Дверь в квартиру Славского была приоткрыта, и едва Глебов вышел из лифта, на площадке появился Антон.
— Ну, наконец-то, хоть одна живая душа, — удовлетворённо проговорил он. — Вы куда подевались, соседи?
Глебов крепко пожал протянутую руку и с тоской подумал о том, что предстоит сейчас. Антон был весёлый, оживлённый, и искренней была его радость! А Виталий знал, что через минуту от этого и следа не останется.
— Ты куда семью дел? Алёшка где? Кира?
«Сказать, что отдыхать отправил?»
— Проходи.
— Соскучился по вас, Глебовы, спасу нет!
— Вроде уж давно отпуск твой закончился.
— Я его продлил. Там дел — прорва, а когда ещё выберешься теперь? Вот и решил все их переделать.
Выгоревшие, как лён волосы, были резким контрастом загорелому лицу.
— Ты будто с курорта.
Ох, и здорово в деревне! Курорта не надо. Ягоды, овощи с грядки, огурцы в пупырышках. Ты хоть помнишь, что на огурцах пупырышки бывают? Слушай, я уже три раза спросил, где Кира с Лёшкой?
— Алёша у бабушки.
— А Кира?
— Уехала Кира.
— Без вас? Куда это? — всё ещё весело удивился Антон.
— Не знаю.
И тишина звенит натянутыми, как струны, секундами. И вместо радостного оживления — растерянное предчувствие беды.
— Что случилось?
— Мы… поссорились. Кира уехала неизвестно куда. Сейчас я пытаюсь её найти.
— Что ты ей сделал? — в глазах Славского мелькнула неприязнь.
Виталий молчал, не отводил глаз. Антон отвернулся, не глядя на него, спросил:
— Ты виноват?
— Да.
Славский ожёг его взглядом, сжал губы, только крылья носа дрогнули. Помедлив, спросил:
— Когда она уехала?
— Её нет второй месяц.
Это сразило Антона. Было ещё что-то легковесное, пустячное за словами — поссорились, уехала… Ну, уехала на три дня к родственникам. Второй месяц — за этим стояло что-то, что не умещалось в сознании Антона. Что должно было случиться, чтобы Кира оставила сына, Виталия? Что он мог сделать такое? Что бы ни сделал, Алёшу она не оставила бы… А если… не он? Как-то он согласился… слишком быстро.
— Кира не могла сделать ничего плохого.
Глебов вздохнул, опустил голову, глухо проговорил:
— Она совсем уехала, Антон. Я второй месяц ищу, и всё впустую.
— Мы найдём, — тихо проговорил Антон.
Около двух недель Светлана была связной. Виталий почти всё время был в разъездах, но вечером обязательно раздавался длинный требовательный звонок, и Светка повторяла ему неизменную фразу: «Результата нет». Неизвестный информатор был предельно краток. Но последний разговор с ним получился неожиданно длинным.
— Барышня, Глебов не вернулся?
— Нет.
— Значит, придётся тебе взять на себя труд огорчить его. Пустышку тянули. А у него как?
— Было бы удачно, так наверно сообщил бы, чтоб пустышку не тянули.
— Логично. Чего-то он не додумал. Ну, передай, пусть о расчёте побеспокоится.
— Какой расчёт? За что?
— За хлопоты.
— Ни фига себе! — хамовато возмутилась Светка. — Ничего, может, и не делали, а расчёт подавай! Нет результата — нет оплаты.
— Пусть пока фрукты готовит, а там разберёмся.
— Ты что, больной? Он не в Средней Азии живёт!
В трубке послышался смех.
— А ты бойкая барышня. Ты что, любовница Глебова?
— Дурак, — оскорбилась Светка. — Подруга я.
— Да это вроде одно и то же. Правда, звучит поблагороднее, но кому как нравится…
— Кирина подруга!
— А-а, в таком случае, извини. Ну, так нам стоит тогда познакомиться, как ты думаешь?
— Щас, бегу и падаю. Чего это разговорился сегодня? Я думала, с автоматом разговариваю.
— Что ты, я нормальный мужик. И может, мы созданы друг для друга? Давай, проверим.
— Обойдусь. У меня, между прочим, муж есть.
— Что это мне одни пустые хлопоты выпадают?
— А ты кто, приятель Глебова? Ты кто такой?
— Покров мрачной тайны на моём имени.
