Похитители не слышали признания Виталия Глебова Крёзу, а в телефонном разговоре с ними он не позволил прозвучать страху либо растерянности ни в едином звуке, ни в интонации. Наоборот, они слышали голос уверенного в себе человека, и ситуация не управляла им, это он держал ситуацию в своих руках. Он не пытался угрожать: грозят, когда боятся; и ничего не требовал, сознавая, как расставлены акценты. Он лаконично сообщил о смерти Нигматуллина и предложил продолжить разговор, когда они определят своё отношение к этой новости и дальнейшее направление переговоров: либо сочтут слова его ложью, а значит, условия останутся прежними, либо примут новое положение вещёй и, соответственно, изменят свои планы. Лишь однажды он позволил своему голосу приобрести окраску. «Ребёнок в ваших руках. Очень прошу вас помнить: её неприкосновенность, это ваша единственная гарантия, что вы уйдёте отсюда живыми». Глебов и теперь не грозил, не брал на голос, придавая многозначительность этой фразе — он констатировал факт. Но даже помимо его воли бесстрастность прозвучала такой безусловной уверенностью, что рука, державшая трубку на другом конце провода, стала влажной.
Некоторое время спустя на телефоне, который сообщил Арвид, был перехвачен разговор. Шлёссер был осторожен, выспрашивал, по какой надобности его собираются навестить. В конце концов звонивший вынужден был сказать, что получено сообщение о смерти Шерхана. Надо проверить его достоверность, ну и вообще — обговорить. Прозвучало всё это в достаточно завуалированной форме, но хозяин уяснил быстро. И назначил время встречи — поздний вечер того же дня. Пока всё шло как надо. В дело вступали парни Тэда Буссе.
До вечера все, кто был задействован, просочились к дому Шлёссера и взяли его под плотное наблюдение. Обнаружить какую-либо необычность в жизни тихой улицы мог бы разве что человек, несколько часов подряд не спускающий с неё глаз. И никому в голову не могла придти, что такой человек есть.
Тэд Буссе организовал всё предельно четко и грамотно, да и задача была несложная: пропустить человека дом, прослушать звонок, ради которого он явился, и довести назад, выяснив место обитания похитителей.
К условленному времени каждый был на своём месте. Улочка, и без того тихая, стала совсем безлюдной. По обе её стороны стояли ухоженные дома тех, кто мог позволить себе оплатить и этот покой, и просторные площадки для гольфа, и бассейн. О газонах, аллеях и зелёных изгородях здесь заботились профессионалы-садовники, в домах работала прислуга — здесь жили люди, чей уровень дохода был значительно выше среднего.
Вдоль дорожек, идущих от ворот до порога зажглись вереницы разнообразных фонариков. У одного дома конусы света поднялись из травы — матовые стекла фонарей лупоглазо таращились из газона. Рядом, у соседей, засветились пирамидки, стоящие вдоль дорожки, у дома напротив свет исходил из вращающихся шаров. А там фонари выглядели старинными, бронзовыми, и были закреплены на верхушках столбиков. Всё это выглядело очень красиво, и живописны были сами дома, подсвеченные в темноте. Но человека, появившегося на улице, эти красоты не трогали. Если он и оборачивался, так лишь для того, чтобы проверить, не тянется ли сзади хвост.
Это был молодой мужчина, аккуратно, неброско одетый. Он подошёл к двери одного из домов и собрался позвонить, но вдруг обнаружил, что дверь открыта. Заглянув в неё, он, на всякий случай, постучался и вошёл. Через минуту-другую в горошинах наушников Тэда Буссе раздался встревоженный голос одного из парней, занявших позиции у самый окон: в доме прозвучал выстрел. Полминуты ушло на принятия решения, Тэд собирался отдать приказ о перегруппировке, когда к нему поступило новое сообщение: хозяин звонит в полицию о том, что застрелил в своём доме грабителя. Выругавшись, Буссе дал сигнал уходить всем, кроме одного — его позиция позволяла без риска наблюдать дальнейший ход действий.
Вскоре Тэд Буссе был у Глебовых. Развитие событий обескураживало, Буссе искал свой промах и был в растерянности. Виталий даже прикрикнул на него, чтобы помочь собраться.
