Я слушала Ральфа с сухими глазами, а сердце мое готово было взорваться, как будто там скопились все мои непролитые слезы и им было уже невмоготу там оставаться, они разрывали мне сердце.
Я всегда боялась расплакаться на людях, стыдилась, считала, что это ужасно некрасиво — искривленное лицо, дрожащие губы, мокрый, хлюпающий нос… Да так оно и есть. Но вот сейчас… как мне хотелось сейчас заплакать! Как больно мне было оттого, что я не могла плакать, излить свою беду слезами, облегчить хоть на чуточку тяжесть, что давила на сердце непомерной, черной глыбой. И что я могла сказать Ральфу на такие слова? Хоть сердце мое, казалось, спеклось с той удушающей глыбой, но само камнем не стало… И когда он повторил:
— Рут… прошу тебя… не отказывай…
Я закрыла глаза и кивнула.
— Рут… — голос его прервался, он сглотнул, опустился на колени, взял мои руки и прижался лицом к ладоням.
Потом я почувствовала, как горячие губы благодарно трогают их. Ральф поднял лицо и почти прошептал:
— Спасибо, любовь моя…
Глаза его… мне ли не знать глаз, в которые я столько бесконечных дней всматривалась то с лихорадочной надеждой и мольбой, то с вопросом, то пытаясь ему сказать, объяснить самое важное, главное… Но в это мгновение глаза его были другими, незнакомыми. Они сияли от радости. В самом деле, сияли. И их светом как будто высветилась мне суть происходящего — ведь об этом вот я и мечтала: чтоб Ральф был всегда рядом, чтоб не сходить с ума от страха его потерять… И во мне вдруг поднялась такая волна ликующей радости, такой всепоглощающей благодарности к нему… тугой комок подкатил к горлу, и я прижала к нему руки, потому что стало трудно дышать.
— Рут? Все в порядке?
Я закрыла глаза и кивнула. Как я хотела, чтоб лицо мое передало хоть малую часть того, что я к нему чувствовала сейчас! Рассказало бы, как я благодарна Ральфу за его жертвенную любовь и заботу, за бесконечное терпение. Но я знала слишком хорошо, что лицо мое лишено всякого выражения и получше всякой маски скрывает подлинные чувства и эмоции. Я протянула руку и провела тыльной стороной ладони по щеке Ральфа, рука моя дрожала. Ральф накрыл ее свой и, закрыв глаза, прижался к моим пальцам. И вдруг прошептал:
— Я все понимаю, Рут…
О чем он?.. Нет, наверно, я поняла, но не поверила в это. Неужели он говорит о том, о чем я как раз в эту минуту думала?! Чтоб он понял, что происходит в моей душе! Разве может он так понимать про меня?
— Я хочу поцеловать тебя…
Я несколько мгновений смотрела в его глаза, потом перевела взгляд на губы, и сердце обморочно замерло от желанного их прикосновения. Я забыла, как непослушны мои губы, и потянулась к Ральфу навстречу. Уже потом, позже я думала о том, что будь его поцелуй страстным, я бы, забыв обо всем, захотела бы ответить ему, и мои собственные губы вернули бы меня к реальности, жестоко отрезвили бы.
Но поцелуй Ральфа был почти целомудренным. И одновременно — потрясающе чувственным!
… Он бережно коснулся своими губыми моих губ, и от их нежного тепла во мне разлилась такая расслабляющая волна, что прервалось дыхание. А он бережной лаской медленно скользул к уголку губ, по щеке, трогал короткими легкими поцелуями мои щеки, глаза, виски, волосы… Его руки ласкали мои плечи, шею, затылок…
Я таяла в этой нежности, бережности и теплоте, я задыхалась в своей немоте, в мучительной невозможности прошептать хотя бы его имя… И была благодарна, когда Ральф с напряженной улыбкой, но мягко отстранил меня, хрипловато проговорил:
— Я хочу выпить с тобой шампанского, любовь моя.
В тот вечер Ральф был так нежен и чуток, его любовь окутывала меня столь ласковым теплом… Мое сердце, так долго стывшее в тревогах и сомнениях, в страхах, бессилии, теперь согревалось в этом тепле, мягчело, и это было счастье.
Понимаю, что ему это не легко далось, но дальше ласк Ральф не пошел. «Никакого секса!" — заграничные врачи особой деликатностью не страдали, здесь было принято называть вещи своими именами — даже онкологическим больным без всяких обиняков говорили их диагноз. Не знаю, может, это в какой-то степени и правильно, но индивидуальный подход к больному человеку — это не про здешнюю медицину. К счастью, ничего рокового мне пока не сказали. Наоборот, уверенно говорили, что у меня все будет хорошо, даже и детей могу иметь при желании… Но всему свое время, не надо торопиться.