Две трети тоннеля были расчищены. Андрей работал третий час. Поначалу холодная вода взбодрила, но исподволь подкрадывалась усталость, снова вернулась головная боль, дрожали руки, всё тело просило покоя. Теперь он действовал почти автоматически — перерезал ремни, и тяжелые мечи в ножнах, чехлы с арбалетами оставались на дне тоннеля. Андрей цеплял крюком освобожденное от оружия тело, ощупью отыскивал следующее, и снова — ремни, крюк… Когда набирал «гроздь» из десятка тел, тащил их к колодцу и по одному выталкивал вверх, в реку. Затем поворачивался и опять плыл в глубину тоннеля за следующими. И всё в кромешной темноте.
Через каждые три-четыре рейса он всплывал и несколько минут лежал на воде, глубоко вдыхал ночной воздух. А потом снова приходилось перестраивать организм на длительное отсутствие кислорода. В том, что это повторялось снова и снова, была опасность: мозг то получал кислорода в изобилии, то вновь вынуждено переходил в лимитированный режим. Это не могло проходить абсолютно без последствий. В работе организма начинались мелкие нарушения. Однако, здоровый и тренированный, он без труда справлялся с ними, включался процесс саморегуляции, и сбой внешне никак не проявлялся. Так было бы, если бы Андрей проходил, например, тестовые испытания в медцентре. Всё прошло бы замечательно, и доктора остались бы вполне довольны физической формой испытуемого и способностями, что он продемонстрировал. Но сейчас Андрей поставил себя в экстремальные условия, и многократные сбои в работе нейронов перешли в фазу измененного сознания. Наступал эффект, подобный опьянению. Неприятен и опасен он был тем, что мозг неверно расшифровывал поступающую к нему информацию. Становилось трудно контролировать себя и ситуацию.
Последняя треть, как и предполагал Андрей, оказалась самой сложной — трупы буквально закупорили тоннель. Сколько же их здесь было!
Время от времени Андрей связывался с Лиентой, стараясь в эти минуты с особой тщательностью держать свои мысли под контролем. Но, видно, это уже не очень хорошо получалось, потому что лугарин что-то почувствовал, настойчиво просил не прерывать связь. Андрей молча отключался, не вступая по этому поводу в дискуссию, — совсем ни к чему было посылать Лиенте непрерывный поток своих мыслей, который порой становился полубредовым.
И снова он челноком сновал по тоннелю, отыскивал в темноте неповоротливые, громоздкие тела. Он мог бы совсем закрыть глаза — темнее от этого не стало бы. Он терял ощущение верха и низа, должен был сосредоточиться, прежде чем плыть к люку — пропадало чувство координации в пространстве.
Андрей не заметил, в какой момент уровень воды в тоннеле начал понижаться. Он обнаружил это, когда неожиданно вынырнул на поверхность и в темноте увидел пятно света.
— Дар… — гулко разнесся неуверенный голос Алана.
— Это я, Алан.
— Дар?! Как ты приплыл?! — в еще большем изумлении воскликнул тот.
— Насосы не включай, я скоро вернусь, — Андрей снова ушел под воду.
— «Лиента.»
— «Дар!»
— «Я вышел к Алану, сейчас говорил с ним».
— «Всё? Ты сейчас не в воде?»
— «Я почти закончил».
— «Дар, выходи! Сделай как я прошу! Твои мысли, они не такие ясные, как прежде, я боюсь, ты потеряшь сознание. Выходи, заклинаю тебя всеми святыми».
— «Я устал, правда. Но это еще не край».
— «Ты не выдержишь, Дар! Если ты потеряешь сознание в воде, никто не придет тебе на помощь, мы не сможем!»
— «Ты напрасно беспокоишься, поверь мне».
— «Твое упорство уже нельзя оправдать необходимостью. Но оставь мне хотя бы мысль!» — тщетно взывал Лиента.
Проснулся Андрей в маленькой комнатке с жарко пылающим камином. Снова прикрыл глаза, припоминая события прошедшей ночи. Откачали воду или нет? Память, словно заблокированная, не давала ответа. А задвижку? Задвижку-то он перекрыл?
— «Лиента!»
— «Я слышу тебя, Дар!»
— «Я ничего не помню. Тоннель свободен?»
— «Да! Сейчас мы придем к тебе».
Андрей закинул руки за голову и с наслаждением потянулся, пробуждая мышцы к новому дню и новой работе. Сейчас же рядом послышался шорох, и перед Андреем появилась женщина
— Ты проснулся, Дар? — она участливо заглянула ему в лицо. — Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно!
— Всевышний дал мне радость первой из всех принести тебе мою благодарность.
Неожиданно для Андрея она встала на колени и прикоснулась лбом к его руке.
— Ох! Напрасно ты это… Не нравится мне, когда на колени встают.
— Но ты избавил моих детей от мучительно смерти, мужа — от горькой необходимости прервать их мучения. Позволь поклониться тебе за всех женщин, избавленных от страшной доли. Скажи, что я могу для тебя сделать?
— Ну… вообще-то я хочу одеться.
Женщина улыбнулась.
— Здесь твоя одежда.
Она вышла. Андрей, одеваясь, пытался всё же припомнить события прошлой ночи. Более-менее связные воспоминания были у него до того момента, как увидел фонарь Алана. Потом, кажется, переговорил с Лиентой. А дальше память выдавала отрывочные, бессвязные картины. Нет, про задвижку он всё же вспомнил, вспомнил, как трудно входило в пазы разбухшее дерево… Следом сразу же — другая картина: Алан, стоя по колено в воде, раз за разом окликает его, Андрея… Потом он задыхается в кашле… Выходит, все же хлебнул водички. И кто-то тащит его… М-да, это мало походило на триумфальное шествие победителя. А как на этой роскошной постели оказался, на белоснежной огромной шкуре, этого он уже совершенно не помнил. Ну и не надо, не суть важно, как он выглядел, главное — выполнил обещанное.
Стремительно распахнулась дверь и вошли Алан с Лиентой.
— Как ты себя чувствуешь? — лугарин озабоченно окинул Андрея взглядом. — Здоров ли ты?
— Разумеется, здоров.
— Ночью я не сказал бы это так уверенно. Может, ты напрасно поднялся?
— Да в порядке я. Значит, у нас всё получилось?
— Трудно поверить, но это в самом деле так! — восторженно проговорил Алан. — Я отказывался верить своим глазам, когда пошел в тоннель. Ожидал увидеть там гору трупов, а увидел только оружие — оно покрывало чуть ни всё дно тоннеля. Я уже начал бояться, что это сон. Ведь трупы юкки не могли раствориться, так куда делись?! Уже хотел щипать себя и тут увидел лугар. Лиента мне всё объяснил, но рассудок мой до сих пор отказывается понимать. Я до сих пор, хоть убей, не понимаю, как ты это все сделал.
— Каждый из нас делает то, на что способен, — засмеялся Андрей.
— Значит ты, Дар, способен делать чудо, — покачал головой Алан и Андрей не стал ни возражать, ни соглашаться. — Когда лугары пришли в крепость, даже дети уже не спали. Лугары принесли продукты, и женщины обнимали их, смеялись и плакали. Хотя вся благодарность по праву принадлежит тебе.
— Славой потом сочтемся. Мы еще не много сделали, люди по-прежнему в центре занятого врагами города. Давайте лучше о деле поговорим.
Устроив короткое совещание, решили, что надо спешно, но осторожно, выводить людей из крепости, пока ищейки герцога не разнюхали про подземный ход.
— Сразу всех вести нельзя, — сказал Лиента.
— Сделаем это в три, может в четыре приема.
— С каждой группой пойдут отряды прикрытия. Разведчик впереди, охранение по флангам, а сзади опытные следопыты будут маскировать след.
— Если случится наскочить на юкки, важно не отпускать живых, — с беспокойством проговорил Алан.
— Зто наша забота, — жестко бросил Лиента. — Я сам буду сопровождать каждую группу
— В таком случае я совершенно спокоен, — удовлетворенно заметил Алан.
— Тайну тоннеля надо сохранить от Гуцу как можно дольше, — сказал Андрей.
— Я думал об этом, Дар, — проговорил Лиента. — В джайве на подходах к тоннелю выставим посты. Но я хочу сказать о тебе. Ты должен дать себе отдых. Сейчас будет работа моя и Алана.
— Мне тоже дело найдется. Для отдыха еще не время. Я пойду в город.
— Но Дар!..
— У нас нет лишнего времени, я говорил тебе.
