поёт оду взбесившейся мышке, а Ларт рассказывает ещё кое-что о своей удивительной стране
Ларт с улыбкой посмотрел на Гретхен.
— Вы похожи на зайчонка, пригревшегося на лужайке на солнышке. Но лишь пробежит мимо тень облачка, шевельнётся ветер в траве — он воображает себе ужасы и пугается того, что придумал.
— Что изменится, если он будет отважен? Судьба зайцев — дрожать, забившись под куст.
— Но вы не заяц.
— Кто же ещё? Отвагу надо подкреплять силой.
— Хорошо, продолжим экскурс в мир зайцев и прочих Божьих тварей. Вы, вероятно, не поверите мне, но однажды я видел, как мышь прогнала кошку. Она подпрыгивала, как мячик, беспрестанно кидалась на морду кошке, кусала за лапы. Незадачливая охотница сначала ошеломленно отдёргивалась, пятилась, а вскоре позорно бежала от строптивой добычи.
— Вероятно, мышь была бешенная.
— Я и хотел как раз сказать, что если загнали в угол и уже нечего терять, вы ещё не побеждены. Обратите на противника бешенство своего гнева, ярости — нападайте! Станьте львицей, но забудьте навсегда называть себя зайцем. Вы побеждены, когда сдались. Ланнигану вы сдались ещё до боя.
— О, я пыталась!.. — не очень энергично возразила Гретхен.
— Я знаю, и ни в коем случае не собираюсь осудить вас, Гретти! — Ларт взял её руку прикоснулся к ней губами. — Простите, что напоминаю вам о вашем прошлом. Разумеется, бой, это неизменные потери, боль, но и торжество победителя, даже если он выходит из боя израненным. К тому же страшит грядущее сражение, но едва вступил в него, страх исчезает, а в бешенстве человек не чувствителен к боли.
— Ларт, — задумчиво проговорила Гретхен, — вы заставили меня с изумлением подумать: почему в самом деле я не уподобилась той мышке? Ведь терять мне уже было нечего, но было бы так радостно искусать его, исцарапать, увидеть в его глазах ошеломление и, может быть, даже страх.
Ларт погладил руку, лежащую в его ладони, и этот жест единения и доброты, ласковое тепло ладони возвращало Гретхен спокойствие и уверенность, пока ещё столь хрупкие. И Гретхен устояла перед горькой печалью воспоминаний, не позволила им завладеть собою.
— Ваше воспитание не позволило этого, — сказал Ларт. — Вас слишком хорошо научили держать себя в рамках приличия, по правилам. Мышка же спаслась тем, что забыла о приличиях и о том, как ей надлежит себя вести. Кроме того, вас никто не научил, что красоту можно обратить в непобедимое оружие.
Гретхен усмехнулась с печальным недоверием, но сказала о другом:
— Друг мой, признайтесь, вы нарочно ушли от моего вопроса о таинственных посвящённых?
— Ни в коем случае! Вернёмся к нему. Итак, вы спросили, не каста ли эта? Кастой можно назвать замкнутое сообщество, образовавшееся в силу традиций, веры — вы это имеете в виду?
— Да, именно.
— К Тайному Союзу Равных, это не имеет никакого отношения. Так называется наш высший институт управления государством. В него входит около пятисот человек, выбранных мнением большинства. Выборная система управления у нас сложилась очень давно, монархии не было никогда, разве что вождей полудиких племён можно назвать монархами.
— Государством руководит тайная организация?!
— Да.
— О, Ларт! Я подумала было, что ослышалась. Но я не понимаю — как же можно избрать в тайную организацию?
— Выбирают не все граждане, лишь сами посвящённые принимают в свой Союз нового товарища. Это происходит на одном из их главных — общих собраний. Очередной сбор может объявить любой входящий в Союз, будучи уверенным, что у него есть веский повод. Здесь вносится для обсуждения имя нового кандидата, и после необходимых мероприятий, по прошествии времени Равные в голосовании выражают своё окончательное решение.
— Что значит — равные?
— На собрании рядом с аристократом может сидеть гончар или пастух, или многодетная мать.
— И вы называете это Союзом Равных?! Как это может быть? Социальный статус человека…
— …не имеет никакого значения. Если человек считает иначе, он просто никогда не станет членом Союза. Равные права, равно весомое слово любого из членов — важнейшее условие. В нём нет руководящего ядра. Даже Председатель на каждом собрании избирается всякий раз заново, но обычно его открывает тот человек, который собрал людей. Для разрешения какой-то ситуации, возникшей в стране, может быть выбрана Комиссия. Но как только она сделает своё дело, и надобность в ней проходит, она самораспускается.