— Ты считаешь, что всё сделал правильно? — спросил он затем.
— Да.
— В таком случае, перестань казнить себя и ходить по кругу — пользы-то от этого? Лучше поставь себя на место этого Шлёссера. Зачем понадобилось бы тебе убивать человека Нигматуллина? Вот это мы должны понять сейчас — мотив его поступка.
Тэд Буссе сел к столу, вокруг которого сидели Виталий, Алексей, Антон, Крёз и Александр.
— Может, он решил, что самое время прекратить всякие отношения с зарубежной мафией? — нерешительно предположил он.
— Шлёссер имеет законный бизнес. Очень старательно избегает любых нарушений закона, — сказал Александр.
— Но рыльце у него в пушку, это явно. Видимо, в прошлом у него что-то имеется, за что Шерхан и поддел его. Ты говорил, у него в России какие-то операции были — может оттуда тянется, — высказался Крёз. — И уж, конечно, любой будет мечтать соскочить с такого крючка. Вот и этот господин, видать, давно искал случая.
— Но просто вот так поверить слуху о смерти опаснейшего человека и такого натворить…
— Господин Глебов, после того, как Шлёссер переговорил по телефону с похитителям, он выходил из дома. Он проехал по городу, позвонил с автомата и заторопился назад.
Мужчины переглянулась, Виталий сокрушенно покачал головой.
— Выходит, он позвонил вперёд визитера и получил точную информацию, — сказал Крёз. — Буржуи чёртовы — с любого уличного автомата хоть в Китай звони. Постой! — вскинулся он. — А почему наши братки с автомата не позвонили? Ведь все наши расчёты тогда гроша бы не стоили!
-Не позвонили же, — коротко глянул на него Виталий. — Шерхан им связь не для звонков дал, а для экстремального случая. Я подумал, что весть о его смерти они и посчитают таким случаем. А может, они просто не знали, что с уличного телефона тоже можно.
— И всё же — черезчур уж радикальный метод он выбрал — стрелять, убивать, — с сомнением возразил Антон. — Чревато последствиями. Ведь со смертью Шерхана Шлёссер и так освобождался от обязанностей перед ним.
-Верно, — кивнул Крёз. — Тогда, что-то ещё…
-Александр, до Шлёссера могли дойти какие-то сведения о наших проблемах? — спросил Виталий.
Помедлив, Александр сказал:
— Разыскивая приезжих, наши люди вели очень частую сеть, расспрашивали, показывали рисованные портреты. Он, наверняка, мог знать, что мы усердно ищем каких-то людей. Но связать это с вашей семьей — едва ли. Ваше имя нигде не звучало.
— Это уже не играло роли, ему и так хватило, чтобы до смерти перепугаться. Вы переворачиваете город вверх дном в поисках каких-то приезжих — и тут звонок. Он почувствовал себя между молотом и наковальней: с одной стороны мафия Шерхана, с другой — местные криминальные структуры, почему-то сильно озабоченные появлением людей от него. Но самого Шерхана больше нет, а вот местные здесь, рядом. Рядом… Тэд, твои ребята блокировали его дом. Он мог их заметить, не невидимки же они.
-Ребята выходили на свои точки по одному, в течение восьми часов.
-Человек, неторопливо прошёл по улице, свернул во двор близлежащего дома — и не вышёл обратно. Пусть твои парни появлялись в разных образах и неприметно для случайного прохожего. Но они все были чужими на этой тихой улице, они все приходили и не уходили, а вместо случайного прохожего был перепуганный человек, не сводящий глаз с улицы. Мы недооценили его.
— Да, — мрачно усмехнулся Тэд. — Он увидел, что приезжие раскрыты, понял, что ситуация складывается опасная, что ему нельзя показывать свою связь с ними, и решил, что стать убийцей грабителя для него гораздо безопаснее. Господин Глебов, я виноват…
— Прекратите, Тэд, — устало поморщился Виталий. — Никто из нас не смог бы просчитать это заранее.
-Можно взять Шлёссера и прокрутить ему его разговор с убитым, — сказал Александр.