— Зачем в город?
— Мы не можем поставить крест на тех людях и даже не попытаться их спасти.
— Ты говоришь о горожанах?
— О тех, что в поселке, кто взят в заложники и заперт в ратуше.
— Да разве мы в силах помочь им?!
— Мы еще не пытались.
Алан покачал головой.
— Лиента рассказал мне о тебе. Но скажи сам — ты не юкки?
— Ты до сих пор не доверяешь мне? Нет, я не имею к юкки никакого отношения.
— Я только хотел услышать, что ты чужой среди них. Сколько раз ты бывал в городе? Два? Больше?
— Два.
— Ты, чужой, и очень заметный, дважды приходил в город и беспрепятственно уходил. Судьба слишком благосклонна к тебе. Не испытывай ее больше — мы очень легко можем потерять тебя. У Гуцу слишком ловкие шпионы, мы теперь это знаем.
Андрей подумал, что про службы Мастера Эри он сам мог бы многое рассказать Алану. Он обернулся к молчавшему до сих пор Лиенте.
— Что ты скажешь, вождь? Ты согласен с Аланом? Я должен поберечь себя?
Помедлив, Лиента сказал:
— Тебе не нужно наше согласие. Ты уже решил. Но в одном я уверен: если опасения Алана сбудутся, погибнут многие, у кого появилась надежда. Хотя они еще и не знают о ней.
— Значит, будем жить. Знаешь, Лиента, твоим воинам просто повезло, теперь я не позволю схватить меня так просто, — улыбка спряталась в глазах Андрея.
— Да, — засмеялся Лиента, — они, наверно, будут гордиться, что схватили Дара.
— Какую власть ты имеешь над юкки? — Алан не поддержал их легкомыслия. — Почему они подчиняются тебе? Может быть, у тебя есть знак какой-то особой власти? Кто дал тебе ее?
— Никто. Нет у меня знака. Просто я умею любого заставить исполнить мою волю.
— Любого?.. И Гуцу?
— Он всего лишь человек.
— Гуцу подчинится твоему приказу?
— Да. Но это бессмысленно. Он только наемник Наримы. За ним тоже приглядывают. Ты сказал про шпионов, Алан, — это служители очень сложного, очень мощного и потаенного формирования. Можно сказать, что на нем держится власть Наримы. Я могу пройти к Гуцу, могу заставить его снять осаду. Он даже попытается что-то сделать. Но с него тот час потребуют отчет об этом и если найдут, что действия не оправданы, а герцог упорен в своих намерениях, его уберут и появится другой «Гуцу».
— Наверно, ты прав. — Поколебавшись, Алан спросил: — А мне, или Лиенте… ты тоже можешь приказать?
— Я должен объяснять разницу между врагом и другом? — резко, вопросом ответил Андрей. — Могу. Но разве я помешал Лиенте, когда он велел спеленать меня ремнями?
В дверь негромко постучали, Алан вышел и вернулся с известием: наблюдатели заметили в трущобах какое-то странное оживление. Они втроем поднялись наверх, присоединились к мужчинам, тревожно всматривающимся в широкую панораму города. Андрей ладонью прикрыл глаза от солнца. Их интересовал дальний, убогий район — утлое прибежище полупленников. На его кривых улочках то тут, то там мелькали красные плащи наемников. Андрей присмотрелся к одной такой группе. Насколько он мог понять, состояла она из офицера, двух солдат и человека в штатском. Вот они подошли к избе, пробыли там недолго, пошли к следующей. Они заходили в каждый дом, не пропускали ни одного. При этом жители вели себя достаточно спокойно.
— Перепись, — сказал Андрей.
— Что? — повернулся к нему Алан.
— Вот ответ на наш спор, как лучше использовать время. Гуцу зря его не теряет. Они составляют списки, готовят партию рабов в Регистан. Мы должны их опередить, если намерены спасти людей от такой участи.
— А если отбить их в пути? — спросил Лиента.
— К тому времени многих уже не будет в живых.
— Почему? Разве Гуцу не заинтересован отправить больше?
— Поверь мне на слово, ладно?
Андрей знал, как готовят конвои из непокорных земель. Такие районы тщательно чистят, чтобы не оставлять в тылу тлеющие угли ненависти, всегда готовые запалить огонь восстания. Этап готовили так: сначала тщательно составляли подробные списки, потом занесенных в них подвергали сортировке, отбирали хороших ремесленников, работоспособных мужчин и женщин, крепких, здоровых детей. Все остальные подлежали уничтожению. Ни Алан, ни Лиента ничего этого пока не знали — не было отсюда тотальных конвоев.
— Посмотрите, — показал Андрей, — если я не ошибаюсь, вон та длинная ложбина не застроена?
— Талая вода заливает ее каждую весну, — пояснил Алан.
— Значит, ночным дозорам нечего делать на этой пустоши, они ведь жилой район города патрулируют. Но посмотрите, она берет начало почти от подножия холма, а выходит к району, где живут сейчас горожане. Это же готовая дорога от трущоб до крепости.
— О чем ты говоришь, Дар?
— Если ночью по-тихому снять часть оцепления, через эту брешь трущобы очень быстро опустеют. Причем овраг тут же укроет беглецов. И по оврагу они подойдут к самой крепости. А уж тут будет кому встретить их.
— Всех?! Ты думаешь можно увести всех? — удивился Алан предложению Андрея.
— Да их там осталось меньше, чем здесь, в крепости.
— А посты? Они стоят слишком плотно. Один стон или хрип всё провалит.
— Об этом я позабочусь. Сложность в другом. Когда Гуцу убедится что городские выселки опустели… Что тогда ждет людей, что стали заложниками?
— Ты говоришь о тех, что взяты из семей, из домов в услужение юкки? — уточнил Алан.
— Да. Они рассеяны по всему городу. Работают в корчмах, на конюшнях, в мастерских, водоносами. Им не только ни гроша не платят, их даже не кормят. Кто на кухне или за скотом ходит, украдкой выбирают что-нибудь из отходов. Большинство и того не имеют. Боюсь, наутро после побега мы увидим их казнь тут, под стенами. Если допустим это. Но мы не можем заставить одних платить жизнью за спасение других. И еще около сотни в подвалах под ратушью. Там художники, камнетесы, оружейники… лучшие мастера.
— Дар! — Лиента с горечью смотрел на Андрея. — Мы не можем спасти всех. Ратуша — отдельная крепость, Дар. Она неприступна. Даже если бы мы решились штурмовать ее, мы только потеряли бы людей.
— Как бы мы ни хотели придти на помощь каждому, увы, мы не всесильны, — покачал головой Алан.
— Ратуша… Нет, людей терять мы не будем, — задумчиво проговорил Андрей. — Но там… Впрочем, пока не о чем говорить. Я хочу получше узнать о положении в городе. А вдруг откроется возможность, о которой мы тут не подозреваем. Схожу на разведку, потом будем дальше планировать со знанием дела. Но сегодня мне предстоит только легкая и безобидная прогулка по городу.
Лиента положил руку ему на плечо.
— Я скоро уйду с людьми в джайву, ты — в город. Обещай мне, брат Дар, что будешь осторожен. Я знаю одно — в городе тебе опасно.
— Я буду осторожен. Каждый из нас должен хорошо и спокойно делать свое дело и верить, что другой так же хорошо выполняет свое. Тогда у нас всё получится.
Солнце сгустком раскаленной плазмы замерло в белесом, выгоревшем от жары небе. Щитки и наплечники нестерпимо блестели и обжигали. Ни облачка, ни дуновения ветерка — пекло, как на жаровне.
Андрей не долго был в одиночество — почти с первых же минут к нему намертво приклеилась вторая тень. Это было нормально — отсутствие такого сопровождения скорее встревожило бы. «Отрабатывай хлеб, приятель. Только не потеряйся раньше времени».
На пару они обошли весь город. Андрей не пропустил ни одной закусочной, побывал в цирюльне, почистил сапоги у маленького чистильщика обуви, что сидел на углу, напротив ратуши. Всё это время он не выпускал из виду своего компаньона. Впрочем, забота Андрея была напрасна — тусклый, неброский человечек будто и вправду превратился в его тень, он не помышлял отлучаться.
Андрей таскал его по городу часа четыре. За это время спутник его заметно припылился, изнемогал от жары и всей страдающей душой жаждал одного — прохладного, затененного уголка и бутыль вина с ледника.