— Ларт! В любом объединении со временем появляется лидер!
— Но не в этом. Член Союза Равных, обнаружив за собой желание стать лидером, либо, что товарищи прислушиваются к его слову с большим вниманием, чем к мнению других, — обязан сам принять меры к устранению этого. Если же они не помогают, то добровольно выйти из Союза. Потому что иначе ему объявят об этом товарищи. Равных не надо вести, указывать дорогу. Они сами — направляющее ядро. Кроме того, есть ещё Круг Семи, Вершители. Преимущественно они подчинены Союзу Равных, но одно их право совершенно исключительное — контролировать Союз, его дух, если вы понимаете, о чём я говорю, насколько последовательно претворяет он в общество наши нормы жизни и сам следует им.
— В это трудно поверить. Каким чистым душою должен быть человек, чтобы всё это стало для него нормой жизни. И столь же странно слышать о негласном управления государством.
— Но вы согласитесь, баронесса, что к представителю власти вольно или невольно начинают относиться иначе — короля играет окружение, не так ли? И человек меняется. И как правило — в худшую сторону. Почему среди людей, обладающих хоть какой-либо властью, оказывается так много недостойных, непорядочных, хотя были они, казалось бы, вполне хорошими людьми? Искушение властью не каждому под силу преодолеть. Наши вожди избавлены от медных труб, народу просто неизвестны имена руководителей государства, некого превозносить и славить.
— Но… Круг Семи, вы сказали?
— Да. Семь человек, которые заслуженно пользуются всеобщим и истинным уважением и любовью. Их, действительно, знают. Однако это, если так позволительно сказать, — не приоритетный орган, этим семерым люди доверяют исполнять и контролировать.
— Всё вами сказанное удивительно до такой степени, что похоже на некие утопические мечтания об идеальном обществе. Как можно было на протяжении веков сохранить себя, Ларт? Сохранить свою уникальность, не соблазниться новыми веяниями? Ведь наше время, это время взаимодействия, взаимопроникновения культур разных стран и народов. Я скорее поверила бы в ваши рассказы, Ларт, живи мы… не знаю — в пятнадцатом, шестнадцатом веке, может быть! Но и тогда уже люди бродили по всему миру, узнавали нравы и обычаи чужих земель.
— Наша страна очень мала по сравнению с мощными государствами Европы, Азии. Я не могу с уверенностью сказать, что всё было бы точно так же, живи мы в центре Европы, например. Но от центров цивилизации мы ещё дальше, чем Новый Свет, к примеру. Земли наши — небольшой архипелаг, удалённый от крупных морских путей. Поэтому, когда нашу страну открыли — к слову сказать, примерно в то же время что и Новый Свет — открытие не стало сенсацией, не возбудило ни алчности, ни любопытства. Мы же для себя давно открыли мир. Корабли наши бывали всюду, их знали как торговые. При этом едва ли кто воспринимал их как часть мощной флотилии, состоящей из самых быстроходных и надёжных кораблей. Мы ведь островные жители, мореплаватели. К себе звать гостей мы не спешили. Кам вполне хватало такого, одностороннего проникновения в мир. Характер обычаев и нравов большого света вовсе не побуждал к более тесным контактам. То есть общество наше было заинтересовано как можно дольше сохранять существующее положение вещей. А тем, кого тянуло самому всё увидеть и познать — их свободы никто не ограничивал. Одни становились моряками, другие уплывали и возвращались лишь через несколько лет, либо не возвращались. Каждый имеет право на свободное волеизъявление.
— А сейчас? При современном развитом мореходстве неужели вам удаётся избежать визитов иноземцев?
— Разумеется, нет. И всё же мы стараемся свести их к минимуму. Есть добрые друзья, которым мы всегда рады. Есть и другие, для которых наши гавани закрыты.
— Вы не впускаете их?
— Да, именно так. Доставляем им в открытое море запас воды, провизии, если они нуждаются в этом, и выпроваживаем восвояси. Большинство второй раз не приходят — путь слишком далёк и опасен. Он не стоит того, чтобы иметь возможность издали полюбоваться нашими живописными побережьями.
Гретхен рассмеялась.
— А если они не хотят уходить?
— Так или иначе, но мы находим способ убедить их.