Холодная осенняя ночь вползала незаметно, вытесняя вечер. Она была непроглядно темна еще и оттого, что земля обнаженно чернела, ожидая, когда зима нежно укроет ее легким снежным пухом. Хоть морозец уже крепко сковывал лужи и раскисшую землю, по утрам серебрился иней, но снега еще не было. Пролетали редкие снежинки, опускаясь на землю, терялись, пропадали.
В Кирином доме Даше нравилось все. Даже удивительно было: насколько чужим и временным казался ей Костин дом, настолько уютно, тепло, по-родному чувствовала она себя в этом доме. Нисколько не тяготило ее, что и печь надо топить, что вода не из крана течет, а надо качать ее из скважины, что пробил Кирилл в огороде за домом… Она уже давным-давно любила этот дом и все, с ним связанное. Даша по-особому, с любовью смотрела на полки для обуви, которые Кирилл смастерил сам. С нежностью прикасалась пальцами к маленьким ажурным рамочками, изготовленным, когда увлекся выпиливанием. В этих рамках стояли на книжных полках несколько фотографий, а еще, в такую же, только большую, было вставлено зеркало, висевшее на стене у входной двери. Дом хранил множество примет, где Кирилл приложил свои руки, и обволакивал его присутствием.
Мальчики спали. Даша, прибирая посуду, старалась не греметь, ходила по дому легко и беззвучно. Думала о Кирилле. Мыслями о нем была заполнена теперь каждая ее минута. Все остальное было фоном, текло отдельно, само по себе и нисколько не мешало. Таким же фоном, как глухой стук каблуков по застывшим колдобинам, прозвучавший за окном — по обочине дороги кто-то прошел, звук отдалился, затих.
Даша подумала, что так же точно могли бы прозвучать шаги Кирилла, припозднившегося из рейса. Сейчас открылась бы дверь и… Сердце пронзила ледяная игла. Даша застыла, прижав руку к груди. Боль была такой внезапной и сильной, незнакомой, пугающей, что она стояла, боялась пошевелиться, вдохнуть, боялась новой иглы… От ног поднялся озноб мурашек, волной прокатился до головы, до корней волос и показалось, что волосы зашевелились. «Кира… «— беззвучно шевельнула Даша губами. Осторожно, держась за край стола, она дошла до табуретки, осторожно села.
Странное состояние овладело ею. Четко осознавая, где она находится, думая, что надо дойти до тумбочки с лекарствами и поискать в коробке что-нибудь подходящее, но одновременно Даша была не здесь. Она твердо знала, что с Кириллом происходит что-то ужасное… и она должна немедленно что-то делать, чтобы отвести от него беду…
Она сползла с табурета на колени и начала молиться.
Истово бормотала слова… Не молитву читала, — выговаривала словами боль свою сердечную, страх безумный за любимого и мольбу о нем. Слезы беспрерывно текли по щекам. Даша закрывала глаза, зажмуривалась крепко-крепко и всем существом своим устремлялась с выговариваемыми словами к всемогущему, всесильному, кого одного только и оставалось молить…
Ночь пролетела — она не заметила. Не включись будильник, Даша не увидела бы, что тьма ушла из окон, они посветлели по-утреннему. Закрыла лицо руками и стояла, покачиваясь. Потом встала с трудом… потухшая, никакая. Машинально делала все, как во всякое утро, которые были до этого. Разбудила мальчиков, умыла-одела-накормила.
Когда привела их к матери, Мария удивилась:
— А детсад не работает что ли? Дашуня, да что это с тобой? Ты, никак, заболела?
— Мама, ты с мальчиками… мне надо…
— Погоди!.. Да что случилось-то?! Даша!
— Мама, я не знаю, что случилось… С Кирой… плохое…
— Ох ты, господи, ну с чего ты?! Не выдумывай, доча!..
Даша поморщилась, как от боли:
— Не надо… не говори ничего… ему плохо… — она повернулась к выходу.
— Постой? Что ты делать хочешь? Куда ты идти собралась? Приснилось тебе что-то?
Она только повела рукой отстраняюще, как будто даже говорить больно было.
— Не ходи никуда, это ведь с тобой нехорошо. Даша!
Но она молча затворила за собой дверь.
Единственное, чего она хотела сейчас — побежать, полететь немедленно туда, где был Кирилл. Даже к дому направилась, взять деньги, документы и на вокзал. Но десяток метров прошла и замедлила шаги… Ехать — это непереносимо долго ничего не знать. А ей надо знать сейчас, что там случилось нынче ночью? Иначе она сойдет с ума… Выходит, дорожка ей одна только, не такая уж дальняя…
— Олег… — Даша и не заметила, что сократила имя следователя вдвое.
— Дарья? — удивленно обернулся он. Враз увидел темные тени вокруг глаз, губы, как внутренним жаром обнесенные, болезненную бледность и такую безмерную усталость во взгляде… Удивление тотчас сменилось озабоченностью: — Что с вами?
Даша с трудом переглотнула, выговорила:
— Со мной ничего…
— Погодите, не будем в коридоре… Идемте ко мне.
Он налил стакан воды:
— Выпейте. Вот так. Теперь говорите, что у вас случилось?
— Не у меня, — опять повторила Даша. — У Кирилла. Сегодня ночью. Я чувствую. Знаю. Помогите мне… что там случилось?
— Даша… ну…
Крылов растеряно развел руками, встретился с ней глазами и слова о том, с чего она взяла, да откуда ему знать… куда-то пропали. Он замолчал и сел за свой стол. Покусывая губы, думал о чем-то, не глядя на Дашу. Потом придвинул пухлую, потрепанную записную книжку, начал листать. Взял чистый лист бумаги, что-то выписал из книжки… опять начал перекидывать листки… Даша не отрываясь, наблюдала все его действия. Смотрела так, будто вся ее жизнь зависела от этих пальцев, переворачивающих густо исписанные странички.