Зато Андрей время потратил не зря. Он выявил все места, где использовали труд горожан-заложников, он выполнил почти всё, что планировал на день. Теперь подошел черёд наведаться в злачное заведение Арка. Он оставил это на вечер, когда там соберется дичь покрупнее. Солнце висело низко над крышами, близилась ночь, суля желанную прохладу."В джайве сейчас сумрачно и страшная духота", — подумал Андрей.
— «Лиента.»
— «Дар?!»
— «Как у вас дела?»
— «Ведем третью группу. Тебе и Алану на завтра остались последние. У тебя всё в порядке?»
— «Да. Лиента, я хотел просить тебя… Завтра Совет. Постарайся сделать так, чтобы мне ничего не пришлось объяснять. Свою часть дела я выполню, а как — это мое дело».
— «Я понимаю. Не беспокойся. Мы не станем обсуждать то, что касается тебя. Хотя… Я и сам не всё понимаю».
— «Но ты не собираешься на всякий случай отстранить меня от дела? Посадить под арест, например?»
— «Неужели ты позволишь? — засмеялся Лиента. — Но скажи, неужели наши опасения оказались напрасными? Они до сих пор не обратили на тебя внимания?»
— «Ну что ты? Мы с тобой и вчера были на крючке. Один трудяга тащился за ними до самого оцепления».
— «За тобой следят? И ты так спокоен?»
— «Ты хочешь знать, что я собираюсь с ним сделать? Я не собирался тебя в это посвящать, но изволь…»
Андрей повернулся назад и пошел навстречу незаметному, какому-то пришибленному человечку. В глазах у того появилась некая суета, но деваться ему было некуда, и он продолжал идти, сближаясь с Андреем.
— Иди рядом, — приказал Андрей, когда они поравнялись.
Человечек немедленно развернулся кругом, даже с шага не сбился.
— Следишь за мной?
— Да, господин.
— По чьему приказу?
— Распоряжение Мастера Эри, господин.
— Ты сейчас забудешь всё, что собирался рассказать Мастеру Эри. К тому же ты до безобразия пьян, куда такому на доклад. Знаешь ведь, как Эри не любит, когда во время работы пьют. Ложись-ка вон в том тенистом местечке, там ты сможешь как следует проспаться.
Человечка вдруг повело в сторону, ноги неожиданно самым подлым образом утратили всякую надежность, при этом улица так же подло раскачивалась и ходила ходуном
— «Надо про нее непременно доложить, уж это я не забуду! Но — потом…»
Сосредоточенно и целеустремленно он преодолел несколько метров до забора и с блаженством рухнул в мягкую пыль.
Маленькая комнатка без окон с низкой, толстой дверью была территорией Особого Отдела по борьбе за порядок и благонадежность умов. Здесь за грубым дощатым столом стряпали уйму доносов, тут члены обширной секты слухачей, шпиков и соглядатаев отчитывались о своей работе, и решалась чья-то участь. Сейчас на массивном табурете неспокойно сидел человек. Вдруг он вскочил и вытянулся — дверь распахнулась, в комнату стремительно вошел Мастер Эри. Человек вытянулся еще больше. Эри сел за стол привычно, как за свой рабочий.
— Зачем ты хотел меня видеть? — отрывисто спросил он.
— Вы послали Плешивого следить за тем человеком, Мастер.
— И что же?
— Он лежит в сенях мертвецки пьяный.
— Офицер?
— Плешивый, мой господин.
— Что-о?! — Эри медленно вырос над столом.
В темном закутке на грязном заплеванном полу в самом неприглядном виде валялся спутник Андрея.
— Посади его.
Несколько минут Мастер Эри трудился не покладая рук, пытаясь привести в чувство своего, довольно способного и исполнительного агента. Но тот только невнятно бормотал что-то и всё норовил пристроиться щекой на сложенные ладошки.
— Совершенно пьян, скотина, — Эри брезгливо вытер платком руки и бросил платок на бесчувственное тело. — Но ведь не пахнет вином… Запри его. Как только проспится, доставь
ко мне.
Еще на пороге Андрей почувствовал на себе взгляд трактирщика, а в следующее мгновение тот, изобразив наиширочайшую из улыбок, заспешил навстречу клиенту. «Еще один охотник до чужих тайн, — подумал Андрей. — Этот — слуга другого господина. Но опять применять инверсию памяти… нет, неосмотрительно. Пусть докладывает, ничего лишнего он не сообщит. А ведь действительно — рад, будет с чем идти к хозяину, будет что продать».
— Истинный праздник для души, когда мое скромное заведение посещают такие Благородия! — с воодушевлением выдал трактирщик, и узкие глазки его совсем утопли в жирных складках. — Сюда, Ваше Благородие, не угодно ли сюда? Здесь вам будет удобно, мой господин и никто не помешает наслаждаться изысканным яством, которое вам не замедлят подать.
Андрею предложенное место было угодно — маленький стол стоял у стены поодаль от кухни и недалеко от стойки; с одной стороны кухонные запахи и жара не досаждают, а с другой — Арку удобно наблюдать и слушать, так что соблюдены интересы обеих сторон.
— Изволите отужинать?
— Чего-нибудь полегче.
— Сию минуту, мой господин, я лично вас обслужу!
Поначалу в зале было просторно и почти благопристойно. За окнами темнело. Мальчики засветили фонари. Народу прибывало, становилось все оживленнее. По тесному залу плавали сгустки непередаваемых ароматов: горелого масла, лука, кислого вина, нечистых, потных тел, уксуса, табака, сгоревшего в светильниках вонючего сала.
Разведчиков в свое время отучали от брезгливости, и Андрей не был привередливым, но сейчас всему он предпочел фрукты.
Духота усиливалась — в кухне на вертеле жарили барашка, и оттуда тянуло жаром. Лица окружающих лоснились, как смазанные жиром. Андрей потягивал холодное вино, отщипывал неторопливо виноградины. Откинувшись на спинку стула, он лениво осматривал зал — с его места он был прекрасно виден весь. Внимания заслуживали две компании. За большим столом гуляли офицеры довольно высокого сословия. Видно, расположились
они основательно — вино лилось рекой, мальчики не успевали уносить пустую посуду и ставить на стол новые блюда. Тут было шумно — они чувствовали себя хозяевами жизни и горланили об этом во всю глотку.
За другим столом, рядом, сидели пять уроженцев Нижнего Элька. Эти здоровяки казались еще огромнее из-за своих неописуемых нарядов. Они не признавали никаких одежд кроме курток мехом наружу и кожаных штанов, подбитых мехом. Видимо, только феноменальная выносливость спасала их от теплового удара. По бедрам они опоясывались широченными кожаными ремнями, изукрашенными всевозможными бляшками, инкрустациями и тисненым узором. Пояса эти походили скорее на гирлянды, столько всего на них было понавешано. По причине скупости и запасливости хозяев на поясах болтались кожаные мешочки с огнивом, запасным трутом, висели гребни, скребки для лошадей, металлические отполированные зеркальца, устрашающего вида обереги, чехлы с ножами и просто мелкие, приглянувшиеся вещички.
Эти люди были выходцами из кочевых племен, поэтому привыкли иметь при себе все нужные вещи, ну, если не все, то хотя бы те из них, которые можно разместить на себе.
С детства — прекрасные наездники, прирожденные воины, очень сильные физически, выносливые, мстительные, неоправданно жестокие, свирепые и своенравные. Среди наемников они были на привилегированном положении — гвардии Наримы. Но превыше всего он ценил еще одно их качество — собачью преданность. От них можно было не опасаться удара в спину. Тому, кого кочевники признавали своим хозяином, они становились верными до самоотречения, и не дай Бог кому-то обидеть их хозяина.
Они изредка бросали короткие взгляды из-под нависших надбровных дуг, перебрасывались редкими короткими фразами и мрачнели с каждым глотком вина. Они были особой заботой трактирщика, потому что обычно подобные застолья гвардейцев заканчивались пьяной сварой и кровью.
Оживление в зале нарастало в прямой пропорции к выпитому. Под потолком висело сизое облако, опускаясь все ниже, пламя светильников виднелось как сквозь дымку. Лица покраснели, голоса звучали громче, несдержаннее, из разных концов зала доносились выкрики, визг и хохот.
Офицеры за столом затянули песню — положили руки на плечи друг другу, раскачивались и топали ногами так, что кружки на столе прыгали.
Глаза кочевников наливались жаждой скандала.
Андрей решил, что уже достаточно почтил своим вниманием Арков вертеп и пребывание в нем можно завершать. На финал он оставил два дела: внедрить в подсознание одного из эритян закодированную информацию и наведаться на второй этаж кабака, куда время от времени уходили офицеры после коротких переговоров с Арком.
