Даша не ошиблась. Костя тоже испытал как будто облегчение. Он чувствовал, догадывался, что с Дашей не все в порядке. Надо было подумать об этом, разобраться в ситуации, которая теперь сложилась, но… Костя не хотел ни о чем таком думать. Он приходил с работы в свой дом, там ждала его любимая Дашенька, и этого было достаточно: дом, семья, Даша. Сейчас у него есть это. А как долго, насколько оно прочно… не важно. Сейчас — есть. Что у Кости в запасе? Часы? Дни? Он узнает про это и не задаваясь такими вопросами. Так к чему отравлять горькими мыслями этот короткий остаток? Костя жил сегодняшним днем. Сейчас в этом дне проявилась Василиса и расцветила его свежими красками, это хорошо и радостно.
Одновременно Костя не мог не понимать, что Даша едва ли разделяет его взгляд на сегодня и завтра. Нет в Даше той мотыльковой беспечности, которая позволила бы жить сегодняшним днем, отметая вопросы надвигающегося завтра. И еще разница между ними в том была, что Костя точно знал, каким оно будет — «завтра», потому и предпочитал о нем не думать. Даша же ни в чем не была уверена.
Василиса пришлась «ко двору» так, будто они всегда вот в таком составе и жили, большой и дружной семьей.
С ее появлением в доме Даша стала чуточку спокойнее, не торопилась с работы сломя голову, потому как получалось теперь, что Санек с Артемкой уж не безраздельно одной ей принадлежат, надо было чуточку уступить место Василисе. Даша видела, прабабка близнецов любит сердечно, искренне — так пусть потешится, побудет с ними, коль выпало такое счастье. Казалось бы, Даше могла быть досадна эта необходимость «делить» мальчиков с кем-то, могла ревность проснуться… Да ничуть не бывало! Наоборот, она радовалась и за Василису, и за мальчишек. Знала, что вот-вот прабабушка опять на неопределенное время расстаться с ними должна будет, а с Дашей они останутся долго… она боялась думать — «всегда».
Тема и Сашуня ходили за Василисой по пятам. А как могло быть иначе, если она горячо участвовала во всех ихних затеях, придумывала что-то увлекательное и необычное. То они втроем сидели в ворохе настриженной бумаги — чего-то вырезали и клеили. А то с хохотом и криками: «Ну погоди, бабушка! Ну, всё!» мальчишки закидывали ее воздушными шарами, а она в долгу не оставалась, вызывая неизменный комментарий Кости:
— Ну вы трое друг друга стоите!
Засыпали близнецы только под сказку Василисы. Причем персонажей сказки задавали они сами: «Бабушка, расскажи про волка и про зайчика… и еще про Красную Шапочку, про петушка, и про медведя и про машинку…» И Василиса «собирала собирушки», как она называла со смехом свои рассказки, вплетая в сюжет всех поименованных героев. Кстати, близнецы тщательно следили, чтоб кто-нибудь из сочиненных ими персонажей не остался бы не у дел.
Дашей же Василиса не уставала восхищаться:
— Слышала я, Дарья, что у тебя ручки золотые. Сколь раз слышала, и наши деревенские про тебя говорили. Но эт надо на себе испытать. Да умница-то ты какая! Цены тебе нет, Дашуня! Ты погляди, как ты мне все косточки-то размяла, хоть щас в акробатки! А я сколь мучилась! Ой-ё-ё-ёй! Дак ты прям костоправ, Дарья! Ты знаешь, как ценились костоправы-то ране? Кажный день очередь стояла, за сколь километров к деду какому-нибудь ехали! А вот ты костоправ и есть. Ну умница, ну ручки золотые! Да кто ж тебя надоумил-то таким нужным делом заняться?
И с Костей у Василисы нашлась общая «тема», которая их сблизила: любовь к долгому, обстоятельному чаепитию с неспешным душевным разговором. Причем качество такого чаепития измерялось вовсе не количеством опустошенных чашек. Куда дороже был разговор под чаёк. Чаевничать они могли в любое время. Стоило Косте сказать: «А не попить ли нам чайку, Василиса?» как та уж ставила чайник на плиту. Или Василиса первая вопрошала: «Костик, ты как насчет чаю?» Вопрос был чисто риторическим, посколько на это дело Костя был как пионер — всегда готов!