— Что это даст? — поднял на него глаза Виталий. — Сказать ему, что мы огорчены, что он поступил дурно? Адреса, где остался теперь второй, он не знает. Выманить его не сможет — тот будет теперь напуган и вдесятеро осторожней. Даже если второй позвонит Шлёссеру, и мы заставим этого мерзавца подтвердить смерть Шерхана, едва ли парень теперь поверит ему. Да к тому же, Шлёссер сейчас как можно быстрее уладит дела с полицией и наверняка куда-нибудь уедет, скроется.
После непредсказуемой выходки Шлёссера Виталий ждал звонка оставшегося без напарника похитителя и был готов к этому разговору.
Желая предугадать, чего ждать от него, Глебов попытался понять состояние противника, поставил себя на его место. Ситуация представлялась Виталию так: парень ждёт возвращения напарника с важными известиями, а тот не возвращается. Время идёт, и скоро минуют все сроки, и станет ясно, что произошло нечто непредвиденное, но что именно? Ему нужна будет информация, так где он попытается добыть её? Он может рискнуть, и выйти из своего убежища, оставив девочку одну — запереть в ванной, в кладовой, связать, — а что дальше? Куда ему идти? К Шлёссеру? Напарник пошёл туда и не вернулся. Пойдёт наблюдать за домом Шлёссера, чтобы сориентироваться на месте? Нет, он не рискнёт, там может ждать засада, а парень ещё не чувствует себя в безвыходном положении, он не будет идти на риск, сломя голову. Итак — единственный контакт, который у него остался — Глебовы. Виталий знал, что он скоро позвонит, и ему нужна будет, скорее, информация о происходящем, нежели его, Виталия, ответ на продиктованные ранее требования.
Ночью никто не позвонил. Наутро Виталий отключил все параллельные телефоны, оставив рабочим только в своём кабинете, куда он велел подать завтрак для него и Крёза.
Звонок раздался к полудню.
— Я ждал, что ты позвонишь раньше, — сказал Виталий. — У тебя хорошая выдержка. О своём товарище уже знаешь?
— О каком ещё товарище? — резко прозвучало в трубке.
— О том, которого ты ждёшь со вчерашнего вечера.
— Так вы перехватили его?!
— Нет, мы его не трогали. С ним хуже. Шлёссер пристрелил его и сообщил в полицию, что к нему в дом лез грабитель.
— Чушь! Я не верю вам!
— А сделал он это, потому что получил точную информацию — Шерхан мёртв. Он больше не хочет иметь с вами никаких дел.
— Я вам не верю. Вы ведёте свою игру и говорите то, что вам выгодно! Вы морочите мне голову!
— Парень, вот наше предложение: отдай ребёнка и уходи куда хочешь. Ты нам не нужен. Девочка сейчас с тобой?
— Какая вам разница?
— Дай мне поговорить с ней, услышать её голос.
— Её нет здесь.
— Жаль. Лучше бы ты взял её с собой.
— Что значит — взял?
— Так ты ведь не дурак, не из дома звонишь. Ладно, думай, коль не дурак. А если тебе недостаточно моего слова, здесь Крёз. Ты знаешь, кто это?
— Слышал.
— Парень, — Крёз взял трубку. — Тебя никто не тронет, если отдашь девочку. Но глупостей не делай — в тихую тебе из города не уйти, тебе дороги отсюда нет. И не будь бараном, всё, что сейчас услышал — правда. И говорю с тобой я, Крёз, а не дворник Вася. Думай, но не слишком долго. И поаккуратнее с моей крестницей.
— С кем?
Крёз усмехнулся:
— Ты понятливый, догадаешься, про кого я говорю.
Шёл третий день, как Наталья была похищена — чуть больше шестидесяти часов. Но каждый из большой семьи Глебовых познал в эти часы ад вечности, наполненной горем, беспомощностью и отчаянием. Всё, что могло вселить хоть какую-то надежду, было ничтожно мало по сравнению с самим фактом — ребёнок в руках нелюдей. Каждый человек в доме жил ожиданием следующего звонка. Правда, телефон звонил только у Виталия — в его кабинете или в их с Кирой спальне, все остальные параллельные подключения в доме не работали. В этом Виталий был непреклонен, не смотря на попытки опротестовать это его распоряжение. «Отец, это несправедливо» — рассердился Алексей. И Виталий предпочел быть несправедливым, самодуром, эгоистом, кем угодно — потому что знал, каким болезненным перебоем отзывается сердце на звук телефонного сигнала, и он никому не позволил проводить мучительные часы, не спуская глаз с телефона. За исключением Крёза.