Андрей включил ТИСС, выделил мыслеимпульс одного из юношей, работавших на кухне, и приказал ему выйти в зал. Через несколько секунд появился высокий изможденный парень, и Андрей громко позвал его. У трактирщика, кажется, даже уши зашевелились.
— Ты, оглобля, где твоя сестра? — окинув юношу презрительным взглядом, спесиво промолвил Андрей в силу способностей едва ворочающегося языка.
— У меня нет сестры, господин.
— Что ты врешь, хамло?! Ты же сам мне ее предлагал!
— Вы ошиблись, мой господин, — тускло проговорил парень.
— Ма-а-алчать! — заревел Андрей.
Рядом, как из-под земли вырос трактирщик.
— Чем могу служить Вашему Высокородию?
— Ничем! Я сам буду его расчленять!— обиженно ревел Андрей, дергая рукоять меча.
— Осмелюсь напомнить Святейшему господину — негоже осквернять боевой меч кровью раба. Клянусь, негодяй будет примерно наказан, не угодно ли господину сказать, в чем его вина?
— Вина?.. Да, подай-ка еще вина!
— Да не введет во гнев Сиятельного господина моё скудоумие, не соблаговолите ли сказать, чем виноват этот ничтожный мерзавец?
— «Он виноват уж в том, что хочется мне…» — задиристо процитировал Андрей известного баснописца-землянина из девятнадцатого века, покачнулся и плюхнулся на стул, поэтому дальше продолжал прозой. — Но ты прав, не стану я его расчленять. Но прикажи ему не врать! — он снова взволновался и даже предпринял попытку вскочить, весьма, впрочем, безуспешную.
— Он солгал Вашей Светлости? О, прескверный! Клянусь, он очень скоро пожалеет, что появился на свет!
— Да, совершеннейший мерзавец! — пожаловался Андрей — Третьего дня этот подлец подошел ко мне на улице и предложил купить у него девицу, — сестру, сказал. Знаешь, — с нежностью улыбнулся он трактирщику, — она такая милашка. — Рука Андрея попыталась изобразить в воздухе волноподобную конфигурацию, потом он обиженно проговорил: — А теперь он мне врет, будто у него, э-э-э, нет сестры.
— Ах, мой благородный господин, я и сам с трудом различаю их поганые морды! Эти варвары все на одну колодку — длинные да косматые, не мудрено перепутать. Не гневайтесь, то не мог быть он, я их никуда не выпускаю, ни на шаг, они постоянно у меня на глазах.
— Теперь и ты врешь, — грустно констатировал Андрей.
— Да осмелюсь ли я?! Да чтоб мне провалиться!
— Да? — разочарованно и задумчиво промолвил «господин». — Тогда провались вы оба, коль от вас никакого проку нет.
— Опасаюсь вновь вызвать ваш благородный гнев, но не угодно ли господину подняться наверх? Там вы найдете то, чего ищете.
Андрей молча уставился в лицо трактирщику, потом изрек:
— Господину угодно.
Он встал, и его мотнуло в сторону, пришлось уцепиться за заботливого хозяина.
Спотыкаясь на узкой темной лестнице, тяжело наваливаясь на кабатчика, Андрей доехал на нем на второй этаж почти как на лифте и оказался в коротком коридорчике, куда выходило четыре двери. Трактирщик толкнул одну из них, и Андрей ввалился в маленькую опрятную комнатку. От окна к ним обернулась девушка.
— Убирайся, — буркнул Андрей, не глядя на трактирщика.
Для остойчивости он держался рукой за потолочную балку. Несколько мгновений девушка, не двигаясь, стояла у окна и смотрела на него. Она его ненавидела, вдрызг пьяного негодяя, и взгляд ее ясно говорил об этом. Но длилось это неуловимо короткие мгновения. Она улыбнулась, плавно пошла к гостю, положила руки ему на плечи.
— Мой герой жаждет отдохнуть от ратных подвигов?
У нее был очень мелодичный голос, как будто хрустальные колокольчики перезванивались, ее хотелось слушать. Тонкие пальцы с усилием расстегнули пряжку на плаще, и он упал на руки девушки.
— Над кем ты одержал сегодня победу? Успел ли омыть кровь невинных со своих рук?
Она была хорошей актрисой — язвительные слова звучали, как нежные признания в любви. Девушка не хотела отказать себе в этой маленькой мести. Захватчики редко знали языки покоренных народов, но все же риск был велик.
— Я знаю, что придет время, и проклятия всех твоих жертв падут на твою голову. Я это знаю. А пока — приди в мои объятия, усталый воин, как хотела бы я задушить тебя в них.
Пальцы ее тронули пряжку его пояса.
— Не надо, — сказал Андрей.
Она вздрогнула, медленно подняла лицо, оно становилось белым. Посмотрела в его совершенно трезвые глаза.
— Чего же ты хочешь?..
— Ничего.
Судорожно переглотнув, она проговорила:
— Я вела себя непочтительно. Накажи меня… мой господин…
— Не пугайся, я не собираюсь тебя наказывать. Я сейчас уйду.
— Уйдешь? — пальцы ее судорожно сжались на его рукаве. — Нет… пожалуйста! Посмотри, разве я не нравлюсь тебе?!
Она сорвала с себя платье, схватила руки Андрея, прижала к маленьким крепким грудям.
— Не уходи! — в отчаянии вскрикнула она. Руки ее скользнули по его плечам, дыхание коснулось шеи. — Побудь со мной хоть немного!.. Прости мне мою глупость… позволь искупить ее… О, какие у тебя плечи! Какой ты сильный и мужественный!..
Андрей разнял ее руки, поднял с пола свой плащ, укрыл им девушку.
— Зачем ты это делаешь? Если ненавидишь юкки, почему не радуешься, что я уйду?
Девушка стояла, не поднимая глаз, на скулах выступил румянец.
— Ты всё же зол на меня! — ресницы взлетели вверх, глаза были полны ненависти. — Ну же! Ступай! Жалуйся на меня этому толстому борову!
И сейчас же пожалела о своих слова, выражение ненависти сменилось отчаянием, на глазах выступили слезы, подбородок дрогнул.
— Довольно, успокойся, — Андрей обнял ее за плечи, прижал к себе. — Я не сделаю ничего, что пойдет тебе во вред. Но я не понимаю, отчего ты так взволнована. Мне кажется, не только из-за сказанного так опрометчиво? Ты боишься, что я слишком быстро покину тебя?
Она кивнула.
— Чем же это для тебя плохо?
— Значит, я плохо себя вела… не старалась понравиться…
— Тебя накажут? Наказание так пугает тебе? Вероятно, они придумали нечто ужасное?
— Да… Мне могут и не сделать ничего… Но на моё место приведут мою младшую сестру… Поэтому я не смею бежать отсюда, плохо работать… даже просто умереть…
Андрей молча провел рукой по ее волосам. Потом поднял с пола платье.
— Оденься.
Вздрагивая, девушка неловко натянула его.
— Как тебя зовут?
— Дэяна.
— Дэяна… Дэя… — Андрей тыльной стороной ладони провел по ее щеке. — Хочешь, я скажу тебе про твое будущее?
Она покачала головой:
— Его у меня нет.
— Есть. Я вижу его светлым. Мы скоро встретимся с тобой снова, но это случится уже не здесь, и ты будешь свободна.
Дэяна горько усмехнулась и покачала головой.
— Встретимся не здесь?.. Если угроза в твоих словах… то я в них верю.
— Нет. Попробуй услышать в них другое. Позволишь ли ты отдохнуть мне здесь? — Андрей кивнул в сторону кровати.
— Разве ты не понял, — я буду только рада, если ты не уйдешь сейчас же. Хочешь, я спою тебе? Или тебе не нравятся наши песни?
— Спой.
Девушка пела, аккомпанируя себе на кьяле. При чудном голосе она оказалась великолепной певуньей. Андрей позволил себе расслабиться и подумать о том, как невероятно всё изменилось в его жизни… Где-то далеко в глубине души его не оставляло ощущение нереальности происходящего. Что сейчас дома? Что делают Разведчики, обнаружив его исчезновение? И что они сейчас для него — прошлое, которое скоро будет казаться удивительным сном? Вернется ли он в свою настоящую жизнь? А эта? Она ведь тоже не галлюцинация. И может, эта и есть теперь его
настоящая жизнь до последних дней… Что делают ребята? А что делал бы он, потеряй любого из них? Поставил бы всех на ноги, развил бешеную деятельность… На них работали бы самые сильные мозги — человеческие и искусственные — в поисках выхода. Но была бы уверенность в успехе? Где тот выход? Есть ли? А если он наглухо захлопнул за собой дверь? Всё, довольно об этом. Сейчас много и другого, о чем надо подумать. На нем слишком много замкнулось, ответственность за слишком много жизней взвалил он на себя, чтобы теперь позволить себе расслабиться.