— Ну и сиди себе там, под покровом.
— Э-э, постой, запиши-ка новый телефон для Глебова, пусть позвонит. Пишешь?
Света чиркнула в блокноте.
— Кого к телефону-то попросить?
— Крёза, любознательная барышня, Крёза пригласить. Ты полагаешь, Глебов не знает, кому должен звонить? — Он хмыкнул, пошёл сигнал отбоя.
У Светки трубка выскользнула из руки и грохнулась о стол. Света подхватила её, почему-то аккуратно протёрла и положила на аппарат. Потом упала в кресло и ошарашено проговорила:
— Ой, мамочки!
Вечером, как обычно, позвонил Виталий.
— Света, что нового?
— Звонил тебе этот… Сказал — пустышку тянули.
— Вот как, — упавшим голосом проговорил Виталий.
— Виталь, он телефон тебе оставил, о расчёте говорил.
— Это потом. Устал я что-то.
— Ты когда приедешь?
— Я из дома звоню.
Тут до Светланы дошло, что звонок был не междугородним.
— Ты вернулся?! Вот здорово! Приезжай к нам завтра, а? Мне что-то сказать тебе надо.
— О Кире?
— Да нет, не то…
— Хорошо, я приеду.
Дверь Виталию открыл Максим, крепко пожал руку, позвал:
— Свет, это Виталий.
Светка выбежала из кухни.
— Ох, Виталя, хорошо, что ты вернулся!
— Что ещё случилось? — нахмурился Глебов.
— Она со вчерашнего вечера на себя не похожа, — проходя в зал, сообщил Максим. — И молчит, главное, как партизанка.
— Виталий, этот твой приятель, — Света кивнула на телефон. — Он кто?
— Знакомый. А в чём дело?
— Крёз твой знакомый, да?
— Он тебе представился? — удивился Виталий. — Ну, Крёз, ну и что?
— Слушай, я ему нагрубила тут… Он ничего?
— Ты? Нагрубила? За что же он в немилость попал?
— Да ну… Может, палец о палец не ударил, а о расчёте речь заводит. Да ещё фруктами! Что за ерунда? Ну, я и отругала… Я же не знала, что он — Крёз!
— Ну, молодчина! — рассмеялся Виталий. — Светик, ты — прелесть!
— Ага… Я же боюсь теперь.
— Да брось, ерунда это. Или он плохое что сказал?
— Да нет, наоборот…
— Тогда чего ты всполошилась? Ну, Крёз. Тебе-то чего трястись? Крёз не уголовник, он деловой, а ты для него никакого делового интереса не представляешь. Разве бы я вас подставил, будь хоть малая опасность? Разумеется, лучше бы вас вообще не впутывать…
— Да я же не про то, Виталий!
— Забудь про него, хорошо?
— А он телефон тебе велел передать. Вот.
Виталий положил листок в карман.
— Виталь…
— М-м?
— Позвони сейчас.
Виталий посмотрел вопросительно.
— Ну… позвони сейчас, — не глядя на него, повторила Света. — При нас.
— Светка! — укоризненно одёрнул её Максим.
— Мне не все равно! — сердито повернулась к нему Светлана. — Виталий нам не чужой. А может, ему помощь нужна будет? Он же не попросит!
— Светик, посмотри, я уже звоню. Хоть помощи мне и не понадобится.
Трубку снять не спешили. Наконец гудки прервались.
— Это Глебов, — проговорил Виталий в молчание.
— А, здравствуй.
Светка моментально пересела поближе к Виталию. Он помахал рукой — удались. Она энергично замотала головой. Внушительный кулак супруга она решительно не заметила.
— Ну что, в пролёте твои мальчики?
— Увы.
— За качество ручаешься?
— Если бы сам работал, дал бы гарантию. Но всё, что от них зависело, сделали.
— Ну, что ж…
— Мне жаль, в самом деле. Где-то ты просчитался. Приходи, вместе мозгами пораскиним.
— Спасибо. Когда и где вручение грамот?
— Ты готов? Ну, предположим, вечером «У Сильвера» тебя найдёт Кочевник.
— Так он у тебя шестерит?
— Зачем так? Он не шестёрка, карьеру делает.
— Я бы на твоём месте не слишком этому радовался. Загадочный восточный человек. Впрочем, твои проблемы. — Виталий посмотрел на застывшую в напряжении Светлану. — Ты зачем мою помощницу напугал?