Обязанностью других мужчин, Алексея и Антона, была опёка и присмотр за женщинами. Они старались, чтобы Ольга не оставалась наедине с бедой, со своими мыслями. И все вместе они должны были заботиться о Ксене, которая в действительности стала не гостей, которую надо опекать, а отдушинкой, возможностью хоть чуточку перебить собственные мучительные думы другими заботами. Все вместе они ездили в клинику к Лали, с облегчением выслушивали обнадёживающие прогнозы её врача, навещали мать девушки, и, искренне разделяли с ней её тревогу за дочку. Её несчастье и беда Глебовых стали одним общим горем.
А Кира… она нужна была им всем: Виталию, своим детям, — всем, даже Крёзу. И одновременно она была немножко сама по себе, со своими мыслями, в которые не посвящала никого, страхами и поисками выхода. Если бы Киру попросили рассказать, как она жила в последние дни, что делала — она бы не сказала. Кто-то, похожий на неё, говорил, утешал и даже улыбался. Но это была не она. Настоящая она была — в беспрестанном крике отчаяния, в загнанности животного, мечущегося по клетке из угла в угол, в беспомощном трепыхании птицы, к чьим птенцам вползает гадюка. Такой была сейчас Кира. Но рядом с нею была Олюшка со смертельно больными глазами. И Алёша, с осунувшимся лицом, отчего оно казалось жёстким; и взгляд его, одновременно жалобный, знакомый из детства: «Мама…», и холодный от застывших льдинок. И Виталий, такой, каким они привыкли его видеть: стройный, с плечами чуть развёрнутыми назад… но какой груз лежал сейчас на этих плечах… впору ссутулиться, согнуться. И Анюта, Антон — все… И именно к ней шли обрести хоть чуточку покоя, укрепиться и стать немного сильнее. И Кира сама не знала, откуда брались у неё самые нужные, убедительные слова, спокойные, уверенные интонации — близкие, дорогие люди как всегда, находили рядом с нею, что искали. И не догадывались, что она — стон, отчаяние, беспомощные поиски выхода…
Самой же ей помогало присутствия старого друга — Крёза. Она радовалась, что в эти кошмарные дни он рядом с Виталием. И ещё, как ни странно, придавала ей силы хрупкая негромкая женщина — Ксеня. Кира не могла себе этого объяснить. Ну, Крёз — понятно, но почему присутствие Ксении для неё как глоток воды изнемогающему от жажды? Может быть потому, что за нею угадывается облик её мужа, совсем Кире незнакомого, но судя по словам Олега Михайловича и Виталия, — сильного, умного человека. А может быть, наоборот, этот сильный, умный мужчина полюбил тростинку Ксюшу, почувствовав в ней скрытую, неведомую силу? Ах, да разве Кира задумывалась об этом?! Где уж было раскладывать по полочкам! Она только знала, как всем сердцем благодарна Ксение за то, что не случайной гостьей вошла она в их дом, не испугалась беды — Ольге с ней легче, тоже непонятно почему, но она потянулась к Ксене. И Анюта с ними, и это тоже хорошо — Кире невыносимо больно видеть растерянные глаза дочери. Именно благодаря Ксение Кира хоть ненадолго оставалась сама с собой в эти бесконечные, выматывающие дни.
А с Виталием был Крёз. Большую часть времени они проводили в рабочем кабинете Глебова. Чаще молчали. Друг от друга им не надо было скрывать свои мысли и чувства, впрочем, как и говорить о них — в последние годы, вопреки расстоянию, они чувствовали, как крепнет между ними какая-то особая, духовная связь. Оба чувствовали потребность друг в друге, и хоть раз в месяц, но либо Виталий, либо Крёз поднимали телефонную трубку и набирали номер другого. А причастность Евдокимова к истории с Алексеем не только ещё более укрепила дружеские взаимоотношение Виталия и Крёза, — она перевела их на другой уровень: отныне и Виталий с Кирой, и обе молодые семьи питали к Крёзу чувства, которые иначе как родственными и не назовёшь. И вот теперь, когда нежданно-негаданно обрушилась новая беда, именно Олег Михайлович в полной мере мог быть Виталию советчиком и опорой.