Андрей встал, и девушка умолкла, беспокойно подняла глаза.
— Тебе надо идти?
— Ты помни всё же, о чем я сказал.
В дверях Андрей обернулся, и взгляд, полный тоски, бритвой полоснул по сердцу. Он молча вышел.
В подсознании Дэи, как у того длинного парня, и десятков других пленников, с кем встретился сегодня Андрей, накрепко запечатлелся приказ, и в одну из ближайших ночей удар колокола разбудит заблокированную до поры память. Тогда они вспомнят встречу с вестником из джайвы, и будут знать, что в самый глухой час ночи должны вместе с товарищами пробраться к ратуше, где их будут ждать. Метод зомбирования был известен с древности и был положен в основу метода, которым воспользовался сегодня Андрей. Но люди, с которыми он работал, не стали зомби — они сделают всё совершенно сознательно, у них останется право выбора.
Андрей спустился в зал, водрузился на свой стул, далеко в проход выставив длинные ноги. Веселье было в разгаре. Воздух оказался настолько спертым, что в нем глохли голоса.
Можно было уходить и пора уже, но стоило потратить несколько минут, чтобы еще раз все хорошенько обдумать — не упустил ли чего.
В очередной раз звякнул колокольчик над дверью, и она с треском распахнулась. Втолкнув перед собой девушку, в дверном проеме появился молодой, щеголеватый офицер. Его захмелевшие приятели разразились приветственными криками.
— Торри, дьявол тебя возьми! Где ты шляешься? А? Вино едва не прокисло, пришлось его выпить!
— Где ты раздобыл эту дикарочку, Торри, черт! Бьюсь об заклад, он запродал душу ихнему Хозяину Ночи! Это он доставляет нашему Торри девку на каждую ночь!
— Торри, где ты ее взял? Я тоже туда хочу, чтоб мне провалиться!
— Пошли их всех в преисподнюю, Торри, и давай пить! Я на них на всех плу-ю… плю-ю, вот так, — тьфу!
Андрей почувствовал, как в груди разливается чувство горькой досады и вины — это была девчонка из джайвы, из ведуньиной избушки. Лейтенант Торри толкнул ее в спину, подошел к приятелям. Ему немедленно освободили место на скамье, поставили большую кружку.
— Штраф, Торри!
— Пока ты развлекался с девчонкой, мы едва не сдохли от жажды!
— Да в тебе уже никак не меньше бочонка! — расхохотался Торри. — А к девке я еще и пальцем не притронулся.
— Врешь! Ты, Торри, врешь! Ври тому, кто тебя не знает!
Лейтенант снова расхохотался, хлебнул из кружки и запустил ею вместе с содержимым в трактирщика.
— Что за дрянь ты подаешь, мерзавец?! Ты что, отравить нас хочешь этими помоями?
— Помилуйте, господин лейтенант! — ныряя под стойку, завопил Арк. — Я как раз собирался подать!
Через минуту он стоял перед столом с двумя большими бутылями темного стекла.
— Для вас, благородные господа, у меня всегда припасено кое-что особенное, — заговорщицки проговорил он. — Кто лучше меня знает ваш изысканный вкус?
Торри расхохотался, за столом возмущенно загалдели:
— Жирная свинья, почему ты поил нас тем пойлом?! Мы сейчас разнесем твою халупу ко всем чертям!
— Успокойтесь, друзья, — лейтенант Торри был в благодушном настроении. — Ночь только начинается, мы еще растрахаем у Арка все его припасы!
— Так, Торри!
— Друзья, у меня в глотке так же сухо, как в моей кружке!
О девушке на время забыли. Андрей смотрел на нее со смесью горечи и облегчения. Тяжело было видеть руки-плети в ссадинах и кровоподтеках, пустые глаза, бессмысленно вперившиеся в пространство. Куда девалась та яростная бунтарка? Что могло до такой степени сломать ее? И все же — вот она, живая, а значит, всё поправимо. Всё это время Андрей помнил о ней, и чувство вины преследовало его.
Андрей прикидывал, как лучше отнять девчонку у пьяных подонков. Никакого чародейства и близко быть не должно. Нельзя, чтобы к нему относили что-то загадочное, странное, нельзя слишком настораживать Гуцу. Но в таком случае — просто отбить ее на виду всего кабака? Хотя, связываться с офицерами-наемниками… дело столь же необычное, как чародейство.
Андрей пьяно повел глазами по залу. Один из степняков развернулся к своему столу спиной, оперся на него локтями и в упор рассматривал девушку. И еще одни глаза привлекли внимание Андрея: поодаль у стены замер мальчонка и тоже, не отрываясь, смотрел на нее. Андрей подозвал его.
— Кто она?
Помедлив, мальчик ответил:
— Господин Лана в прошлый раз увел… Это сестра его двоюродная. Адоня…
Андрей жестом отпустил его, прислушался. Лейтенант Торри рассказывал:
— … у речки пряталась, чуть не подстрелил. Потом гляжу — девка! Тут я оплошал — сдуру потащил с собой и наскочил на Глука. А он мне третьего дни лошадь в кости продул, я ее и продал тут же, отыграть не дал, он за это на меня злющий. Велел мне девку в спросную отдать, а самого послал к этим свиньям реестры писать. Целый день бесился, гонял, пока вахта не сменилась. Девку я, конечно, не отдал — чего добру пропадать. Если чего поспрошать, так это мы и сами могём. Мне ее Хорх припрятал, он нынче при ратуше службу несет.
— Эй, Торри! — окликнул лейтенанта степняк.
Тот обернулся.
— Что за нее хочешь? — медленно, косноязычно проговорил кочевник.
Лейтенант усмехнулся, перекинул ногу через скамью, оценивающе посмотрел на девушку.
— Что, Скирк, нравится?
— Коня хочешь?
— Завтра договоримся.
— Два коня.
— Э-э, Скирк, не заводись! Завтра она будет твоя.
— До завтра она не доживет.
— Ха! Ты бы ее утром видел! Бешеная кошка! Это она сейчас присмирела. — Торри обернулся к приятелям: — Хорх ее рядом с малярней закрыл, чтоб посмотрела, как разукрашивают строптивых.
Что-то хрустнуло. Андрей разжал пальцы — на стол посыпались черепки раздавленной кружки.
— Весело было, кошечка? — Торри встал. — У-у, глазищи-то! Пей! — он толкнул ей в лицо кружку.
Девушка отвернулась.
— Ишь ты, — усмехнулся Торри, — они не желают! Эй, Арк, фее свиней не нравится твое свинское пойло!
Вокруг захохотали, довольные представлением. Торри в один прием опрокинул вино себе в глотку, потом облапил девушку, притиснул ее к себе. Она придушено вскрикнула, выгнулась упруго и вдруг, вывернувшись, плюнула ему в лицо. У Торри от бешенства побелели крылья носа, тяжело дыша, он сжимал и разжимал кулаки. Медленно утерся. Вдруг круто повернулся к столу гвардейцев.
— А что, Скирк, хочешь ее здесь, сейчас?
Андрей обнаружил, что стоит позади лейтенанта, и когда тот обернулся к нему, резко ударил ребром ладони пониже уха. Торри без звука мешком рухнул на пол.
— Сидеть! — рыкнул Андрей и бешено повел глазами вокруг.
Наверно, пьяные интонации в его голосе ввели в заблуждение, а может, подвело рефлекторное неприятие всякого давления, но рука гвардейца с Элька поползла по столу к рукояти ножа. Молниеносное движение Андрея было столь неуловимо, что никто не понял, отчего вдруг взревела за столом гора меха и мускулов. Ближайшие соседи с изумлением увидели его растопыренную пятерню, пришпиленную к доскам стола его же ножом.
— Сказал — сидеть, сволочи! — свирепо прощедил Андрей.
Теперь никто не шелохнулся. Он взял Адоню на руки и неторопливо пошел к выходу, спиной чувствуя зал, готовый молниеносно среагировать на малейший шорох. Сзади было тихо.
