, сэр Кренстон! Я не нахожу слов… Вы пригласили музыкантов? Чтобы они жили здесь, в гациенде? — всё с тем же изумлением, недоверчиво спросила Гретхен.
— Именно так.
Она не нашлась, что сказать, а в следующую секунду уже и не было необходимости говорить что-либо — Кренстон положил руку на спину Гретхен, и тело её просто отозвалось этому призыву и музыкальному ритму. Прошло какое-то время, прежде чем Гретхен поняла, каким лёгким и приятным партнёром является сэр Тимотей. Гретхен почувствовала себя пушинкой в нежном объятии разумного ветра. Волнующий взгляд Кренстона не отрывался от неё, и Гретхен опять подумала, что он дивно красив. Не той красотой, что видна явно, с первого взгляда, но другой, глубоко потаённой, которую не враз разглядишь, но уж когда увидишь, изумляешься только собственной слепоте, и ещё не сознаешь, какие неодолимые путы-чары мягко пленяют твоё сердце… «До сих пор ни с кем мне не было так же хорошо, как с Лартом, а Кренстон… он… Наверное, когда-нибудь я смогу полюбить его», — вдруг подумала Гретхен. И тут же, из самой глубины души, безжалостно разрывая ее, взметнулся протест, и Гретхен едва не закричала. На глазах её выступили слёзы, она больно прикусила губку. «Нет! — стонала в ней боль, с которой она уже начала сживаться, а теперь та вдруг полоснула внезапно и нестерпимо…» У Гретхен потемнело в глазах, ноги ослабли, как недавно на балконе.