Арвид проснулся среди ночи. Им владело какое-то непривычное чувство… Он подумал вдруг, что наверно, нечто подобное мог бы чувствовать ребенок, когда мать еще носит его под сердцем. Проснуться, слышать стук родного сердца, и ни о чем не думать, раствориться в бесконечном покое и благополучии, и снова незаметно перейти в сон…

Вот так же было сейчас Арвиду. Обычно, стоило ему проснуться ночью, и торопились проснуться неспокойные мысли, подступали в темноте, требовали: «Думай, заботься, решай, ищи выход!»

Некоторое время Арвид лежал и просто слушал Ксюшино дыхание рядом, и сердце его наполнялось нежностью к ней. Потом он встал неслышно и вышел на балкон, откуда через открытую настежь дверь вливалась приятная свежесть. На ясном небе были рассыпаны мириады звезд. Спать совсем не хотелось. Кажется, никогда в жизни на душе у него не было так легко, освобожденно. Как будто родился заново и совсем в другом мире, где царит любовь.

Когда он ехал сюда, не рассчитывал найти здесь какую-то помощь себе и даже не думал ни о чем таком. Матвей предложил и он сказал: «Поехали», помня лишь о Ксюше, желая увидеть ее как можно скорее. Все остальные мысли как будто были придавлены опустошающей усталостью, настигшей его. Он вроде бы и о Глебовых не думал, ехал к Ксене и думал только о ней. И он словно пришел в себя, когда ощутил неожиданно сильное рукопожатие, встретил прямой взгляд Виталия Глебова, глаза в глаза. «Это Глебов!» — как будто окончательно понял Арвид и с этой минуты вернулся из своего отстраненного существования, стал осматриваться и замечать то, что скользило мимо его внимания.

Еще никогда он не видел сразу столько красивых людей. Хотя, доводилось ведь работать и во время приемов, на каких-то элитных торжествах. Уж там было в достатке красавцев и красавиц — лощеных, разодетых в платья от самых запредельных модельеров. Ухоженные, холеные лица были красивы и холодны. Казалось, что их носят, как дорогие маски. Мало случалось увидеть живых лиц с искренним проявлением чувств. А может быть, Арвид видел это из-за его «специфического» взгляда. Чаще всего он присутствовал среди них в качестве телохранителя, и Арвид не просто смотрел, он пытался читать их лица и глаза, узнать истинные чувства, мысли, намерения. Так вот с этими лицами-масками работать было довольно трудно.

И совсем другое было сейчас, когда он знакомился с семьей Глебовых, видел вокруг себя их лица, будто светящиеся невидимым внутренним светом. Удивительно открытые, искренние, им нечего и не от кого было скрывать, и не нужны были маски. И у Арвида тогда неожиданно мелькнула мысль, что покой и счастье этих людей он берег бы не по должности, не из-за денег, а по внутреннему побуждению. И скользнуло легкое сожаление, что среди его работодателей никогда не встречалось подобных Глебовым.

Арвид тогда не думал о будущем, заставил эти беспокойные мысли отодвинуться на время. И вдруг — предложение Виталия остаться и работать. Это не просто обещало желанную и интересную работу, это было одновременным решением всех его проблем.

Парней из отряда он уже посмотрел — перспективные ребята, с хорошими задатками. А дальше — его забота, заставить раскрыться эти задатки в полной мере, и он это сможет. Когда-то, сто лет назад он учил выживать своих парнишек-разведчиков, и получалось неплохо. Этих он будет учить другой науке и на другом уровне. Нет, в самом деле, Тэд толково подобрал парней, разбирается то к чему. Да и сам Буссе — очень хорош! Комплексует после суровой проверки, которую жизнь устроила ему, без вины считает себя виноватым. Пройдет, уж Арвид об этом позаботится. Арвиду нетерпелось заняться делом, окунуться в тренировки, чтобы видеть, как из сырой глины возникают нужные ему, заданные формы, становятся все четче и чище, затвердевают, чтобы стать закаленным, обожженным в огне оружием. И оно будет из совсем другого материала, ничего общего не имеющего с той сырой, вязкой «глиной», которую он ни сегодня завтра возьмет в руки. Оно будет прочнее, несокрушимее стали, оружие, которое он сотворит для защиты и обороны. Так же когда-то лепил из него Инструктор. Хотя, нет, — Арвид усмехнулся, — глиной он все же не был, скорее — корявой, черновой отливкой. И Инструктор жестко, без жалости отсекал от нее лишнее, сдирал наждаками. Кто бы знал тогда, что под холодной, не знающей сострадания броней Интруктора Арвиду доведется увидеть и узнать Матвея, и назвать его другом.

Единственное, что было не в лад и беспокоило Арвида — отец. Так хотелось, чтобы отец, наконец, был с ними. Олег Михайлович, уезжая, обещал обо всем поговорить и уговорить. Хотя Арвиду сказал: «Зря ты это. Не тяни его сюда. Им хорошо там вдвоем. А в гости его привезти — когда угодно. Хоть сам с ним приеду, а нет, так сопровождающего дам». И Арвид чувствовал — не поедет отец сюда жить.

Арвид поднял лицо, подставляя его легкому ветерку, прилетевшему из темных крон платанов. Вдруг насторожился, прислушался.

Ксене снилось что-то плохое — отголоском пережитых страданий. Она, не просыпаясь, толи плакала, толи стонала.

— Чшш!.. Спи, маленькая моя… — Арвид, чуть касаясь, провел рукой по ее волосам, лег рядом. — Спи спокойно, все хорошо.

Ксюша, не просыпаясь придвинулась к нему, поерзала, устраиваясь у груди.

— Не уходи… — бормотнула она сонно.

— Я здесь, вот он я, — Арвид положил руку на ее плечи, укрывая от прохлады ночного воздуха, от тягот и трудностей, от всех невзгод и непогод.

Он знал, чего бы ему это ни стоило, его рука всегда будет хранить свет этой удивительной женщины, его любимой. И никаким ветрам не позволит он ни остудить, ни загасить его.