Дверь за ним захлопнулась, и мгновенно движения его сделались четкими и стремительными. Он сорвал с коновязи уздечку первого попавшегося коня, хлестнул его — конь понесся вдоль улицы и исчез в темноте. Андрей едва успел метнуться за угол, прикрыть собой девушку, — дверь распахнулась, и вместе с толпой на улицу вывалился возбужденный рев.
— Тихо! Тихо! — гаркнул кто-то, и в наступившей темноте стал слышным приглушенный топот копыт.
— Живьем возьмем! — проревел тот же голос.
Несколько человек бросились по коням, упали в седла. Остальные еще постояли, поспорили: догонят — не догонят, и вернулись допивать свое вино. Перед трактиром никого не осталось.
В голубоватом свете луны Андрей увидел неправдоподобно белое запрокинутое лицо. Если бы он не поддерживал девушку, она сползла бы на землю. Он снял плащ, завернул ее.
Андрей нес ее через город, выбирая темные, безлюдные переулки. Внутри все дрожало от чувства ненависти и гадливости, которое охватило его в трактире. Тем бережнее прижимал он к себе свою ношу. ТИСС подсказывал приближение патрулей, и он вовремя сворачивал в переулок или подворотню, избегая встречи с ними. Но однажды свернуть оказалось некуда, и он остановился, укрытый только тенью. Андрей почувствовал, как обмерла девушка, даже дышать перестала, когда услышала всё ближе и ближе громыхание кованых сапог. Переждав патруль, Андрей шепнул:
— Не бойся, Адоня, они нам не опасны. Просто шумом дорогу нашу обозначать не хочется. Не бойся.
Руки ее напряглись, она отстранилась, пытаясь рассмотреть его лицо, коротко выдохнула:
— Ты?! — уперлась кулаками в грудь. — Пусти!
Андрей поставил ее на землю.
— Ты говорил, что не юкки!
— Сама подумай — стал бы я прятаться, будь одним из них?
— Я не знаю…
— Я очень рад, что снова встретил тебя. Когда ты ушла, я очень огорчился, я к друзьям собирался тебя увести.
— К чьим? — запекшиеся губы дрогнули в злой усмешке.
— К нашим. Я к лугарам шел.
— Что делать юкки у лугар? Только убивать?
Андрей посмотрел вдоль темной улицы.
— Может, в другом месте доспорим? Я иду в крепость, Алан меня ждет. Ты со мной?
Адоня молчала. Испуганная, голодная, измученная, она уже не понимала ничего, всего боялась. Она растерялась в мире, который только что был теплым, добрым. И вдруг и с ошеломляющей быстротой
сделался жестоким и кровавым, где было столько смертей, где надо постоянно убегать и прятаться. И всюду был страх. Растерянная, оглушенная, она потерялась в этом страшном мире, осталась одна и больше всего стремилась к людям — ведь не могли остаться жить только злые! Но где искать? Она была уверена, что в глубине джайвы есть люди, которые приняли бы и защитили ее… но она десять раз погибнет, прежде чем отыщет их. Каждую ночь в джайве она умирала от страха. Страх погнал ее к городу — привычному, где всё знакомо, но настиг и там: в городе оказалось еще страшнее… Теперь этот человек… Кто он? Почему он встречается, когда ей хуже всего, когда уже край — где плохо, там он… Он говорит — Алан, крепость, лугары… Какие желанные слова, в них сила, защита… Но его ненавистное снаряжение, один вид которого пронзает ужасом… Он ходит по городу среди юкки, сидит с ними, пьет вино… Вдруг она почувствовала, как на ее губы легли его пальцы, и тело его вжимает ее в стену… И тут же услышала грохот. Отгороженная широкими плечами, она ничего не видела, но, показалось, что цоканье копыт раздается прямо в голове, и она зажала уши, зажмурилась изо всех сил…
Потом ей стало просторно, и она услышала спокойный, насмешливый голос:
— Кажется, они всё еще нас догоняют.
Неужели ему не страшно так, как ей? Или — чего бояться своих?
— Не будем мешать им, а то улицы становятся тесными. Идем?
Он улыбается, он спокоен… Может, покой — это он? Адоня прерывисто вздохнула.
Луна то пряталась за облака, то неожиданно возникала в звездных оконцах, бледно высвечивала холм и безмолвную крепость на нем. Тогда на земле расстилались длинные тени. Увидев костры оцепления, Адоня испуганно прикрыла ладошкой рот:
— Как мы пройдем?!
— Тсс, — он сжал ее руку. — Ничего не бойся.
Он пошел, когда густое облако надежно укрыло круглый желтый глаз. Шел в рост, не таясь, прямо на холм. Адоне же хотелось припасть к земле, к траве, проскользнуть юркой ящеркой. Она сцепила зубы, уткнулась лицом ему в плечо. Каждое мгновение ждала окрика, вот сейчас… они не могут не видеть… Сейчас… Почему он даже не пытается идти скрытно, не таится? Куда идет? Может и не в крепость? Адоня чуть поднимает голову и холодеет от ужаса: юкки — вот, в нескольких шагах! Но они пропускают, делают вид, что не видят! Холодно… Кажется, она вся превратилась в ледышку.
Он прижимает ее голову к своему плечу.
— Не бойся.
Они доходят до рва, и тень крепостной стены надежно укрывает их. Он подает условный сигнал и снова — тишина. Вдруг оглушительно загрохотали цепи подъемного моста, и, будто только и ждали этого, истошно завопили внизу, у подножия холма, там, где костры; заметалось пламя факелов, заржали кони.
Мост еще не до конца опустился, когда Андрей прыгнул на него, вбежал в распахнутые ворота. Мост подняли, крепость снова замерла безмолвной темной глыбой.
Она в крепости, но и страх с ней… Алан! Он ничего не знает! Адоня метнулась к нему, лихорадочно, торопливо заговорила:
— Он шпион! Этот человек шпион! Они видели и не остановили его, пропустили! Они знали!
Адоне страшно обернуться и посмотреть на него, в его обезображенное злобой лицо… Но… почему в его лице нет и тени беспокойства? Страшное обвинение не пугает его? Почему?!
— Здесь нет врагов, девочка. Дар не шпион.
«Дар?..»
Он улыбнулся, снял шлем, встряхнул длинными волосами… Кто-то взял ее за руку, позвал: «Идем». Но она стоит и смотрит ему в спину — низко склонив голову, он исчезает за какой-то дверью.
Андрей с облегчением сбросил надоевшее снаряжение.
— Я рад, что ты снова здесь, — Алан испытывал огромное облегчение оттого, что закончились все его тревоги. — Но я не ждал, что ты так придешь, — он качнул головой в сторону двери.
— Я и сам рассчитывал возвращаться тоннелем, а с ней — куда через реку? Ты видел, в каком она состоянии.
— Я и не признал ее сразу — одни глаза остались, — Алан тяжело вздохнул. — Ион хороший кузнец был, отец ее.
— Убит?
— Не знаю. В крепости его нет, а коль так — или убит, или схватили. На воле они его не оставили бы, хороших мастеров хватали прежде всех прочих. Может, в ратуше, в подвалах. Поужинаешь?
— Нет, не хочу. Расскажи, как день прошел?
Разговор прервала женщина, осторожно заглянув в комнату.
— Что тебе, Доли?
— Не осталось ли у тебя крепкого вина, Алан? Беда с Адоней, как безумная она, плачет — успокоить никак не можем.
— Постшоковая реакция.
— Что?
— Я схожу к ней, — поднялся Андрей.
Женщина привела его в крохотную комнатку-келью. Еще в коридоре Андрей услышал надрывные крики и рыдания.
Девушка билась в истерике, и две женщины тщетно пытались удержать ее в конвульсивных судорогах. Повинуясь жесту Андрея, они быстро вышли. Он присел на кровать, обнял вздрагивающие плечи, прижал к себе ее голову.
— Адоня…
Она отталкивала его, пыталась отодвинуться, мотала головой, стряхивая его руку. ТИСС помог словам Андрея пробиться к ее сознанию.
— Успокойся, Адоня, не надо плакать. Уже всё прошло, ты не одна, о тебе будут заботиться и защищать. Не плачь, Адонюшка, забудь о плохом, это уже только воспоминания. Юкки теперь не достанут тебя, между ними и тобой толстые стены и умелые воины. Не надо плакать, маленькая. Хочешь, дам тебе слово, что никому больше не позволю тебя обидеть?