В трубке послышался смех.
— Понравилась — бойкая. Но любопытная.
— Здесь территория не твоя.
— Ну, извини. А она хорошенькая?
— Плохих не держим.
— Везёт тебе. Ну, свидимся, надеюсь.
— Как выпадет.
— Если помощь нужна будет, приходи, за так помогу.
— У тебя так не такой.
— Нет, правда. По натуре я альтруист и всю жизнь приходится ломать натуру.
— Спасибо. Я учту. Пока.
Виталий повернулся к Светлане.
— Вопросы есть?
— Как ты с ним… Ты его не боишься?
— Виталий, фруктов ты ему много должен? — тихо спросил Максим.
— Постой, — дошло до Светки. — Так это «лимоны»? Миллионы? Ты столько должен ему заплатить?!
— Вот это обсуждать мы не будем. Это мои дела.
— Ты что, Глебов?! Они же ничего для тебя не сделали!
Виталий поднялся.
— Извините, я должен идти.
Время текло необратимо. Почти каждый день приносил неудачу, а дней прошло так много, слишком много, столько, что Виталий уже старался не думать об этом — за столько дней он обязан был найти Киру. Но всё оставалось так, будто она только вчера ушла из дому. Записная книжка распухла от имён и адресов. Он знал уже, кажется, абсолютно всех людей, с которыми когда-либо соприкасалась Кира: одноклассники, сокурсники, даже квартирные хозяйки… Виталий чувствовал, что тонет в обилии имён и лиц, в мелькании вокзалов, аэропортов, городов… Он уже не знал, по времени какого часового пояса живёт. И всё с большей тревогой ощущал: упустил что-то важное, от чего всё идёт впустую. Долгими ночами без сна он снова и снова искал эту ускользающую деталь, пока совсем не переставал что-либо соображать. Но он продолжал цепляться за малейшую возможность. Казалось, что его энергии и силам нет предела в поисках хоть тонюсенькой ниточки, которая приведёт его к Кире. И только он один знал, как невыносимо тяжело терять драгоценные крупицы надежды; как устал он приходить к совершенно незнакомым людям, выдумывать что-то в объяснение своего визита, располагать их к себе — равнодушных, угрюмых, обозлённых на весь мир, подозрительных, всяких; улыбаться легко, в то время как сердце щемит от боли. Ему, а не кому-то другому с ненавистью смотрел в глаза Сергей, бросал в лицо безжалостные и несправедливые слова.
Домой он это не нёс — оставлял за спиной, к Алёше приходил с гостинцами, с подарками, весёлый и шумный, а сердце сжималось в предчувствии неизбежного вопроса:
— Ты один пришёл? А мама?
Он благодарен был Антону — тот стал незаменимым помощником. Всё свободное время Славский отдавал поискам. Он постоянно куда-то звонил, искал адреса, уточнял, добывал для Глебова информацию.
А в городе бушевала зима. Старожилы не помнили такой. Она началась неправдоподобно рано — ворвалась напористо, резко, будто только и ждала, когда с календарей упадёт последний осенний лист. В первую зимнюю ночь она насмешливо нахлобучила белоснежные шапки на вечнозелёные кустарники и деревья, набросила пушистые покрывала на зелень газонов. До середины декабря самоутверждалась, а потом затанцевала по городу метельно, торжествуя победу. Всю ночь ревело море, ярясь на неистовый ветер. К утру зима удовлетворенно затихла, разнежилась — столбики термометров робко приподнялись, потом осмелели, поползли вверх. Началась оттепель.
В один из таких дней Глебов сломался. Он почувствовал, что всё, выдохся. Он пришёл к финишу, потеряв надежду и смертельно устав. В тот день он напился.
Вернувшись с работы, Антон, как обычно, первым делом заглянул к Виталию, узнать, что дал прошедший день. У него давно уже имелся ключ от квартиры Глебова — мало ли какая информация могла понадобиться в любое время. Антон вошёл и замер — перехватило дыхание. Он услышал Кирин голос.
— …сам всё понимаешь… Если понадобится развод, под кассетником…
Антон сглотнул, прижался затылком к стене. Не Кира — только эхо её. Глебов никогда не упоминал о кассете. Стоя в тёмной прихожей, закаменев лицом, Антон дослушал до конца. Кирин голос затих. Его сменили невнятные, сдавленные звуки. Антон шагнул в комнату.