И сердце Крёза точно так же сжималось от каждого звонка, и глаза его впивались в лицо Глебова, чтобы уже теперь, сию минуту определить — что?
И на этот раз мелодичный сигнал ударил по нервам, Олег Михайлович увидел, как вздрогнул Глебов. Только подняв трубку и произнеся первое слово, Виталий забывал про нервы — с этого мгновения он становился спокойным, собранным, точным. Но сейчас случилось другое: застывшие мышцы лица расслабились, глаза потеплели — Виталий протянул трубку Крёзу и сказал:
— Матвей.
— Ну, наконец-то, — притворно ворчливо проговорил Евдокимов и указал Виталию глазами на кнопку, включающую звук.
— Никак соскучился? — услышал Глебов голос Матвея Иверева.
— Да… есть немного, — с запинкой ответил Крёз. — Что там приятель твой? Вы вместе уже?
— Ещё нет, но он велел вскоре его ждать. Там всё более-менее в порядке, он справится. А у вас как?
— Плохо. Про последнее распоряжение Шерхана знаешь?
— Ты хочешь сказать…
— У них получилось.
— Чёрт!
— Если бы здесь были вы оба. Я уверен, всё сложилось бы иначе.
— Мы не сможем быстро вылететь к вам.
— Я понимаю — визы и прочее. Это у меня навязчивая идея-фикс: если бы вы были здесь…
— Насчет визы — обижаешь. Постоянно открыта, и не одна. Дело не в этом. Ты разве забыл — теперь мой выход.
— А, да…
— Дело должно быть доведено до конца.
— Я понимаю. Но, жаль, честное слово…
— Ладно, об этом не надо. Это моя часть работы, и я сделаю — комар носа не подточит. У меня уже всё готово. А тебе Митрич звонил?
— Нет. Что случилось? — забеспокоился Крёз.
— С ними — ничего. А тех двоих ребята твои взяли на подступах к заимке.
— Как взяли? — с недоумением переспросил Крёз.
— Тихонечко, без шума.
— И всё? А чего же вы пугали меня, мол, это такие монстры! А их как котят!..
— А ты что, хотел бы, чтоб они ползаимки тебе разнесли?
— Разве тебя не удивляет, что они сумели так точно выйти на цель, а на последнем шаге споткнулись? Как ты это можешь объяснить?
— Ну… устали, например. Или твои парни оказались не слабее.
Крёз и Виталий переглянулись.
— Послушай, а тебе не приходит в голову, что эти двое — ширма? Что за парнем идёт другой, настоящий охотник, а не те две пустышки, выпущенные для отвода глаз?
Помолчав, Иверев сказал:
-Может быть.
-Матвей! — требовательно проговорил Крёз.
-Что ты хочешь услышать от меня? Точный ответ? У меня нет его. Версии? Ты вон какой догадливый, придумаешь, сколько захочешь.
-Мне нужен только один ответ. И он у тебя есть.
Иверев усмехнулся, потом сказал:
-Ты плохо меня знаешь?
-Это вопрос или утверждение? — помедлив, спросил Крёз.
-Теперь — утверждение, — через такую же паузу услышали они голос Матвея. — Ты плохо меня знаешь.
-Послушай! — сквозь видимое спокойствие Крёза прорвалась ярость. — Может ты думаешь, что мы тут жируем и загибаемся от тоски? Шарады подкидываешь!
-Успокойся, — ровная, холодноватая интонация ничуть не изменилась. — У нас всё в порядке, всё идёт как надо — и нечего психовать. Скоро свидимся. Желаю вам удачи и чтоб всё закончилось хорошо. Я ещё позвоню. Пока.
Крёз медленно опустил трубку на аппарат — короткие гудки отбоя оборвались.
-Ты думаешь, что Матвей и есть… — медленно заговорил Виталий
— Молчи! — прервал его Крёз и, через паузу, потребовал: — Не говори ничего.
— Что он должен сделать по вашему плану? — пристально глядя на него, спросил Виталий.
Евдокимов некоторое время смотрел молча, потом сказал:
— Устроить смерть Арвида.