Мягкий голос обволакивает теплом и покоем, успокаивает… Подобно тому, как добрые материнские руки кажутся в детстве всемогущими, так и он заслоняет от страшного, обезумевшего мира. Показалось, — вот здесь, где этот голос, тут не может быть плохо… совсем не может быть плохо, потому что он так говорит… И плечо его — кажется, что не бывает ничего надежнее.
— Тебя мучают прежние страхи, Адоня, но они ведь уже в прошлом, надо их там и оставить. Ты сильная, я знаю, ты сумеешь прогнать их. Здесь им нет места. Ты среди друзей, здесь тебя любят и готовы разделить твою боль. Не бойся ничего, ты в безопасности.
Девушка длинно, прерывисто всхлипывала, как ребенок после долгих слез. Она и была ребенок. Андрей отстранил ее, хотел отвести с лица спутанные волосы. Но рука замерла на полпути — серебристой змейкой вилась седая прядь. Она сама откинула волосы, шевельнула опухшими губами:
— Говори еще… Это так хорошо… Я устала бояться… Говори… Я хочу тебе верить…
Андрей смотрел в подурневшее лицо, распухшее, в красных пятнах, сглотнул жесткий комок, сказал:
— Тогда поверь, что я друг тебе. Если станет плохо, я буду рядом. Ты никогда больше не останешься одна.
— Но ты должен бы очень сердиться на меня… — виновато проговорила она и снова прерывисто, со всхлипом вздохнула.
Он погладил ее по голове:
— Даже не и не думай об этом.
Она опустила голову и увидела свои руки, поморщилась:
— Здесь можно умыться?
Андрей увидел кувшин с водой.
— Хочешь, я женщин позову?
— Тогда я лучше грязная останусь, — улыбнулась она сквозь не просохшие слезы. — Побудь со мной, если можешь.
Андрей полил ей над лоханью, и она долго оттирала с рук грязь и засохшую кровь, плескала водой в горящее лицо.
— Когда ты ела в последний раз?
— Не помню… Что-то в джайве.
Андрей направился к двери, и она испуганно шевельнулась, будто хотела удержать. Он обернулся.
— Не уходи, — жалобно попросила она и виновато добавила: — С тобой мне не страшно.
— Я не ухожу.
Она жадно выпила принесенный бульон.
— Теперь расскажи мне про свои страхи. Чего ты теперь боишься, здесь?
— Не знаю… всего… Что они придут сюда.
— Здесь много мужчин, разве мы не защитим вас?
— Но мы не можем сидеть здесь до конца жизни, — серьезно посмотрела Адоня. — Скоро придет день, когда вы возьмете оружие и выйдите из крепости. И они убьют вас, потому что их много. И войдут сюда. Я не хочу дожить до того часа, не хочу видеть, как вас будут убивать, — голос ее зазвенел слезами. Андрей не останавливал ее, давая выговориться. И она справилась с собой, голос стал требовательным. — Ты сказал, что будешь мне другом.
— Да.
— Тогда, поклянись, прежде, чем вы откроете ворота…
— Постой. Дай сначала сказать мне. Завтра мы будем далеко отсюда. В крепости осталось совсем мало людей, почти все уже у лугар.
— Но как?! Подземный ход в джайву?! Он правда есть?! — загорелись радостью глаза Адони, лицо просияло.
— Есть. И тебе надо хорошенько отдохнуть, завтра понадобится много сил. Ложись-ка в постель.
Она послушно опустила голову на подушку, Андрей укрыл ее одеялом, присел рядом. Помолчав, Адоня спросила:
— Ты был в городе… Скажи, не знаешь ли чего о моем отце, кузнеце Ионе и брате, его Веско зовут? В последний раз я их видела, когда юкки повалили их и вязали веревками…
— Я не слышал о них, но если их взяли в плен, возможно, они в ратуше.
— Ратуша… — прошептала Адоня, и гримаса боли исказила лицо, глаза наполнились слезами. — Лучше бы им умереть в бою…
— Адоня?
— Я видела, как пытали… Там в стене щели пробиты, чтобы смотреть… Они так кричали! — зажмурив глаза, она затрясла головой. — Нет! Отец и Веско не там! Я не хочу!
Она снова была на грани истерики.
— Адонюшка, — голос показался чужим. Андрей положил ладони ей на виски. — Усни, Адоня, усни крепко и спокойно. Тебе ничего не приснится, и уйдут все тревоги. Спи, девочка.
Андрей тихо отнял ладони, и ресницы девушки медленно опустились, притушив удивленный и благодарный взгляд.
— Он снова приходил, Ваша Светлость, — Арк стоял в напряженном полупоклоне и обращался к затылку, торчащему над спинкой жесткого кресла.
— И что? Он снова показался тебе подозрительным?
— Больше, чем прежде, Ваша Светлость! — торопливо проговорил трактирщик
— Ну! — нетерпеливо подхлестнул голос.
— В прошлый раз он вступился за этих бездельников, а теперь отбил девку у лейтенанта Торри.
— Что ты мелешь, прохиндей! — раздраженно бросила Светлость. — Мальчишки от скуки поскандалили из-за девки, и ты летишь среди ночи поведать мне об этом?
— Дозвольте говорить, Ваша Светлость! — еще ниже сгибаясь перед затылком, взмолился Арк.
— Ну!
— Он вечером пришел. Один. Сел — ни с кем не заговорит и с ним никто — чужой. Долго сидел. Ужин попросил подать, а ни к чему не притронулся, вино только пил. Опьянел, понятно, в номер ему захотелось. И только это он назад спустился — Торри пришел и девку туземную приволок. Так, заморыш, смотреть не на что. Не знаю, уж, чем она Скирку с Элька приглянулась, только стал он ее торговать у Торри. Два коня аж предлагал. А она, хоть и дохлая, да норовистая оказалась. Торри приобнял ее, а она возьми да и плюнь, прямо в него попала. Торри взбесился, я думал — пришибет. Нет, зубами поскрипел и говорит Скирку — бери ее. И вот тут длинный этот… Как-то он так ладонью — по шее. Вроде и не сильно, а Торри свалился. Скирк было за нож хотел… и тут опять, разрази меня гром — не пойму, как этот длинный руку ему к столу пригвоздил. Ну, опосля, девку в охапку и за дверь.
— Хм-м, — проговорил человек в кресле и замолчал. Потом спросил: — Ну и что?
— Дак, Ваша Светлость… Если б только Ваша Светлость его увидала… И опять же — не знает его никто. А в крепости аккурат после этого шум был, вроде как впустили они кого.
Человек поднялся из кресла, зябко потер сухие ладони.
— Как он выглядит?
— Высокий очень. Я ему вот так, — Арк провел ладонью гораздо ниже плеча. — Плечи — во! Волосы светлые.
— Глаза? Цвет лица?
— Лицо загорелое, но светлее, чем у туземцев. Глаза не косые. По-нашему говорит, как мы с вами. Но и с ними — запросто. Видом благородный — в глаза посмотрит, аж к земле пригибает. И силы, видать, — не приведи господи испробовать.
— Да?
— Так Торри-то он как врезал — один раз и ударил, не замахивался даже. А тот мешком — хлоп!
— Ты забываешься, мерзавец! Ты кто? Быдло! Скотина! О ком говоришь? О доблестном офицере Его Сиятельства Святейшего Наримы Регистанского! — Светлость неожиданно перешла на фальцет. — Почему в голосе нет приличествующей почтительности?!
Трактирщик рухнул, как подкошенный, брякнув коленками о каменные плиты пола.
— Помилосердствуйте, Ваша Светлость! Я всей душой!.. Коли сказал не так — не злым умыслом, только по темноте своей дремучей и невежеству. Да и то сказать, не во гнев Вашей Светлости — под смертью хожу. Чуть что — за меч. Посуду бьют, утварь калечут — убытки одне.
— Про убытки ты врешь, — неожиданно спокойно проговорил его собеседник. — Небось, до последней монеты знаешь, сколько из казны в твой карман перетекло. Тебя если и прирежут, так из-за слишком толстого кошелька.
Рядом с трактирщиком тяжело звякнуло об пол.
— Ступай. Если он появится снова, доложишь немедленно.
— В тот же момент, Ваша Светлость, в тот же момент, — пятясь задом к двери, на ходу кланялся и бормотал Арк. — Премного благодарен!
