Осудили Кирилла по статье «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, по неосторожности повлекшее смерть». Статья предусматривала наказание до трех лет лишения свободы. Вот эти три года он и получил. В колонии общего режима. Защитник просил оправдательного приговора для своего подзащитного и приводил убедительные доводы в пользу своего мнения, но его как будто никто не слышал. Кассационную жалобу Кирилл писать отказался.
После суда его перевезли в пересыльную тюрьму, где он оставался до отправки в лагерь. Этап был через неделю. В тот день одновременно загремели засовы камер, громко и разноголосо зазвучали команды. Их вывели во внутренний двор. Там было шумно. Глухо лаяли сторожевые овчарки — огромные поджарые псы, матерились охранники и солдаты, гудели двигатели мрачных серых фургонов с единственным зарешеченным окном. В железные коробки «автозаков» стали загонять заключенных. Внутри фургоны были разгороженные решетками на две узкие боковые камеры. Между ними был оставлен коридор для охранника.
«ВоронкИ» везли зеков на вокзал, где ждали их столыпинские вагоны. Кирилл двинулся навстречу своей новой жизни, которая начиналась у ворот лагерного «шлюза».
К тому времени уже нельзя было сказать, что эта жизнь оставалась для Кирилла сплошным белым пятном. Месяцы, проведенные в камере, многому научили. Среди сокамерников попадались люди, имевшие за спиной ни одну ходку в места не столь отдаленные. Они давно стали своими в том мире, который обозначается коротким словом «зона». К Кириллу окружающие скоро проникались уважением. Как известно, в любом коллективе важно первое впечатление, которое производит новый человек. А первое и неотразимое впечатление Кирилл производил на людей уже одним лишь тем, чем наградила его матушка-природа — богатырской статью и силой.
В пересыльной тюрьме обитатели камеры-осужденки, куда помещали тех, у кого суд был уже позади, осторожно попытались «прописать» новичка. После знакомства с новеньким и вполне доброжелательных реплик и шуток по поводу его телосложение кто-то кивнул на стенку, где мелом был нарисован тигр и, улыбаясь, предложил: «Тебе только вон с ним драться. Слабо?» Кирилл глянул мельком и отвернулся: «Я первым не бью, пусть он ударит. Где моя шконка?» Тот, кто предложил подраться с нарисованным тигром, окликнул парня, лежащего неподалеку на нижнем, привилегированном ярусе и кивнул на второй ярус: «Земеля, полежи вон там».
Больше к Кириллу с каверзами и подвохами не приставали, население камеры признало новичка как человека, знающего «понятия» — негласный закон, который вырабатывался десятилетиями и определяет основные принципы существования огромного числа зеков в тюрьмах и зонах России. Кирилл с достоинством вышел из ситуации, не став потехой для всей камеры. А человек «без понятия» либо ответил бы «не хочу», но такой ответ просто не приняли бы. Либо, посчитав, что в развлечении сокамерников прописка и заключается, молотил бы по кирпичной стене, разбивая в кровь кулаки. Да, прописка, действительно, служила развлечением для прочих, но для самого «виновника» потехи она определяла, какое место займет он отныне в градациях уголовного мира, а по большому счету определяла его дальнейшую судьбу.
О расположении же к Кириллу со стороны первоходков и говорить нечего — он сам был из их числа, но в отличие от них с Кириллом рядом было надежно, он давал чувство защищенности от этого недоброго, жестокого, пугающего мира. Особенно окрепло это чувство, когда прописку устроили парню, прибывшему вместе с Кириллом. Молодой мужик, оказавшись в чужой, опасной стихии, робел, ждал и боялся неприятностей, что и читалось по нему с легкостью.
Под вечер первого дня новенькому предложили сыграть в «Хитрого соседа».
— Да неохота, — попытался выкрутиться парень.
— А мне, думаешь, охота? — пожал плечами тот, кто предложил. — И ему тоже неохота. И ему. А надо.
Объясняют, мол, суть игры заключается в том, что новичку завязывают глаза, а два других игрока хлопают его книгой по голове до тех пор, пока он не угадает, кто ударил. Однако весь фокус в том заключается, что в «игре» есть еще четвертый — сам организатор и распорядитель. Он и наносит удары, потому новичок, не знающий действительных правил, никогда не угадает ударяющего. Так и произошло с этим парнем.
Когда под хохот камеры «игра» стала перерастать в избиение, Кирилл подошел и, перехватив в замахе толстенький томик, разорвал закрытую книжку пополам:
— Конец игре.
Камера притихла. С одной стороны — пораженная продемонстрированной им силой, а с другой — самим поступком новичка. Кирилл поступил не по понятиям, то есть против закона. Он не имел права вмешиваться. Камера молчала, ожидая слова «смотрящего» — человека, который был неформальным лидером этого маленького коллектива.
Через паузу напряженной тишины раздался доброжелательный голос:
— Книжка-то библиотечная, дурилка.
— Мой долг.
— Ну ладно. Только ты так больше не делай, — двусмысленно прозвучал совет, поставив точку в инциденте.
Вскоре сокамерники обнаружили еще одно качество Кирилла, еще более укрепившее его положение. Он оказался хорошим рассказчиком. Этот талант высоко ценился здесь, где очень важно было как-то убить время. Кирилл любую историю — из жизни односельчан, из своего ли прошлого, или виденный когда-то фильм — умел преподнести так, что внимали ему с большим интересом и периодически покатывались со смеху. А анекдоты рассказывать он вообще был непревзойденным мастером. Знал их превеликое множество, умел к месту вставить в разговор. Причем в исполнении Кирилла даже самый бородатый анекдот вызывал взрыв веселья. Камера, в которой он сидел, то и дело вздрагивала от дружного хохота на зависть соседям.