Глебов сгорбился в кресле, руки безвольно свешивались с колен, взлохмаченные волосы закрывали глаза. В комнате был разгром: на полу валялся растерзанный блокнот, разномастные бутылки, банки из-под пива, из распахнутого шкафа вываливался ворох одежды.
Антон собрал листки блокнота, поднял стул, сел.
— Эй!
Глебов не отреагировал. Антон пошевелил ногой пустые бутылки.
— Наверно, прямо с утра начал причащаться? Повод-то есть? — он взял с пола стопку, плеснул в неё. — За что пьём?
Глебов тяжело поднял голову, пьяно проговорил:
— За упокой души рабы Божьей Киры Глебовой.
Антон переменился в лице, замер на мгновение, потом резко выплеснул содержимое стопки.
— Идиот! Крыша поехала?
Виталий смял в руке лицо.
— Она умерла, я знаю. Только мёртвые не возвращаются. Она бы не смогла, вернулась бы…
— Замолчи!
— Чего ты орёшь на меня?! Может, ты знаешь, где моя жена? Скажи! — Глебов встал, его мотнуло в сторону, он уцепился рукой за штору, рванул её — штора с треском оборвалась, следом полетел карниз. — На кой чёрт мне всё это без неё?! Да гори оно!
— Успокойся, возьми себя в руки.
— Не хочу! Не надо мне ничего! — Он движением руки смёл со стены несколько картин, наступил на одну, с ожесточением провернул ногу.
Антон подошёл и с силой ударил его в челюсть. Глебов отлетел к дивану, рухнул на пол. Некоторое время лежал без движений, потом заворочался, тяжело сел, привалился спиной к дивану, осторожно потрогал челюсть.
— Ты ударил меня, что ли?
— Успокоился? — Антон поднял бутылку, из которой булькало на ковёр.
— Ты зачем меня ударил? — недовольно спросил Виталий. — Врач, называется.
— Вот как врач, я и прописал тебе успокоительное.
— Больно, дурак.
— Зато эффективно. Даже потрезвее вроде стал.
Глебов уткнул локти в согнутые колени, запустил пальцы в волосы, помотал головой. Антон сел на диван рядом с ним.
— Ну, чего ты? Кончай киснуть.
Виталий молчал, не поднимая головы.
— Слышишь, нельзя руки опускать.
— В розыск, что ли заявить? — глухо проговорил Виталий. — Пусть фотографию по телевизору покажут.
— Не надо. У вас столько знакомых… Кира не захотела бы такой славы. Если… — начал он и осёкся, поправился угрюмо: — Когда Кира вернётся, вам тогда уехать придётся из-за разговоров.
— Ну, и что мне делать?
— Начать всё сначала, самому. Тебе сердце должно подсказать. Только передохни, с Алёшей побудь. Вот праздники пройдут, и начнём всё сначала.
Совет Антона пришёлся кстати — Глебову требовалась передышка. Поразмыслив на трезвую голову, Виталий решил две предпраздничные недели посвятить сыну.
Они с Алёшей съездили на ёлочный базар, выбрали симпатичную пушистую ёлочку, потом наряжали её. Придумывали подарки для Клавдии, для дяди Максима и тёти Светы, для Танюшки и Антона. На несколько дней Виталий увёз Алёшку на высокогорную базу отдыха, и они вернулись оттуда загорелые и отдохнувшие.
Виталий водил сына в цирк, на весёлые праздничные представления, в снежные городки — кататься с ледяных горок. Каждое утро, едва проснувшись, Алёша бежал заглянуть к Деду Морозу под елочку — там его непременно ждал маленький подарок.
Днём к ним в гости приходили со двора всё Алёшкины друзья, и в квартире начинался кавардак. Доведя разгром до критической точки, и изрядно при этом проголодавшись, все шли на кухню подкрепиться, и у ребятни разбегались глаза от разных вкусностей.
Обилием впечатлений и удовольствий Виталий пытался избавить сына от горьких минут, когда малыш затихал где-нибудь в укромном уголке, «тайно» утянув туда альбом с фотографиями. Он не листал его — альбом всегда оказывался раскрытым на одной странице — с большой Кириной фотографией. Алёша водил пальчиком по маминому лицу, гладил его и шёпотом разговаривал с ней о чём-то. Виталий боялся этих минут.