Когда он исчез за дверью, хозяин снова расположился в кресле. Задумчиво перебирал янтарные четки. Одет он был скромно — в простое черное платье. Лишь одна деталь выбивалась из нарочито простого ансамбля — на груди, на массивной золотой цепи располагался золотой диск с выкованным гербом — символ герцогской власти. Храня святейшую задумчивость, молчал неуловимо и беззвучно появившийся в комнате высокий, чрезвычайно худой человек. Впрочем, в его ожидании не было ничего от застывшей напряженности Арка, — он стоял спокойно, в привольной, расслабленной позе.
— Вы все слышали, Эри? — не оборачиваясь, спросил герцог, будто присутствие Мастера Эри подразумевалось само собой.
— Да, Ваша Светлость.
— Вы занимались этим неизвестным?
— Персонально он не был выделен, — без заминки солгал Эри, уверенный, что нет надобности посвящать герцога во внутренние проблемы его хозяйства.
— Завтра я должен знать о нем всё.
— Слушаюсь, мой господин.
— Ступайте, Эри.
Солнце перевалило за полдень, когда они достигли поселения лугар. Пришедших встретили с радостью, приглашали в хижины, спешили приветить, накормить.
К Адоне подошла женщина, погладила по голове, взяла за руку, повела за собой. Адоня обернулась беспокойно, поискала глазами и просияла в ответ на ободряющую улыбку Андрея.
— Я всё же нашел ее, Лиента.
— Кого?
— Ту девушку из джайвы. Адоня ее зовут, она дочь кузнеца Иона.
— Иона я хорошо знаю. Где нашел? В джайве?
— В городе отбил у одного мерзавца. Она только день у них пробыла, но за этот день поседела.
— Я велю сестре позаботиться о ней, здесь ей будет хорошо. Вожди прибыли на Совет. Мы ждали вас с Аланом.
После духоты, скопившейся под плотным пологом джайвы, хижина Лиенты встретила приятной прохладой. Вожди приветствовали вошедших: Алана с теплотой и сердечностью, Андрея — с выжидательной сдержанностью. Подвинулись, освобождая им место.
— Благодарение Хранящему — с нами все, кто был на прошлом Совете, — проговорил Лиента.
— Мы должны сказать слова благодарности братьям-лугарам, — поднимаясь, проговорил Ставр, чье племя скрывалось в лабиринтах пещер. — Если бы ваше предостережение не пришло так своевременно, мало кто из нас пришел бы сегодня сюда. Наша благодарность твоим разведчикам, брат Лиента, — приложив руку к груди, он склонил голову, его жест повторили еще несколько человек, среди которых Андрей узнал вождей соседних племен.
Взгляд Лиенты остановился на Андрее, и тот едва заметно отрицательно качнул головой.
Лиента рассказал вождям о событиях последних дней, о том, что происходит в городе и о совете в доме Мотли.
— Я позвал вас, потому что нам нужен единый план, мы должны стать одной силой. В другой раз может не быть своевременного предупреждения, и юкки расправятся с нами по одиночке. Нужна согласованность всех действий. Все ли вожди согласны со мной?
Совет был долгим — слишком крутой поворот принимали события, и каждое из предстоящих дел требовало тщательной обдуманности и организации.
Лиента представил Андрея и сказал несколько слов о его участии в выводе людей из крепости. Но сам Андрей предпочитал молчать и слушать — он еще был чужим для большинства из них, и своим его сделают не слова, а дела. При этом он умело направлял обсуждения и решения: короткой репликой наводил на нужную мысль, либо Лиента облекал в весомые слова неслышное другим предложение Дара.
Совещание вождей подходило к концу, когда Ланга сказал:
— Если воля Благословляющего принесет нам удачу — что потом? Что мы скажем всем людям, которых приведем сюда?
— Мы будем драться, — жестко проговорил юный Иланд, предводитель охотников из стойбища Стонущих Камней.
Андрей вспомнил, что его отец недавно умер от ран, и сын до срока занял место вождя. Он был отважен и беспощаден к себе, но по молодости — горяч и азартен.
— Драться. Да, — поддержали голоса.
— Верно, — сказал Ставр. — Уведем жен и детей дальше в джайву, в самую глушь, где Гуцу их не достанет, оставим с ними десятка два охотников, а сами вернемся сюда.
— Еще надо разослать гонцов, узнать, что происходит вокруг нас. Надо, чтобы братья свободного Эрита узнали о нас, тогда к нам придет помощь.
— Я могу сказать вам, что происходит в Эрите, — негромко сказал Андрей, обвел взглядами повернувшиеся к нему лица. — Он обречен. Города и крепости уже пали и многие — без сопротивления. Не потому что сдались, а потому что не успели подняться, слишком внезапно все случилось. Вы можете отправить гонцов, но свободного Эрита они не найдут. Свободных осталось совсем немного — в крепостях подобных нашей. Но им не долго оставаться свободными.
— Как ты можешь знать? — нахмурился
Лиента.
— Я видел. Есть еще непокорные племена. Их спасает джайвы. Но джайва коварна. Увести беззащитных в ее дебри, — разве это спасение им? Там нельзя жить, дети не выдержат и нескольких дней.
— Чужеземец, ты среди нас лишь два дня, но берешься рассказывать о джайве нам, в ней родившимся!
— Я говорю правду.
— Дар, если нельзя укрыть людей в джайве, что, по-твоему, мы должны сделать? — спросил Лиента, который уже знал цену его словам.
— Я не хотел обсуждать это сегодня. Это преждевременно. Мое предложение покажется вам странным, если не сказать хуже. Но ты спросил, Лиента, поэтому выслушайте меня. Эрит пал. Здесь у вас два выбора: умереть или стать покорными. Но есть еще третий путь — найти новые, свободные земли и уйти, оставить эти захватчикам. Вы потеряете землю, но сохраните жизнь, людей, будущее, те есть — самое ценное.
— Ты не наш. Духи твоих предков не живут здесь! — запальчиво проговорил Иланд. — Тебя ничто здесь не держит. А я здесь родился, здесь умер мой отец. Почему я должен без боя отдать врагу мой родовой очаг? Разве мы трусы? Я не хочу бежать. Погибнуть, защищая свою землю, вот честь для воина!
— Погибнуть много ума не надо. Но разве жизнь твоя принадлежит тебе, а не тем, кого ты обязан защитить? Если твоя смерть станет им спасением, тогда честь тебе и хвала. Но если ты трусливо первым уходишь из жизни скорой и легкой смертью, чтобы не видеть их мучений — это только позорное бегство от своего долга.
Иланд вскипел, метнул злой взгляд:
— Как смеешь ты, чужеземец!..
Лиента поднял руку, прерывая гневные слова.
— Не горячись, отважный Иланд, мы собрались не для ссоры. Дар чужестранец, так. Но ни один из нас не сделал для людей больше, чем он. И для твоего племени тоже. Ты хотел благодарить моих разведчиков? Он всего один, — кивнул Лиента в сторону Андрея.
Взгляд Иланда стал удивленным. В следующую минуту он в смущении опустил глаза, приложил правую руку к груди в знак того, что винится перед Андреем.
— Пусть горе и гнев никому не туманит разум, — призвал Лиента. — Кто хочет еще сказать?
Какое-то время все молчали. Иланд высказал то, о чем так или иначе думал каждый. Андрей и не ждал их немедленной поддержки — на такое трудно решиться. Он не боялся ответственности за многие судьбы. Андрей Граф, командор Разведчиков-хронотрансаторов по должности и роду деятельности обязан был уметь брать на себя ответственность, какого бы масштаба она ни была. Он умел просчитывать и принимать решения, и уверен был, что не вовлекает этих людей в крупномасштабную авантюру, что цель достижима. История знает немало примеров тому, как целые народы вынуждено снимались с обжитых мест, кочевали в поисках новых.
— Скажи, чужеземец, — после долгого молчания заговорил Ставр, — если мы не примем твое предложение и решим драться, ты уйдешь?
Все смотрели на него в ожидании ответа.
— Мы будем драться вместе. Я не ваш, верно. Но по причинам, которые от меня не зависят, я не могу вернуться на свою родину. Поэтому я просил Лиенту принять меня. Каким бы не был ваш выбор — я с вами. То, что я предложил, считаю для нас единственно разумным выходом. Но обсуждать это сейчас не надо, мы все устали и слишком много впереди других трудных дел.
Да, дел было много, и большая их часть должна была спрессоваться в завтрашнем дне. Начнутся они визитом Андрея в ратушу. Позже, с наступлением темноты, в город просочатся лугары и начнут выполнять свою часть плана. Все, что можно было — продумали; что могли — предусмотрели, а неожиданности — упаси от них, милосердный Тау.