Когда удалились и смолкли голоса и душераздирающие стоны, Кирилл и Али переглянулись и одновременно протянули друг другу руки.
— Откуда ты взялся тут, брат?
— Не поверишь — случайно узнал, что ты один остался. Сообразил, конечно, что к чему. Уговорил одного водилу подкинуть меня до просеки, а дальше с низкого старта и вперед, — засмеялся Кирилл. — Еле успел.
— Да-а-а, — протянул Седулов, — тут хоть верь, хоть не верь, а получается, что не подошел еще мой срок, небесные ворота для меня еще закрыты. Спасибо тебе, Кира. Должник я твой пожизненно.
Вскоре после этой истории опять состоялась встреча «на высшем уровне». На этот раз инициатором ее был Савва Иванович Куприянов.
— Гражданин полковник, позаботился бы ты о своем протеже.
— Это об ком? Ты про Тихановича что ли? А что с ним?
— Да по неровному он ходит. Как бы не споткнулся.
— Не понял. Предлагаешь мне лопату взять да дорогу перед ним ровнять?
— Уж не знаю. Ты за него хлопотал, полковник, значит, твоя забота, не моя.
— Ладно, давай без фигуральных выражений, что за претензии к нему опять?
— К нему претензий нет. Ты сказал — мы не трогаем. Тем более, что мужик он правильный, с понятием. Но к корешу его у нас большая предъява имеется. Вот тут-то и мешается твой Тиханович не в свое дело. Убери ты его от греха подальше.
— Это куда я его убрать должен?
— На другую зону переведи.
— О, как! Вот так даже? Тогда давай начистоту — что там у вас за дела и чему Тиханович мешает?
— Кореш у него… Сильно плохой человек, много хороших людей обидел. Велено спросить с него, и он об том знает. И Тиханович твой знает. И глядит за Седым… как приклеенный ходит. Знаешь, полковник, выпустил бы ты его по условно-досрочному. Сам говорил: пусть живет да детей плодит. Вот и отпусти. Пусть в свою деревню едет. Нарушений у него нету. А сейчас так и вообще, они с корешем такие примерные стали… Им заварушка не нужна, знают, что в драке чаще всего лишнего-то и убирают.
— Про условно-досрочное я и сам знаю. Да только рано ему по УДО выходить, он положенную часть срока еще не отсидел. А кореш его кто, говоришь?
— Седулов.
— Седулов… Седулов… А, так он же за хулиганство сидит. Какие у вас с ним счеты могут быть?
— Полковник, ты бы не вникал в эти дела, а? Я тебе от души советую. Зачем тебе лишнее знать? Я ведь мог тебе вообще ничего про это не говорить, решать свои дела и всё. А уж побочные явления… так вон хоть лекарства возьми — даже там побочные явления имеются, как неизбежное зло. Но ты меня лично просил за Тихановича — я твою просьбу уважаю. Хотя, как видишь, нам от нее больше хлопот, чем можно было ожидать. Но теперь на мне еще другая просьба висит… попросили устранить проблему, — и ты не хуже меня понимаешь, что я обязан это сделать.
— Вот что я тебе скажу, Савва Иванович. Пока Тиханович в лагере, приятеля его не трогайте. Сдается мне, твоя головная боль может моей стать, так что не надо с больной головы на здоровую перекладывать. Сам говоришь — он за друга горой стоит, так подумай, к чему приведет ваша разборка с Седуловым? Кирилл молчать будет или начнет виноватых искать? Мне такая цепная реакция в моей зоне даром не нужна. Так что Седулова не трогайте. Тиханович скоро уйдет, я обещаю. А Седулов — ну куда он денется? Ты понял меня?
— Понял, — без особого энтузиазма проговорил Куприянов. — Договорились.
Али и Кирилл продолжали жить с оглядкой, не доверяясь своим ощущениям. А ощущение было такое, что вроде как исчез повод для беспокойства, нечего стало остерегаться, но это-то и беспокоило: куда легче защищаться от зримой опасности.